Новая культура «Есть какие-то копейки на госзакупку картин — на них и будут голых баб закупать»

«Государство должно поддерживать образы, которые соответствуют его внутренней и внешней политике. В данном случае это китч. Все должно быть гармонично и логично. Какой-то сумасшедший сказал, что он любит голых баб на холстах. Это только начало. Могло быть еще хуже и, возможно, будет еще хуже. 

Я думаю, есть какие-то скромные деньги, копейки даже, на госзакупку картин, возможно, по линии «Росизо». И вот на них и будут голых баб покупать. Все кончится все равно каким-нибудь пшиком.

Ситуация после подобного решения никак не изменится. Художники очень мало соприкасаются с государством и государственным финансированием. Не помню, чтобы для меня или для тех, кого я знаю, хотя бы копейка была. Все, что происходит сегодня, происходит через частные фонды и галереи. Правда, такая позиция власти их может испугать. Но вряд ли. 

Не знаю, как юное поколение, наше поколение старалось с государством не иметь дел с детства. Мне ни горячо ни холодно от этих решений. У меня были выставки в Третьяковке, в ММСИ, в Русском музее. Что, Министерство культуры будет давить на Пиотровского, на экспертные советы?» 

«По моему глубокому убеждению, чем больше такое государство поддерживает культуру, тем хуже для культуры. У власти находятся удивительно некультурные и неинтеллектуальные (если не сказать глупые) люди со своими дремучими понятиями о том, что хорошо, а что плохо. Деньги на культуру они дают, естественно, в соответствии с этими понятиями. Ну и пожалуйста.

Нет, мне, конечно, обидно, что деньги налогоплательщиков расходуются на изготовление такого вот «высокодуховного» и «высокопатриотического» свинства. А с другой стороны, поделом нам, налогоплательщикам, если мы терпим у власти таких персонажей.

Признаться, эта выставка у меня особенных эмоций не вызвала: на ней салонная живопись третьего разбора — по сути, китч, какого полным-полно в галереях и торговых агентствах по всему миру. Обсуждать это не имеет смысла.

Чем меньше художникам помогают, тем лучше. Я имею в виду настоящих художников». 

«За 25 лет работы галереи мы ни разу не получили государственных денег. Художественная жизнь зависит от политики музеев, а не от Минкульта. Вот, например, в Пушкинском музее выставка Пауля Клее, самого «дегенеративного» художника с точки зрения Мединского. А в Эрмитаже — «Манифеста». То есть пока музеи возглавляют профессионалы, все заявления министерства — это клоунада. 

То, что министерство решило организовать выставку, это скорее от бессилия, невозможности влиять на музеи. Представьте, что в свою бытность Минавтопром, вместо того чтобы работать с автомобильными заводами, стал у себя в гараже собирать машины.

Поэтому я угрозу вижу не в невеждах, сидящих в министерстве, а в конформизме руководителей институций — музеев, биеннале. Если удастся расколоть сообщество на официоз и нонконформистов — будет реально плохо».

«Такого поворота следовало ожидать. Это ничего не изменит. Я думал, это произойдет раньше. Это следствие экономических трудностей, которые у нас есть.

У меня есть знакомые, которые занимаются традиционным искусством. У меня нет антагонизма по отношению к ним. Они так чувствуют. Мне больше всего не нравится сегодняшнее стремление поделить на наших и не наших. Искусство — это зона свободы.

Сейчас в стране масса проблем, которые нужно решать безотлагательно, и вопросы культуры, скорее всего, останутся на периферии. И всем художникам — и тем и этим — придется затягивать пояса. 

Лучшая реклама для российского искусства — это покупка западными музеями. Иногда на родине не успевают оценить, а там уже появляется статус. 

В Германии и Голландии современное искусство активно поддерживается на уровне государственных институций. А во Франции, в Италии и Великобритании большая часть средств в этой области — это частный капитал. То, что на Западе все художники богаты, — это миф. Хорошо живут единицы, которые успешны на рынке. Многие — альтернативные — даже не принадлежат к среднему классу. Там это свободный выбор: находиться в оппозиции к государству или нет». 

«Искусство и государство давно живут параллельными жизнями. От российского государства я получил один раз в 1994 году 300 долларов. 

«Эмоции» — это салон, искусство для украшения интерьера. Такое искусство есть и на Западе. Оно не амбициозно и знает свое место там. Оно для тех, кто хочет порадовать друзей и узкий круг почитателей. Это труд работников культурного фронта. Такое искусство пускают в главные музеи и на Западе, чтобы ввести его в центр общественного внимания, чтобы показать, чем живет низовая народная культура. 

Мединский — перформансист не хуже Павленского. Думаю, он недолго продержится. 

Государство поддерживает салонное искусство, потому что оно комплиментарно, оно успокаивает, оно подтверждает ту картину мира, которую создавало советское государство в том числе. 

Настоящее искусство, наоборот, должно вводить человека в состояние нестабильности, лишать его уверенности, ставить перед ним вопросы. Оно тренирует человека, живущего в жесткой экономической реальности. Оно воспитывает в нем независимость и индивидуальность. Вот в чем общественно-полезная функция искусства. 

Когда нарастает патриотическая истерия, нет места для вопросов и сомнений. Все это изгоняется из общественного поля. Но расплата за подобное отношение не заставит себя ждать. Например, в 1990-е годы многие стали жертвами финансовых пирамид и прочих махинаций, потому что советское искусство не воспитало в обществе нужных качеств, навыка критического восприятия реальности к примеру. 

Советская власть была в каком-то смысле честна в том, что она строила патерналистское общество и отменила капиталистические условия. Сегодня же нам демонстрируется верх цинизма. С одной стороны, предлагается воспитывать в людях национализм. С другой, человека бросают один на один с жесткой экономической реальностью. Я думаю, из этого ничего не получится. Суть капитализма такова, что он в результате внесет коррективы в культурную политику». 

По Шаламову или по Солженицыну — или и у того, и другого, — функции художника в лагере сводились к следующему. Художник мог а) писать лозунги к очередному празднику б) поновлять арестантские номера на бушлатах в) рисовать начальству картинки «для сеансу». 

Если теперь попробовать представить себе все это богатство жизни глазами начальства, окажется, боюсь, что, будь то лагерная администрация или нынешний Минкульт, именно так все в их глазах до сих пор и выглядит, именно для этого художники — в представлении начальства — и нужны. Только теперь, вот беда, с плакатами и бушлатами работать зовут дизайнеров — так что делом художника остается только «сеанс» (а начальству всегда будет хотеться чего-то такого, эдакого), откуда, собственно, и происходят нынешние государственные инициативы по поддержке авторов с мозгами как у курицы, зато способных изобразить женскую ляжку. Что художник может претендовать не только лозунги переписывать, но и еще выдумывать их, и в этом, собственно, суть и главная претензия искусства за последние 100–150 лет — начальству такая наглость даже и в голову прийти не может.

Начальство взыскует классики именно потому, что в известной дихотомии «классики — современники» классика противоположна современности (о том, насколько верно это представление, сейчас распространятся не буду). Что изменится в обществе в результате последних госинициатив? Ну, а что может измениться? Ничего. Бедные останутся бедными, а развратники продолжат, теперь с помощью государства, погрязать в разврате: так они бы это и так делали, безо всяких инициатив.