«Борис Годунов» Константина Богомолова: Кадыров, «пятая колонна» и народ-быдло

«Толпа терпеливо и покорно ждет, что будет дальше», — сообщают с экранов титры. «Народ — тупое быдло». Титры повторяются, и повторяются, и повторяются в полной тишине, зрители терпеливо и покорно ждут, что будет дальше. Когда кто-то вдруг требует прекратить провокацию, тут же сталкивается с единодушным пожеланием заткнуться и продолжить терпеливо и покорно ждать, что будет дальше. Это первый спектакль Константина Богомолова в «Ленкоме», штатным режиссером которого он был назначен незадолго до премьеры.

«Годунов» — своего рода продолжение и, по всем признакам, заключение условной серии щекотливого политического трэша среди плазменных панелей и кожаных диванов, начатой «Идеальным мужем» и «Карамазовыми» на сцене МХТ им. Чехова. В первой части больше весело, чем страшно: там гламурные лакшери-провинциалки словами чеховских персонажей говорят, что «нада рыботыть», а министр резиновых изделий стреляется в сортире от несчастной любви к брутальному гею-шансонье. Во второй скорее страшно, чем весело: Смердяков варит младенца в кастрюле для отходов, а отца Карамазовых хоронят в солярии. Ленкомовский спектакль максимально пессимистичен: вальяжного, респектабельного и скупого на эмоции нелегитимного тирана Годунова сменяет на престоле прожженный зэк Отрепьев. И если в персонаже Александра Збруева (Годунов) — в пластике и манере держать себя на публике — небуквально отражается нынешний президент страны, то отточенный дерзкий образ Игоря Миркурбанова (Отрепьев) — нечто вроде пророчества в духе «когда я достиг самого дна, снизу кто-то постучал». Богомолов как бы намекает: «Думали, хуже некуда? Давайте почитаем Пушкина».

В двух почти статичных актах умещается все наболевшее: «пятая колонна» и выступающие перед монархом «Машина времени», вынужденная эмиграция и Юродивый в балаклаве («За царя Ирода молиться Богородица не велит»), премии за патриотизм, чеченские войска как главная надежда и опора царя, призывающего к стабильности: «Привычка — душа держав». Для емкого и афористичного памфлета про здесь и сейчас Богомолову даже не пришлось, по обыкновению, что-то досочинять — пушкинская эпопея целиком построена на политических мотивах настоящего времени. Все в этой игре престолов одинаково коварны и бесчестны, а от слова «народ» даже в клятвах пренебрежительно отмахиваются.

Но движущая сила спектакля, конечно, не в сюжете про тихую и кровавую борьбу зла со злом. Удивительно, но энергетическим ресурсом здесь послужило самое что ни на есть актерское мастерство. А конкретно — аудиальное, фонетическое и пластическое подражание архетипам современности. Распальцовки и петушиная грация гипертрофированного гопника в исполнении Миркурбанова наводят ужас, тогда как обыкновенно подобные образы на сцене претендуют максимум на пародию. Достоверность сильного польского акцента Марины Мнишек в работе Марии Мироновой — самый настоящий реализм. Збруев произносит патетичные речи устало-протокольно; Павел Чинарев то по-энтэвэшному тарабанит перед телекамерой, то, сменив интонацию и диалект, превращается в Рамзана Кадырова; Семен Шкаликов и Сергей Ююкин в полицейской форме вообще говорят каким-то инфернальным птичьим фальцетом.

Все здесь на своем месте, разумеется, не без фирменных богомоловских хохм вроде «Пушкин пошел пописать за дерево», и работает как золотые часы патриарха. Но нарочитая прямота высказывания, явленная вслед поэтичной сказке про какашки «Гаргантюа и Пантагрюэль» в Театре наций, кажется шагом Богомолова на ступень обратно. Остается терпеливо и покорно ждать — ведь на видавшей виды ленкомовской лестнице это только первый шаг одной из главных опор и надежд отечественного театра.