Русский стендап Геннадий Хазанов и Гарик Мартиросян — об истоках и языке стендапа

Этот материал впервые был опубликован в июльском журнале «Афиша».

Мартиросян: Жанр стендапа подразумевает всего две вещи: во-первых, человек говорит честно и от себя, а не пересказывает фантазии, которые придумал ему другой автор. Во-вторых, у него должна быть индивидуальность. Вот вы, Геннадий Викторович, яркий пример сочетания этих двух качеств.

Хазанов: Знаете, что я вам скажу? Я боюсь, что это будет носить нескромный характер. Мне давным-давно один человек задал вопрос: «Ты понимаешь, что ты в своем жанре — лидер?» Я говорю: «Вы думаете, вы мне польстили? А вы что будете чув­ствовать, если стометровую дистанцию у одноногих выиграете?» Он на меня по­смотрел: мол, ну все, крыша отлетела! Поэтому спасибо, конечно, за комплимент, что я такой первопечатник Федоров в стендап-комедии, но это, увы, неправильно. Родоначальниками жанра у нас были советские конферансье — они были обязаны общаться со зрителями, и импровизировали они много. Был такой Альберт Писаренков, который в 1987 году покинул Советский Союз. Он собирал рифмы из зрительного зала и потом читал буриме. Блистательно это делал, мгновенных реакций был человек. Однажды вдруг вопрос из зала: «А вы сами-то можете рифму при­думать?» «Могу». — «Придумайте к слову «Европа»!» Зал в экстазе... Ну Алик по­просил его подняться, дал знак, чтобы свет направили на человека, и говорит: «А вы сами знаете рифму к слову «Европа»?» Тот такой: «Зна-а-аю!» «Ну вот и садитесь на эту рифму!» Или, например, был Алексей Алексеев, который даже после революции выходил на сцену с моноклем. Вот он как-то говорит: «Добрый вечер, товарищи». И из первого ряда какой-то красноармеец кричит: «Гусь свинье не товарищ». Алексеев говорит: «В таком случае я улетаю!» Первыми стендаперами, конечно, они были. А остальные никакого отношения к понятию «стендап» не имели.

Мартиросян: Остальные читали заученные эстрадные монологи. Кто-то лучше, кто-то хуже, но это уже не стендап-комеди.

Хазанов: Не буду скрывать, я лично с большим скепсисом отношусь к отдельным исполнителям. Я как-то в Юрмале попал на выступление «Comedy Club». Масса зрителей, большая площадка. Вот вы, Гарик, выходите. И я вижу, как вы виртуозно крутите зал. Виртуозно! А рядом другой артист, не буду называть его фамилии.

Мартиросян: Да, этого не будем называть сейчас.

Хазанов: Я вижу, как этому второму дико дискомфортно, что одеяло на Мартиросяне. И он от бессилия начинает прибегать к ненормативной лексике. Я, кстати, хорошую цитату недавно вычитал: грубость — это остроумие дураков. Продолжалось это минут 45. Ну, думаю, все, ребята, закрываем лавку! Ведь раз между тобой и зрителями ничего нет, нет автора, нет редактора, тогда ты отвечай за свой поток! Стендап — это сложнейшая история. Я ведь не против мата. Я против немотивированного мата! Я сам долгие годы носил клеймо самого пошлого артиста на советской эстраде.

Мартиросян: Помню, у меня на кассете была ваша реприза про поход советской делегации в стриптиз. Единственное ваше выступление, которое я, к сожалению, не видел по телевизору, а только слышал.

Хазанов: А его никогда по телевизору не показывали. Меня из-за него даже однажды вызывали в горком партии — к человеку, который к тому моменту знал меня уже десять лет. Он был партийный функционер, обожал меня просто. До сих пор жив, старенький совсем. И вот он вызвал меня в кабинет, двери запер, у него тарелка с баранками стояла. Он прям взял баранку — и в меня: «Сука, как я тебя буду защищать, что ты делаешь! Читаешь эту пошлятину!» Я говорю: «Игорь Борисович, но она же смешная». Он: «Ну хрен с ней, что она смешная!»

Мартиросян: Мне, кстати, она не казалась никогда пошлой. В первую очередь — она смешная. 

Хазанов: Сам сюжет, что советские люди пошли на голых женщин смотреть, по тем временам был шоком. И этот грузин с вечно поднятым членом, понимаешь… Вообще, важна фильтрация — это годится, это не годится. Я в шестнадцать лет пошел работать на завод. И там был один мужик, который любил играть на баяне. Я попросил его мне аккомпанировать, а сам нашел литературный материал и решил выступить в кинотеатре «Ударник» перед сеансом. Выглядел я еще младше, чем на шестнадцать, кроме носа и глаз ничего не было. Я нашел такие стихи, где рассказывалось, как старый начальник влюбился в секретаршу, ее домогался, она отказала, он ее уволил, но тут вступилась стенгазета, и в результате начальника отправили на пенсию, а девица по-прежнему работает. Выучил, отрепетировал, вышел на сцену. Мне казалось: это просто супер. И вот я обо всем этом бойко спел, думал, сейчас будут бешеные аплодисменты. А среди тех, кто пришел на сеанс, была пара немолодых людей. Мужчина и женщина. Они смотрели на меня пристально, и когда я закончил, он так повернулся, глаз от меня не отводит, и я слышу — потому что тишина была вместо аплодисментов, — как он у нее спрашивает: «Как ты думаешь, это мальчик или карлик?» А мне казалось, что это супер.

Мартиросян: На нас очень сильное влияние оказала, естественно, школа КВН. Наша молодость была им заполнена полностью. Это очень весомая часть в юмористическом шоу-бизнесе отечественном.

Хазанов: Я думаю, что самая. Я когда-то сказал, что произошла кавээнизация всей страны. Причем я против самого КВН ничего не имею. Под кавээнизацией я подразумевал абсолютную депрофессионализацию. Понимаете, это ведь опаснейшая вещь, когда ты становишься узнаваемым буквально за пять месяцев.

Мартиросян: Да даже раньше. Крутые команды выступали в КВН один раз, на следующее утро — все.

Хазанов: Опасность какая: у хорошего артиста ограничители стоят, он не лезет на территорию за гранью хорошего вкуса, где уже начинается пф-ф. А есть люди, которые думают, что им все можно. Вот в «Comedy Club» есть какой-то дуэт….

Мартиросян: «Дуэт имени Чехова». Я хочу оговориться, что Пашу Волю и «Дуэт имени Чехова» зрители как раз любят больше всего. А у вас обратная реакция.

Хазанов: Конечно. Ребята, я ведь ни на что не претендую. Но именно поэтому я 35 лет назад и расстался с репризами. Я не могу отвечать тому, чего ждет новая генерация зрителей. Мы просто говорим на разном языке.

Мартиросян: Совершенно верно. Тот же Паша Воля — я был на его сольном концерте в «Крокусе» — разговаривает на одном языке со своими сверстниками. Он дико смешной для людей, которые ходят на его концерты.

Хазанов: Еще раз говорю: я вообще категорический противник запретов. Пускай жизнь сама отсеет. Мне могут сказать: «В таком случае вся страна будет смотреть «Дом-2». Вы не волнуйтесь, не будет вся страна смотреть «Дом-2». Но пускай, если кто-то хочет, смотрит.

Мартиросян: Дело в том, что молодые юмористы хотят все и сразу: «Вот я сейчас как скажу что-нибудь этакое, вдруг получится смешно». Я прочитал однажды книгу про Пикассо, так Пикассо уже в десять лет рисовал, как Рафаэль, и только потом уже придумал кубизм, пятое, десятое. Я юмористам советую сначала в традиционной среде достичь успеха, рассмешить зал, вызвать эмоции. А потом уже нарушать границы. Еще бывает подмена понятий, причем самая жесткая. Если команда КВН приносит шутку, а Масляков или редакторы говорят: «Уберите ее», то если в шутке, допустим, присутствует слово «правительство», сами кавээнщики считают, что это цензура, шутку вырезали только по этой причине. А в 99,9% случаев это происходит, оттого что просто очень глупая, тупая и не смешная шутка.

Хазанов: Есть гениальная фраза: актер, который целится во вкусы публики, может совершить самоубийство. Ты зависишь от успеха, публичные выступления — это вид рабства. И наше рабство особенно тяжелое. Ничто не разъединяет людей так, как смех, потому что он прежде всего направлен в голову, а не в сердце. А голова у одного такая, у другого сякая, что тут сделаешь? Я много лет, бывало, смотрел на артистов и думал: «Что он делает, ну как так можно?» А потом понял: какие у тебя претензии? Ты делал, что ты мог, он делает, что он может. Ему не кажется, что это плохо. Тебе кажется. Так не смотри!

Мартиросян: Кому надо, пусть тот смотрит.

Хазанов: Все равно Шубертом «Дом-2» не перешибешь.

Мартиросян: А самое страшное, Геннадий Викторович, это прослойка населения, она маленькая, которая и слушает Шуберта, и смотрит «Дом-2». Самые жуткие люди.