Эти люди не обязаны быть сумасшедшими: как я искал наивных художников

Я был маленький… ладно, я был уже не особо-то и маленький, просто у меня не было друзей, — в общем, каждые выходные я гулял с папой в лесопарке через дорогу от нашего дома. И каждые выходные мы встречали там старика с густой, абсолютно белой бородой, который трудился без устали. Он выкапывал молодые елки из темного подлеска, где они непременно бы погибли, и в шахматном порядке пересаживал их на просторные поляны. Казалось, что он проводит в лесу неделю за неделей и где-то там же ночует. В конце концов мы однажды подошли к нему. Имени этого старика я не запомнил. Зато я запомнил, что высаженные в шахматном порядке елки образуют энергетическую матрицу, которая впоследствии будет усилена посадкой в центре каждого квадрата яблонь. Эта матрица сконцентрирует энергию космоса, для того чтобы растопить лед на полюсах Земли и высвободить инопланетян, которые вернут к власти Чубайса. И тогда Россия заживет хорошо.

На самом деле меня не совсем про это просили написать. Я должен был написать о том, как я заинтересовался аутсайдерским искусством и почему полюбил его. Впрочем, могу сразу снять эту претензию: аутсайдерское искусство — это в первую очередь личности, судьбы и биографии, а само искусство уже потом. Если оно вообще имеет место. Поэтому я хочу говорить о людях.

«Аутсайд-арт» — это только одно, пусть и главное на данный момент, проявление моей любви к странным людям, которые делают странные вещи. В сознательном возрасте первым в череде знакомств с такими людьми стало знакомство с пенсионером Егорычем. В Перми его знают многие, а в определенных кругах (в основном эти круги состоят из отчаявшихся вульгарных женщин, насмотревшихся Геннадия Малахова) он вообще звезда. Так что я почти случайно наткнулся на информацию о нем в интернете. Егорыч — хозяин «Долины водопадов». Так называются несколько гектаров земли в лесу рядом с одним из сел Пермского края. Егорыч основал в «Долине» что-то вроде оккультного экологического заповедника. Он уверен, что его владения покоятся на трех древних пирамидах, построенных ариями. Что на территории «Долины водопадов» случаются волшебные исцеления, а виной тому — открытый им неизвестный ранее архангел. Помню, как Егорыч показывал мне фотографии, снятые со вспышкой у костра. Тыкал пальцем в прозрачный шар, какие всегда появляются на снимке, если перед объективом пролетает пылинка или искорка. Говорил, что это и есть архангел, а поскольку шар оказался у изображенного на снимке человека в районе паха, то архангел диагностировал ему скорый простатит. Все предсказанные архангелом болезни, даже тот же простатит, Егорыч лечил тут же — своими специальными заговоренными отварами.

Насколько я знаю, старик жив и здоров до сих пор — каждое лето к нему приезжают несколько десятков гостей, которых он учит общаться с природой и водит по туристическому маршруту, соединяющему придуманные им же языческие капища, волшебные ручьи, храмы Солнца и энергетические поляны.

После истории с Егорычем мне какое-то время не везло — все встреченные мной типы были глубоко вторичными, загонялись или в поп-эзотерику, или в теории вроде Носовского–Фоменко. Такие попадались мне, когда я работал в газете «Соль» и раз в неделю проводил уличные опросы. Тогда же я сделал леденящее душу открытие: каждый десятый случайный россиянин, к которому ты подойдешь на улице и спросишь о чем угодно, окажется абсолютно безумным.

А потом появился Саша Лиханов. Рассказывая о нем, мне трудно избегать книжных штампов, в искренность которых я сам раньше не верил. Но да, приходится произносить такое: это человек, который повлиял на мою жизнь. Поразил и изменил меня. Как-то так.

Я посвятил ему несколько публикаций и кучу постов. Я сделал ему выставку совместно с коллективом местного Музея советского наива, которому я, пользуясь случаем, хочу выразить признательность — просто за то, что там все «с подрубом». Я рассказывал о нем всем знакомым при каждом удобном случае. Я им просто всех задолбал. Вот и сейчас.

Саша Лиханов с родственниками живет в покосившейся избе в Карагае — это такая, если прямо говорить, дыра в двух часах езды от Перми. По виду Саша — деревенский люмпен. Сидел в тюрьме по причинам, которые я так и не выяснил. Подсел на героин. Потом что-то в его голове случилось, и героиновую зависимость вышибло зависимостью религиозной.

Он однажды увидел в «Школе злословия» Гельмана, впечатлился им и приехал на попутках в Музей современного искусства — подарить Гельману две самодельные скульптуры. Приехал к Гельману, а наткнулся на меня. Точнее, ко мне попали его безумные деревянные фигуры и самиздатовская библия в сорок страниц толщиной. Библию я почитал: она состояла из сотен однострочных заметок — пугающих и странных, а иногда, что самое удивительное, — умных и точных. Полистайте вот ее, там пары страниц достаточно, чтобы проникнуться.

Я встретился с ним в Карагае и узнал множество удивительных фактов. Саша общается с Христом, ожидает прихода Антихриста и Антибога. Голос Христа повелевает ему вырезать из дерева иконы и скульптуры, а также изрекает пророчества: например, о том, что ему нужно ехать в Питер и выступать там с концертами. Поэтому Саше нужны деньги, чтоб купить у соседа шкуру бобра и сделать из нее концертный бубен. У Лиханова нет интернета, компьютер девяностых годов, но на камеру в телефоне он умудряется записывать, а затем монтировать необыкновенные ролики с сюжетом. В Карагае он пытается вести просветительскую деятельность, расклеивая по столбам бумажки с надписью «Наказываю Зло. Темный сил» и своим телефоном. Из-за этих бумажек Сашу в Карагае бьют, а однажды чуть не убили, всадив нож под ребра. Он выжил, но обидчика ментам не сдал — потому что Христос велит прощать.

Вообще говоря, его заповеди и постулаты — это помесь христианских догм с блатными понятиями. Но поразил он меня не безумием, напротив — искрами удивительной адекватности и даже иронии. От него я услышал осуждение в адрес гонителей Pussy Riot («Это же юродивые, их надо любить», — говорил Саша, словно заправский публицист), слова о прощении и всеобщей доброте, да и вообще у меня сложилось впечатление, что Новый Завет он понимает и чувствует лучше, чем патриарх (что, в принципе, нетрудно, но все-таки).

Так мы общались с ним полтора года, провели выставку, заплатили гонорар. Этой осенью я снова приехал к нему в гости. Саша был чудовищно подавлен, и смотреть на него было жутко.

— Я упал. Я теперь падший, — сказал Саша, — для меня только тьма. Одна только тьма. Я не исполнил последнее Христово указание.

— Какое?

— Наказывать плохих людей.

— Как наказывать? — насторожился я.

— Бить. Я должен был их бить. Но я не сумел.

— Что у тебя, кстати, за синяк? — спросил я. У Саши был подбит глаз, он щурился из-за огромного, уже довольно давнего синяка, пересеченного глубокой царапиной.

— Упал, — сказал Саша.

В тот день я увез от него последнюю сделанную им скульптуру, самую тяжелую и сложную из всех. Шестиколесный танк, вместо башни у которого — черный вихрь, изгоняющий демонов. Демонов Саша из себя не исторг, но Бога своего потерял.

В промежутках были еще открытия и истории. Например, разговор с архитектором церкви в Мулянке, на которую во время прогулки по области случайно наткнулись мои друзья.

Автором этой странной постройки, как я выяснил, оказался пенсионер Александр Ладогин. Он работал при местном сельхозпредприятии довольно бессмысленным функционером и отвечал за снабжение конторы всякой символической ерундой — значками, медалями, красными корочками и прочим. В начале девяностых предприятие развалилось, и Ладогин не то повредился головой от огорчения, не то просто очень сильно заскучал без работы — весь инвентарь, вмиг оказавшийся совершенно никчемным, он притащил в свой частный дом. Красными корочками вымостил стены на кухне, значками украсил интерьер, а бюсты вождей пригодились в ландшафтном дизайне — они у него теперь в огороде торчат. А самое главное — с уничтожаемой фермы он вовремя эвакуировал (назовем это так) несколько десятков полукруглых стальных плафонов от ламп, под которыми когда-то прорастала овощная рассада. Соединяешь два таких плафона вместе — получается яйцеобразный купол. Крепишь сверху две перекрещенные железки — и купол становится церковным. Ладогин построил в болотистом овраге около дома странный, пугающий с виду, насквозь трухлявый сарай, на крышу которого водрузил десятки таких самодельных куполов. Вышло ужасающе — словно кладка болотного монстра на коряге.

Открыв для себя этого человека и его творение, я тоже очень порадовался. Мне вообще кажется, что я впал в странную зависимость от общения с такими людьми.

Сейчас я хожу в гости к двум пермским аутсайдерам, про которых мне рассказали в Музее советского наива и которым я тоже хотел бы сделать выставку. Пытаюсь наладить контакт с неким Гречкиным, сюрреалистом-параноиком, который живет в квартире с заклеенными окнами и уже несколько лет не выходит ни с кем на связь. Попросил художника Сотова (да, этого самого, который «Плохой/Хороший человек») прислать мне по живой почте фотки ранних работ, вступил с ним в переписку.

Опубликовал на фейсбуке пост с призывом помочь мне в поисках — в результате получил наводки еще человек на пятнадцать.

Правда, наводки в основном неточные, малоинтересные. Видимо, потому что я так толком и не смог сформулировать, кто именно мне нужен. Потому что и сам не знаю. Могу описать требования только от противного: эти люди не обязаны быть сумасшедшими. Они не обязаны быть художниками. Они не обязаны вообще иметь какое-либо определенное занятие. Да, безусловно, это должны быть люди со странностями. Но с другой стороны… Я не могу сказать, что в Егорыче, Саше, Ладогине или в том бородатом садоводе из детства меня привлекли только «странности» — это было бы скотское отношение к людям как к персонажам.

Просто в каждом случае было еще кое-что, еще одна деталь.

Старик-садовод — я вспоминаю его, когда хожу гулять в лесопарк. Хожу один и никого не встречаю; и отец уже умер, и старик этот, скорее всего, тоже, чего уж там. А на бессмысленных проплешинах вдоль просек кое-где растут здоровые красивые елки, которые уже стали выше меня, двухметрового.

Ладогин — я забыл сказать, что в его церковь ходят люди. Потому что в селе Мулянка нет больше церквей, кроме его лавкрафтианской постройки. Но людей, которые чувствуют потребность ходить в церковь, ее внешний вид не отпугивает.

Егорыч — это больной старик, который не может быстро передвигаться. Но каждое утро и каждый вечер он обходит свою психоделическую страну, убирает мусор, обустраивает места отдыха и вообще содержит в образцовом порядке гектары леса, который любят люди.

А Саша — проповедник добра. Отвратительно звучит, ну и наплевать. Я-то знаю, что он при всем своем помешательстве важнее и умнее своих нормальных земляков, от рук которых он страдал только потому, что на свой манер пытался напомнить им христианские заповеди.

Я дорожу тем, что мне удалось узнать этих людей. Но когда я думаю, для чего это мне, я толком не понимаю. Может, потому что это одно из немногих занятий, которые в принципе имеют смысл, — найти другого (выделил бы это слово курсивом, если бы не боялся патетики). Искать постоянно, не останавливаясь ни в ближнем кругу, ни в зоне комфорта, ни даже в большой любви, а просто все время искать. Для себя, для тех, кто отыщется, и для тех, кто об этом узнает. Но это уже лирика.

Встреча с Сашей, которую я описал выше, оказалась на данный момент последней. Неделю назад я нашел в «ВКонтакте» его родственника и узнал, что Сашу положили в психушку, держат там и не планируют выпускать. Родственника это не особенно беспокоило, и мне трудно укорять его за это, но после переписки с ним я понял, что Саша абсолютно один. И, что хуже всего, он потерял даже бога — ну не Бога конечно, а ту добрую блатную химеру, которую он себе выдумал. Выходит, у него теперь только я, точнее, Музей наива в моем лице. Значит, нужно узнать, где он находится, и возить ему сигареты. Если будут пускать.

Когда я узнал, что его уложили на лечение, во мне что-то произошло, очень неприятное. Меня это прибило. И, думая о том, что случилось, я пришел к странному выводу. Какой-то своей частью я всегда верил Саше. Понимая умом, что его планируемая поездка в Питер — шизофренический морок, я всегда хотел, чтобы он добился своего, чтобы у него получилось. У меня хватало такта и мозгов, чтобы не укреплять его в этих болезненных заблуждениях, но я всегда за него болел. Значит, это и меня уложили в психушку вместе с ним. Мне всегда хотелось, чтобы Саша представил миру своего Христа, чтобы неведомый архангел вылечил безвестному страдальцу простатит, чтобы инопланетяне заметили елово-яблоневую плантацию и воздали Чубайсу должное. Не знаю — почему, я-то ведь психически здоров, в отличие от героев этого текста. Впрочем, это не мешает мне странным образом верить, что все они однажды могут оказаться правы, каждый в своем невероятном мировоззрении. Парадоксально, но одновременно и абсолютно правы. В каком-то смысле это уже сейчас так.