Ян настоящий Критики и очевидцы о том, чем были Joy Division

В прокат выходит «Контроль» — снятый Антоном Корбайном фильм о жизни и смерти лидера Joy Division Яна Кертиса. «Афиша» собрала воспоминания очевидцев и мнения критиков о главной группе постпанка

Пол Морли, музыкальный критик: Joy Division вывели нас из равновесия. Никаких дешевых трюков, никакой театральности — предельно реальные картины насилия, потерянности, страха. Социум угрожает тебе каждую минуту, смерть всегда рядом; их песни не убегали от одиночества, жестокости и страданий — они бросали им вызов. В этом не было фальшивого восхищения мраком — но было отвращение к серости и лицемерию, к самодовольству, которое зачастую демонстрировала рок-музыка. Нет ничего глупее веры в то, что рок может спасти тебя, — и ничего оскорбительнее мнения, что он является просто развлечением. Joy Division не принимали рок как должное, они доводили эту музыку до предела.

Саймон Рейнолдс, музыкальный критик: Главное, чему обязаны популярностью Joy Division, — это мрачное обаяние Яна Кертиса. Корбайн точно поймал его образ на своих фотографиях: взгляд в пустоту, длинный серый плащ в восточноевропейском стиле, короткая стрижка. В текстах Кертиса безыскусная прямота сочеталась со сложными поэтическими образами. Их безысходность была бесконечно привлекательна для впечатлительных подростков, впервые задумавшихся о том, что жизнь, возможно, не имеет смысла. Где-то между первым и вторым альбомом фанаты и критики стали воспринимать Кертиса как пророка, своего рода Джима Моррисона эпохи новой волны, разве что центр тяжести сместился здесь от Эроса к Танатосу (песни Joy Division на удивление бесстрастны — в них нет ни вожделения, ни тем более смеха).

Марк Фишер, музыкальный критик, философ: Творчество Joy Division настолько пропитано философией Шопенгауэра, что их едва ли вообще можно причислять к рок-музыке. Они последовательно изгоняли из своей музыки секс, эту главную движущую силу рока; играли — что по духу, что по звуку — антирок.

Дебора Кертис, вдова: Не знаю, делалось ли это специально, но жен и подружек регулярно не пускали на их концерты. Это был такой мальчишник, парни веселились в своей компании.

Джон Сэведж, музыкальный критик: Сейчас под влиянием кертисовского мифа об этом часто забывают, но музыка Joy Division помогала жить. Они мастерски чередовали напряжение и избавление от боли, они создавали неповторимую смесь панка, краутрока и диско. И на все это накладывалось гипнотизирующее поведение Яна на сцене. Казалось, что эту группу невозможно остановить.

Пит Шелли, вокалист Buzzcocks: На концерте Ян преображался — все эти ломаные танцы и так далее. В жизни же это был обычный парень: ни дурных предчувствий, ни предчувствия смерти, ни тяжести мира на плечах, ничего подобного. Все те вещи, что приписывали ему позже, — ничего этого не было.

Дженезис Пи-Орридж, лидер Throbbing Gristle: На сцене Ян погружался в транс, излучал совершенно иррациональную энергию. Именно поэтому он был так увлечен поэзией романтиков и символистов, поиском лирического и вместе с тем правдоподобного описания парадоксальности бытия. В том, как он, Ян Кертис, вел себя, чувствовалось врожденное одиночество, очень сильное, глубокое ощущение хрупкости собственного я: ты знаешь, что смертен, и всегда чувствуешь дистанцию между собой и окружающими.

Саймон Рейнолдс: Стерильным методам записи мегаломанского рока 70-х панк-группы часто предпочитали запись всех инструментов сразу и в реальном времени. Продюсер Joy Division Мартин Хэннетт вернулся к прошлому: он требовал кристально чистого разделения звука не только по отношению к отдельным инструментам, но и к каждому элементу ударной установки. Хэннетт был деспотом, он помимо воли группы выхолостил из их песен человеческое начало — и это, безусловно, способствовало ощущению отчужденности, исходящему от музыки.

Марк Фишер: Депрессия Joy Division не мотивировалась никакими — даже формальными — причинами. С самого начала, со времен Роберта Джонсона и Синатры, поп-музыка ХХ века была скорее способом излить тоску, нежели поделиться радостью. Однако и у блюзменов, и у эстрадных певцов всегда находились причины для печали, пусть мнимые. Отчаяние Joy Division не было обосновано, они оказались в пространстве, где ничто не приносит ни радости, ни сожаления. Ноль эмоций.

Дебора Кертис: На «Unknown Pleasures» голос Яна звучал так, будто бы он в свои 22 уже прожил целую жизнь. Когда я услышала текст «New Dawn Fades», я решила поговорить с ним, удостовериться, что это были всего лишь стихи, не имеющие ничего общего с его настоящими чувствами. Бесполезно, все равно что со шкафом разговаривать — он отказался что-либо подтверждать или опровергать и просто вышел вон.

Бернард Самнер, гитарист Joy Division и New Order: Мы никогда не вслушивались в его тексты. Это странно, но это чистая правда. Я понимал, что Ян пишет о страшных вещах, но я был уверен, что он подходит к ним как писатель. Это сейчас, когда оглядываешься назад, очевидно, что он говорил о себе. Тогда нам это совершенно не приходило в голову: ну да, у чувака экстремальные взгляды на жизнь, он любит мрачную музыку — и что?

Дебора Кертис: В основном он читал Ницше, Достоевского, Сартра, Гессе и Балларда; была и пара книг про нацистов. Меня поразило, что все свое свободное время он посвящал изучению человеческих страданий. Я понимала, что он ищет вдохновения, но все это начало превращаться в нездоровую зацикленность на физической и душевной боли.

Стивен Моррис, барабанщик Joy Division и New Order: Когда у него случился первый эпилептический припадок, мы ехали в машине, и я сидел за рулем. Если честно, я очень расстроился, что пришлось везти его в больницу, потому что из-за этого мы не смогли купить сигарет. Собственно, я их стибрил у Яна — но и это не помогло, потому что на территории больницы нельзя было курить. И из-за этого я напрягался куда больше, чем из-за того, что Ян бился в конвульсиях.

Питер Хук, басист Joy Division и New Order: Когда Ян завел роман с Анник, все сильно изменилось. Он хотел предстать перед ней такой чувственной натурой, измученным поэтом, постигающим глубины бытия. А мы с Бернардом были простыми пацанами, шатались без дела, верили в рок-н-ролл, читали сомнительные журнальчики. Когда Ян тусовался с нами, он так себя и вел — может, чисто из вежливости, не знаю. С Анник он был таким проклятым поэтом. С Дебби — тихоней и скромнягой. Я до сих пор не знаю, когда он был самим собой, а когда таким, каким его хотели видеть.

Тони Уилсон, основатель лейбла Factory: Я спросил у Анник, понравился ли ей «Closer», и она разозлилась: «Пойми ты, он это всерьез». Я удивился: «Да брось, это всего лишь поза». Но она оказалась права, и потому-то это великая пластинка. Он и вправду делал все всерьез.

Дженезис Пи-Орридж: Я страдал по тем же причинам, что и Ян, — играл в набирающей популярность группе, получил приглашение на гастроли в Америку и одновременно чувствовал себя совершенно несчастным и одиноким… Окружающие жаждали твоей смерти на публике: ты участник спектакля, ты курица, несущая золотые яйца. Яна все больше и больше воспринимали как шаблонную икону, печального сумрачного манчестерского поэта-символиста с большими глазами. Мы оба чувствовали себя использованными.

Марк Фишер: Хотел ли он умереть? Кертис отлично знал, что ранняя гибель может разом превратить сценическую маску в крайне достоверную вещь. Самоубийство — это гарантия твоей честности, самое убедительное доказательство, что ты делал все по-настоящему. Суицид разом превращает жизнь — со всей ее бытовой неразберихой, конфликтами, неопределенностью — в миф, столь же незыблемый, цельный и вечный, как мрамор и камень, изображенные Питером Сэвиллом на одной из обложек и воспетые Кертисом в «In a Lonely Place». Вот почему Joy Division могут быть очень опасны для молодых людей — кажется, будто они несут Истину.

Дебора Кертис: Из Яна бы вышел хороший актер. Он всех убедил в том, что его поведение было вызвано внешними обстоятельствами и что давление, которое он чувствовал, было непосредственно порождено той жизнью, которую он вел. На самом деле он был сам себе и судья и надзиратель, он создал свой собственный ад и запланировал свою гибель. Окружающие были лишь второстепенными персонажами в его постановке.

Саймон Рейнолдс: Самоубийство Кертиса в возрасте 23 лет сразу же превратилось в миф. Необратимость этого поступка доказала подлинность музыки и текстов Joy Division пусть неоднозначным, но самым логичным и решительно неизбежным образом. Кертис, как он всегда и стремился, оказался бок о бок с теми, кто жил слишком быстро и переживал все слишком ярко, чтобы надолго задержаться в нашем мире компромиссов и полумер. Смахнув слезу, лейбл Factory с энтузиазмом принялся слагать и шлифовать легенду: обложка «Love Will Tear Us Apart» выглядела как каменный склеп, на конверте «Closer» было скульптурное изображение тела Христова с генуэзского кладбища.

Джон Сэведж: Когда я думаю о Яне, я представляю, как бы он был взбудоражен всей этой сегодняшней шумихой, которую он заслужил. Он всегда этого хотел. Ажиотаж вокруг его смерти не сыграл бы никакой роли, если бы несколько поколений не заслушало его пластинки до дыр.

Марк Фишер: Пусть Joy Division не написали ни строчки о современных им событиях, но болезненное впечатление от них отражается в каждом их звуке. Даже то одновременно монументальное и призрачное звучание, которое выстраивал Мартин Хэннетт, вызывает в памяти картины разрушенных заводов и заброшенных промзон. Слушая Joy Division в 2008 году, трудно отделаться от мысли, что их музыка — зловещее предчувствие пустоты постмодернизма, каким он виделся в конце модернистской эпохи.

Питер Хук: Я смотрел «Контроль» в Каннах. В тот момент, когда Ян повесился и заиграла «Atmosphere», у меня чуть сердце не остановилось — будто бы я проходил через все это снова. И тут люди вокруг меня встали и начали аплодировать. Я чуть с ума не сошел. Я думал: вашу мать, это же моя жизнь! Все это произошло на самом деле!

Основные действующие лица истории Joy Division