Андрей Филиппов: «Гранты — это ярмо»
В Фонде «Екатерина» проходит ретроспектива ветерана московского концептуализма Андрея Филиппова «Департамент орлов». Художник рассказал «Воздуху» о том, почему гранты развращают, а художники не должны судить власть.
- Это ваша первая крупная персональная выставка за долгое время, и здесь, конечно, много концептуалистского юмора, связанного с игрой слов, иронией. Как вам кажется, насколько актуализировались сейчас шутки, которые были в ваших ранних работах?
- Я бы сказал, что ирония у меня постмодернистская, мы цитируем же постоянно. Ирония — это спасение от серьезности. На самом деле мне это очень нравится, и здесь ирония у меня скорее по отношению к себе, а не к ситуации.
- Ирония по отношению к тем серьезным темам, которые вы затрагиваете?
- Ну да, к Константинополю, к балканскому вопросу. Любой социальный проект несет в себе как много пользы, так и много трагедии. Византийская империя включала в себя много земель — Балканы, Малая Азия, Кавказ, Крым. Этот проект был очень привлекателен для тех стран, которые в него входили. При распаде Византии образовались национальные государства, а к власти пришли турки, которые стали достойными преемниками цезарей. Наши современные проблемы возникли в результате крушения Османской империи. Те же Балканы располагаются на линии раздела Восточной и Западной Римской империи. Эта граница стала тогда еще кровоточить и до сих пор остается проблемной. И с распадом Советского Союза возникли определенные проблемы, разумеется.
- А вы не знаете Ольгу Сигизмундовну Попову, крупнейшего российского специалиста по Византии? Она рассказывала в одном из интервью, что в молодости заинтересовалась Византией и Древней Русью из эскапизма. У вас не было такого? Вот и Сталин тоже Рим любил.
- Ну, сталинская эстетика уходит корнями в творчество тех архитекторов, которые были до Сталина. История вообще не имеет перерывов. Например, по результатам Первой мировой войны мы могли бы получить Босфор. Были такие документы. Но история сложилась так, как сложилась.
-
1/5 -
2/5 -
3/5 -
4/5 -
5/5
- Интересно, как так выходит, что все дороги ведут в Рим? У вас замечательно получается создавать это мистическое настроение.
- Каждый художник мыслит модулями. Я мыслю вот историческими кирпичами, у меня такой склад ума и души. Не будь я художником, стал бы архитектором или иконописцем.
- У вас много отсылок к русской классической живописи из Третьяковской галереи, типа Ивана Шишкина, только у вас рожь не золотая, а зимняя, в сугробах. Сразу вспоминается Саврасов, он ведь едва ли не самый мрачный был из них.
- Так он пьяницей был. Ему свойственны такие резкие переживания. Про него есть много забавных воспоминаний, в такую весенне-мартовскую погоду, как сейчас, он любил смотреть, как вороны катаются по крышам.
- Есть такое мнение, что у советских неофициальных художников не было зрителя с улицы — их искусство было рассчитано на друзей и близких. Вы никогда не испытывали чувства, что посторонние люди не очень понимают, о чем ваши работы?
- Да нет, я вообще к зрителю очень лоялен, если человек спрашивает, я всегда отвечу. Взгляд со стороны всегда полезен, со стороны тебе могут сказать, что у тебя что-то с одеждой не в порядке, это хорошо. Вот например, работу «Тайная вечеря» многие воспринимают как работу соц-арта. Типа тарелки, серпы и молоты, жрать нечего. А моя идея — просто Тайная вечеря. Каждый художник по-своему искажает этот образ. Мне всегда было интересно, как устроены душа и мозг, насколько они искажают вечное. Мы ведь всегда стремимся к Небесному граду, а строим какие-то идиотские империи. Хотя бывают, конечно, разные империи — вот Византия была успешной, а Третий Рейх — нет.
- А можете про ваши парные гильотины объяснить? Что они означают?
- У меня изначально были единичные проекты с этими гильотинами в виде мольбертов, где были два отверстия — может, для двуглавого орла, а может — для рук художника. А эта работа про 7 смертных грехов, которые мешают нам достичь внутреннего баланса. Их надо купировать, как хвосты.
- Кажется, что современные зрители воспринимают исключительно зрелищную часть ваших работ.
- Сегодня другая проблематика современного искусства по сравнению с 1980-ми. Мы прошли определенный этап, когда наше искусство пыталось интегрироваться, его интегрировали в европейское, и оно получилось таким — вроде восточноевропейского. Средненькое такое. Качество работ стало на порядок ниже. Это вопрос интеграции и переработки европейским арт-миром таких, скажем, культурных колоний.
- То есть понижение уровня российского искусства, по-вашему, связано с приспособлением?
- Именно. Надо получить грант, на него куда-то поехать, сделать работу, которая будет понятна людям, которые занимаются какими-нибудь гендерными вопросами или новой телесностью. Куратор же сейчас стал почти как советский чиновник. Он говорит художнику: нужно сбацать работу на такую-то тему. И художник, понимая, что ему надо выживать, делает работы, которые ему заказывают. Как раньше Министерство культуры СССР заказывало художникам работы.
- Но любая система с налаженной выдачей денег — это альтернатива отсутствию системы и денег.
- Здесь вопрос такой: или ты подчиняешься этой системе, или не подчиняешься. Если подчиняешься, становишься винтиком, и от этого падает качество твоего художественного высказывания. Общий фон довольно серый.
- Кажется, в России вообще катастрофически мало художников.
- Да нет, мы просто мало знаем. Своя история в Нижнем, в Екатеринбурге, во Владивостоке, в Краснодаре. «ЗИП», кстати, очень похожи на ребят из Одессы, которые были там в советское время.
- «ЗИП» как раз никуда не встраиваются и неплохо себя чувствуют.
- С ними стали носиться, потому что они ни на кого не похожи. Гранты — это ярмо. Очень много художников на Западе так и живут, с гранта на грант, или преподаванием. Это порочно. Им сложно выживать только за счет своих работ. Проще получать гранты, ездить на виллы, там делать выставки, потом дальше лететь, на другую виллу.
- Звучит не так уж и плохо.
- Ну конечно, на всем готовом, на западе: очень хорошо по молодости. Но потом-то наступают такие сложные моменты жизненные, надо выйти замуж или жениться, а дома нет, все время какие-то гранты.
- У вас «гранты» звучит как «кабаки»!
- Ну, гранты разные бывают, да? В общей массе они средненькие.
- А вы не интересуетесь грантами?
- Ну, мне везет иногда, конечно. Например, я попал в Рим, в Академию художеств, там было ничего так. Это у меня единственный случай в жизни. Просто город такой, который этого стоит.
- Большинство ваших работ обращены к человеку с советским детсадовским бэкграундом. Это сложно должно быть перевести на другой язык.
- Может быть, потому что та культура, которая знакома по детскому саду, — это была именно что культура. То, что было потом, сложно назвать культурой.
- Кажется, что в 80-е людьми овладело общее разочарование во всем.
- Очень достала советская власть, вот правда. Засиделись. То, что потом произошло, было вполне естественно.
- Откуда тогда берется ностальгия по советскому?
- Так ведь, когда рушили в 90-е, разрушили все социальные гарантии, которые были. Выстроили какой-то уродливый антигуманный капитализм. Народ спивался, бабушки торговали наркотиками на Лубянке, солдатики в переходах пели песни плюс бандитизм.
-
1/5 -
2/5 -
3/5 -
4/5 -
5/5
- Зато с искусством повеселее было?
- Не могу сказать. Было много разных проектов, посвященных диффамации России: что у нас все алкоголики и проститутки. Например, фотографии Бори Михайлова, где все уроды.
- Зато было много энтузиазма, кажется.
- В начале да, власти-то было наплевать на это, и художники выживали сами по себе. Много художников моего поколения уехали. Мест для выставок было мало, а сейчас вон сколько.
- Да, но попробуй сделай сейчас выставку про то, что в России одни пьяницы да проститутки, тебе скажут: ах, Россию очерняешь, негодяй, проваливай в свой Евросоюз.
- А вы заметили, что критика в отношении страны сместилась в резко либеральный фланг? Произошло смещение. Но современное искусство по определению более либерально, чем другая форма деятельности. Репрессий я не замечаю, хотя меня коллеги будут, возможно, упрекать.
- Но вы в храме и не танцуете.
- Когда Pussy Riot задержали, поднялся вой, и власть приняла странное решение. Но власть по определению неумна. Власть — это тупой механизм, и художники с литераторами у власти никогда не будут.
- А почему?
- Художник у власти такое напридумывает, мало не покажется! Если бы итальянские футуристы пришли к власти, все бы ахнули. Художники должны заниматься вечным.
- Но с другой стороны, иногда политические решения видятся художественными жестами. Вот Крым, например.
- Ну это вы так думаете, или я, или кто-то еще, а власть думает, ага, в Севастополе будет морская база Соединенных Штатов, нам кровь из носа надо этого не допустить. Вот и вся подноготная Крыма. Это не ностальгический момент.
- Но неужели не может быть желания попасть в историю?
- Я думаю, у Владимира Владимировича есть идеи о доблести русского оружия, о том, что Севастополь — город воинской славы.
Художник должен думать о более высоких вещах, служить другим целям. Если он будет в этой ежедневной суете вариться… Ну что это? Лучше тогда уж пойти дизайном заниматься в какой-нибудь журнал. Кстати, вот эти акции Павленского и Pussy Riot сильно напоминают политический дизайн.
- Но когда посещаешь пропагандистские выставки вроде «Рюриковичей», не покидает ощущение, что дизайнера для их оформления даже не приглашали.
- Власть тупа. Что, вы думаете, при Николае II лучше дизайн был? Нет-нет. Если бы вы побывали на каком-нибудь официальном мероприятии во дворце, вам бы тошно стало. Власть обращается к тем художникам, которых знает, — Церетели, Франгулян. Чиновники пластически по-другому мыслят.
- А вашу выставку могли бы понять?
- Меня как-то упрекнули, что я кремлевский художник. Я попросил в ответ, чтобы меня порекомендовали в Кремль.
- А вот позвали бы вас оформить площадь к Дню Победы, вы бы пошли?
- У меня нет такой цели, хотя к Дню Победы, может, и взялся бы. Вообще, у меня был проект реконструкции Поклонной горы, еще до того как за нее взялся Церетели. Это был просто большой меч, воткнутый в гору. Хороший же образ.
- Где Фонд культуры «Екатерина»
- Когда до 19 апреля
- Билет Полный — 250 р., льготный — 100 р.