«Грозовой перевал» Андреа Арнольд Черный роман

В конце XVIII века фермер из английской глуши подбирает на улице темнокожего сироту и, предусмотрительно покрестив и дав ему человеческое имя Хитклифф, принимает в семью как сына. Из английских слов тот знает, кажется, только пару неприличных, но в большем особой нужды нет: домочадцы относятся к дикарю с разной степенью враждебности. Новоприобретенная сестра Кэти сперва тоже плюет герою в лицо, потом тащит кататься на лошади, но и с ней Хитклиффу будет, в целом, не до разговоров.

По единственному роману второй Бронте кинематограф успел пройтись, в общем, не меньше, чем по сестринской «Джейн Эйр», — в свое время за него брались и английские зануды, и Бунюэль с Риветтом. Новый «Грозовой перевал» изначально должны были снимать совсем другие люди и, понятное дело, с Фассбендером в главной роли, но все в итоге сложилось иначе, и дело доверили хорошей англичанке Арнольд — новой реалистке с сексуально-социальным уклоном.

Арнольд экранизирует только самую известную, первую часть романа, еще и заметно подсократив ее в плане реплик, — при этом ее «Перевал» не сильно отклоняется от известной канвы. Даже вызывающее споры нововведение с цветом кожи героя — не сильно противоречит букве романа: как и подразумевалось в первоисточнике, Хитклифф в фильме — ходячая иллюстрация социального детерминизма и одновременно бес, которому не посчастливилось оказаться одержимым самому. Добрую треть фильма он проводит темнокожим горлумом в темноте, грязи или под дождем, где его, понятно, даже не очень хорошо видно. Демоническое подчеркивается еще и тем, что вокруг него то и дело мрут люди и звери — последних герой умерщвляет в минуты особой душевной смуты.

Главная приманка при этом не в расе главного героя, а в том, что с Бронте Арнольд проделывает примерно тот же фокус, что Майкл Манн с Диллинджером, — снимает довольно закостеневший материал современными методами. Дело даже не в гиперреализме — «Перевал», в целом, не реалистичнее Терренса Малика. Как и в «Джонни Д.», который сам та еще театральная постановка, какими-то простейшими средствами вроде макросъемки жучков и подвижной камеры создается ощущение, что в прошлое здесь можно ткнуть пальцем; к нетронутому, в общем, классическому тексту (лишь сильно разбавленному пустотами) Арнольд будто применяет стереоскопический эффект. Результат на выходе получается при этом какой-то совсем уж непозволительно красивый — будто того же Малика скрестили с Гранрье, по-случаю вырезав из ДНК обоих обычную склонность к излишнему пафосу.

В тактильности арнольдовского «Перевала», конечно, кроется небольшой подвох: градус романтизма всей истории здесь все-таки немного снижается; социальная несправедливость тут, в том числе, выражена неочевидной метафорой, что герой не способен добиться физической близости с белой женщиной. Тут, по-хорошему, уместна претензия, что кроме эффектного обновления фасада готического особняка у Арнольд мало что было за душой. Но за остальное пускай отдувается Бронте.