День V
Виктория Абриль, главная героиня фильмов Педро Альмодовара «Свяжи меня», «Высокие каблуки» и «Кика», совершит путешествие из Петербурга в Москву. Она проведет в России семь дней, а 29 марта посетители Киноцентра смогут увидеть ее на сцене Большого зала. Цель визита испанской кинозвезды, прославившейся в горячих эротических мелодрамах о преступлениях страсти, неожиданная: в России Абриль будет пропагандировать молодую кинематографию далекой и холодной Исландии, где она снялась в фильме «101 Рейкьявик». Узнав о российско-исландских планах Абриль, Алексей Васильев захотел нанести актрисе визит в Париже. Актриса не возражала.
– Кит, – Виктория Абриль тычет пальцем в крошечный черный бугорок на фотографии, изображающей морской пейзаж, и издает сиплый хохоток. Она показывает фотографии с острова, где снималась в фильме «101 Рейкьявик» и где 277 тысяч человек разговаривают на неведомом никому языке и не платят за отопление, – киты маленькие.
– Но киты считаются самыми крупными млекопитающими.
– Считаются, но они – маленькие. Чтобы увидеть кита, сначала платишь огромные деньги. Потом тебя сажают на вертолет. С вертолета пересаживают на океанский корабль. Ты плывешь, тебя обдувает холодный ветер, а потом кто-то кричит: «Смотрите туда!» Ты смотришь, куда тебе показывают, и видишь крохотную черную точку. Я всегда мечтала увидеть китов, но теперь я знаю: они слишком маленькие. Другое дело дельфины – они выглядывают из-под кормы катера, на котором ты пересекаешь залив, и смотрят тебе в глаза. Если дельфины тебе нравятся, они это почувствуют и останутся возле катера. Будут выглядывать одним глазом и провожать до самого берега. Ты видишь, какие они большие, и вы с дельфинами обмениваетесь чувством симпатии друг к другу. Вот почему я люблю дельфинов и не люблю китов.
Я улыбаюсь в ответ, и говорю, что тоже люблю дельфинов, но никогда не видел китов.
– И незачем, – отвечает Абриль. И повторяет. – Они – маленькие.
Из окна внезапно проливается солнце, и Абриль щурится от яркого света и сигаретного дыма, попавшего в глаза.
Полчаса назад все было нервно и непонятно. Такси то и дело застревало в полуденных пробках. Дверь открыла деловитая сухонькая женщина, не расположенная даже к дежурным улыбкам. Кивнула, не дослушав объяснений, что я тот самый русский журналист, и удалилась по коридору, не оставив инструкций. Пришлось ждать в прихожей в компании трех мотоциклетных шлемов, компьютерной игры «Космический десант» и пестрого высокого дивана. Из глубин коридора донеслось, приближаясь, беззаботное и меланхоличное женское пение. Женщина исполняла песню бразильца Жобима «Meditacao». На волне босановы из белого коридора выплыла самая эмоциональная, яркая и чувственная актриса Европы в красных спортивных брюках, блузе индейских расцветок и гигантском синем банте, кажущемся непомерным на ее аккуратной рыжей головке – что заячьи уши. Она протянула руку и весело произнесла: «Вассыльев!» «Вассыльев» облегченно вздохнул и протянул бутылку «Московской».
– Неплохое начало! – ободрила Абриль, скользнув взглядом по бело-зеленой этикетке, и указала свободной рукой на вход в гостиную.
Вдоль окна – васильковый диван, на диване – алые подушки. У дивана – продолговатый стол, весь в сине-зелено-красных скатерках. На нем нашли пристанище «Московская», четыре пачки сигарет и чашки с крепким кофе. В углу – праздничное бамбуковое деревце – Абриль отмечала китайский Новый год. Я намекнул, что, судя по ее роли в «101 Рейкьявик», каждый день ее жизни – повод отметить.
– В Исландии вечеринки – каждый день и до утра. Но я не пью крепких напитков. От водки тянет танцевать, а вместо танцев давишь ноги всем, кто окажется рядом. Тогда я начинаю расстраиваться, и меня тянет спать. Так что на вечеринках я не пью.
– Но героиня «Рейкьявика» полфильма ходит то пьяная, то обкуренная, и я ужасно хохотал над точностью, с какой воспроизведено там поведение пьяного человека. Разве можно так сыграть, если не пьешь?
– Я же актриса. Что ж мне, становиться шлюхой всякий раз, когда от меня требуется сыграть шлюху? Так же и здесь: мне не обязательно пить, чтобы изобразить пьющую женщину.
– Но в данном случае речь идет о крайне физиологических реакциях, которые трудно воспроизвести, если не испытал их сам.
– Трудно, правда. Поэтому меня и держат за хорошую актрису.
Хорошую актрису москвичи увидели среди первых, в июле 1977 года, когда ей было всего 18 лет. «Золотой приз» на Московском кинофестивале получил испанский фильм «Конец недели», третье появление Абриль на экране: она играла небольшую, но памятную роль нимфетки по имени Лолита. Абриль упорно не может вспомнить этой картины.
– Как же, интересно, этот фильм назывался по-испански? Случайно, не «Перемена пола?»
– Нет, другой. Его поставил Хуан Антонио Бардем, очень известный режиссер.
– Бардем? Не помню. Хотя что тут странного? Я сыграла в 80-ти фильмах, немудрено, что многое вылетело из головы. А какой там сюжет?
– Это роуд-муви. Служащий средних лет решает съездить на выходные к морю…
– Ах, это… Теперь начинаю вспоминать. Фильм называется «El Puente». Да, совсем небольшая роль, одна из первых. Неужели это было так давно, в 77-м? Давай сохраним это в тайне, не то мы всех напугаем!
Фильм «Перемена пола», снятый в том же 1977 году, Абриль вспоминает не случайно. «Перемена пола» для Абриль – та самая капля воды, в которой отразилась вся ее будущая карьера. Во-первых, потому, что она встретила своего режиссера, Висенте Аранду, одного из последних кинопостановщиков, способных и сейчас делать салонную мелодраму во вкусе пятидесятых, с криминальными сюжетами и гиперреальными переживаниями. «Переменой пола» он превратил Абриль в новую икону геев и лесбиянок по всему миру; даже в Японии ее приняли с восторгом. Два года спустя, фильмом «Девушка в золотых штанишках», он сделал из нее универсальную pin-up girl, чьи постеры дошли до берегов пресыщенной Америки. В 80-е Аранда создал для Абриль галерею из шести фильмов, благодаря которым она получила статус ведущей драматической актрисы. Девятый фильм, «Любовники» (1991), вознес звезду Абриль на верховные небеса, в пантеон божественных созданий кино, где она пребывает по сей день. Он принес ей «Серебряного медведя» за лучшую женскую роль на Берлинском кинофестивале, собрал хорошую кассу и, вместе с вышедшими тогда же в мировой прокат фильмами Альмодовара «Свяжи меня» и «Высокие каблуки», заставил кинопублику запомнить Викторию Абриль навсегда. Абриль родила первого сына, стала состоятельной женщиной, обрела любовь и зареклась сниматься только в концертных ролях, которыми можно поразить публику.
– До «Любовников» я делала по пять фильмов в год и хваталась практически за все. Вначале была Испания, где я попала на съемочную площадку 14-летней девочкой, и нужно было элементарно зарабатывать деньги и стараться, чтобы меня запомнили. В 1982 году я переехала в Париж; сюда меня привела великая любовь, которая не отпустила до сих пор. В Париже меня никто не знал. Я начала с нуля, снова ходила по агентствам и соглашалась на все. Когда в 1983 году Жан-Жак Бенекс (тогда он как раз прославился фильмом «Дива». – А.В.) пригласил меня на одну из главных ролей в очень красивом эстетском фильме «Луна в сточной канаве», я поняла, что это мой французский шанс. Но даже когда наш фильм отобрали в конкурсную программу Каннского фестиваля, Депардье, который тоже играл в «Луне», то и дело норовил остудить мой пыл, не переставал бубнить, что в большее дерьмо он не вляпывался и что фильм недостоин его как актера. Я продолжала работать интенсивно до 1990 года. Тогда я родила Мартина. И почувствовала, что больше не хочу, чтоб мне указывали, как жить, что делать, чего желать. Деньги больше не интересуют меня. Любовники больше не интересуют меня. Все, что меня интересует, – это свобода. Я вольна выбирать, работать мне или нет. Я стала сниматься не чаще чем раз в год.
– Но именно девяностые – то десятилетие, когда была создана золотая серия Абриль, где каждая роль – шедевр, а каждый второй фильм – тоже.
– Естественно. Я была исключительно разборчива и придирчива к сценариям, которые мне предлагали. Поэтому промахов почти нет.
В основе «Любовников» случай из криминальной истории: в 1955 году вдова убила молодого квартиросъемщика, а затем себя. Абриль играет женщину старше своих тогдашних лет, которая увлекает молодого парня страстным сексом. Паренек (одна из первых ролей Хорхе Санса) испытывает чувство вины перед невестой, которая нежно его любит, но до свадьбы отказывает в близости. Узнав о его любовнице, девушка соглашается на секс и беременеет. Но ее неопытность не в состоянии заменить парню исступления, которого он достигал вместе со вдовой. Героиня Абриль, в свою очередь, узнав о духовной связи любовника с другой женщиной, заражается не менее исступленным чувством ревности. Единственный выход из ситуации для нее – смерть. Она убьет себя, но унесет с собой в могилу и возлюбленного. Впервые Абриль сыграла ту эмоциональную бескомпромиссность, которая принесет ей статус суперзвезды и которую только она в современном европейском кино в состоянии наградить на экране безусловной жизненной правдой. Я вспоминаю эпизод «Любовников», снятый в Барселоне: Абриль и Санс сидят на лавке подле собора. Она уже узнала о ребенке. Любовники молчат, но черты лица вдовы меняются на глазах, собираясь в знак отчаяния, а затем – каменной решимости. Смертельный холод, в который обратился ее пыл, подчеркивает снег, который идет над Барселоной. Идет и не тает, заполняя собой весь кадр.
Я говорю Абриль, что в конце марта, когда она приедет в Москву, там, возможно, тоже будет лежать снег. Абриль передергивает плечами и испуганно переспрашивает, правда ли это? Странная реакция для женщины, работавшей в Исландии: в фильме «101 Рейкьявик» герой, чтобы покончить жизнь самоубийством, просто ложится на землю, и его за пять минут заносит колючим снегом, который не тает даже на лице. При упоминании об этой сцене Абриль улыбается и кивает головой:
– По этой причине я бегала от продюсеров фильма до последнего. В конце концов они приперли меня к стенке и стали убеждать прочесть их сценарий. Я им говорю: «Хотите правды? Вот вам правда! Я открыла ваш сценарий. На первой странице там написано: температура – минус пятнадцать по Цельсию. Что мне там дальше читать? Я даже на меньшем морозе не могу не то чтобы думать, не то чтобы говорить – я пошевелить ни единой мышцей лица не могу. Как вы хотите, чтобы я играла в минус пятнадцать, если мой рабочий инструмент, мое лицо, будет парализовано? До свидания!» Но они стали умолять, сказали, что будут снимать меня в летние месяцы с искусственным снегом, и все-таки убедили прочесть сценарий. Короче, я согласилась. В Исландии действительно было тепло. Это – лучшая страна, где я бывала. За городом есть горячие озера. Кругом лежит снег, а ты голая сидишь по уши в лазурной прозрачной воде, и тебе жарко. Здесь нет экологических проблем: страна ничего не производит. Здесь живет двести шестьдесят тысяч человек, и государство готово платить им уже за одно то, что они дышат. Дыши – это все, что от тебя требуется, ты только дыши.
Отправляясь в Исландию, я ждала неприятностей. Мне сказали, что костюмы для меня делает местная девушка. Я подумала: какое представление обо мне, о том, что я ношу, может иметь девчонка с острова на краю земли? Мне было страшно подумать, что там эта исландская модистка напридумывает, и взяла внушительный чемодан с собственными вещами. И вот я, такая деловая, приезжаю, она показывает мне свою коллекцию, и я понимаю, что она проникла в самую суть персонажа. Что я хочу носить только это и ничего другого.
Кинопроизводство там очень экономное, но это умная экономия. Они не экономят на комфорте. Допустим, мы снимали сцену завтрака. Все та же девушка приготовила мне омлет – вкуснейший нежнейший омлет. Мы сделали десять дублей. На любой другой студии меня бы заставили полдня ковыряться в заиндевевшем омлете. Тут к каждому дублю поступал новый – пышный, аппетитный. Мне не пришлось играть удовольствие от еды – я просто испытывала его.
– И съела целиком все десять омлетов?
– Съела. Потому что они были вкусные. Первую неделю у нас был загул, и я уже было подумала, что здесь живут одни пьяницы и до съемок дело не дойдет. Тут меня спрашивают: «А, собственно, в какой день вам было бы удобнее приступить к съемкам?» Я впервые слышала такой вопрос. Я сама могу выбирать, когда всем этим людям собраться и начать работу! Мне уже не терпелось начать, и я сказала: «Ну если все на самом деле готовы, то завтра». Они в ответ: «А во сколько?» Я понимаю, что впервые в жизни во время съемок мне дадут возможность приходить на площадку выспавшейся. Я говорю: «В два», а они: «ОК, нет проблем».
В фильме «101 Рейкьявик» Абриль играет учительницу фламенко, которая, приехав из Испании в тихий-спокойный Рейкьявик, сразу превращает его ровную жизнь в бордель. Ночами напролет пьет, курит траву и путается по дискотекам. Главный герой, тридцатилетний оболтус, удрученный тем, что познал почти всех девушек малонаселенной Исландии, впечатляется темпераментной иностранкой. То же самое делает и его мама. Я интересуюсь, показывает ли Абриль сыновьям, мальчикам 8 и 10 лет, свои фильмы, большинство из которых содержат сверхоткровенные сцены с участием их матери.
– Мартин и Феликс вольны делать, что пожелают. Они смотрят любые фильмы, какие захотят.
– Но я имею в виду фильмы с участием их матери. Фильмы с Абриль – совсем не детские.
– Так и жизнь не игрушка. Конечно, они смотрят эти фильмы, я не скрываю от них ничего. То, что они в них увидят, – правда, то, что я снимаюсь в таких фильмах, – еще одна правда, которую им необходимо знать. Я воспитываю их в полной свободе. Есть одна вещь, которой я лишила своих сыновей, – ложь. Все душевные травмы, которые я получала в жизни, все проблемы были связаны с тем, что я росла во лжи, которая была для меня тогда единственной жизненной правдой. Когда я оказывалась перед фактом, что мира, в котором я жила столько времени, просто-напросто не существует, я всякий раз получала сильнейший удар. Так жила я, и этого мне жаль; но у меня есть возможность избавить от таких потрясений двух моих мальчиков.
Разговор переключается на недавний детектив с Абриль – «Между ног», на показе которого во время Московского кинофестиваля 1999 года публика устроила аншлаг.
– Перейра (режиссер фильма, другие работы: «Все мужчины одинаковы», «Какая любовь, когда всем нужен только секс», «Лицом к лицу». – А.В.) – мой друг. Он позвонил мне и сказал: «Есть идея. Если согласишься играть главную роль, сажусь писать сценарий». Я говорю: «Что за идея?» Он объясняет: «Я хочу представить современный мегаполис как карту-схему сексуальных реакций, в которой отражена сексуальная жизнь мира вообще. Мы снимем Мадрид, где люди будут лишены головы. То есть, конечно, актеры будут с головами, все как полагается, но мы уберем всю психологию и оставим только сексуальные мотивы, чтобы представить сексуальный аспект взаимоотношений в обнаженном виде. Там будет общество сексуально одержимых, которое построено по принципу общества анонимных алкоголиков. Твоя героиня посещает занятия общества, потому что она нимфоманка. Она использует утренний выгул собаки, чтобы заниматься сексом с незнакомыми прохожими, которые выгуливают собак в этом парке. У этой женщины есть муж, дети, сотрудники на работе. И все чувствуют себя в этой ситуации нормально. Все, кроме нее, – она понимает, что все идет неправильно, что-то нужно менять. Я представила свою героиню как наркоманку, чей допинг – секс, чьи ломки – из-за отсутствия любви. Те, кто говорят, что людям нужны деньги, наркотики, модная одежда, заблуждаются. Все эти вещи – заменители одной единственно необходимой: любви. Потребность, которая движет этим миром, – это потребность людей быть любимыми. В общем, я согласилась. А уж когда я узнала, что моим партнером будет Хавьер Бардем!..
Абриль комично изображает впечатлительную девицу, кокетливо опускает глазки и посылает губами воздушные поцелуйчики.
– Нравится Бардем? – интересуюсь я.
– Он всем нравится! Легко быть нимфоманкой, если объект твоей страсти – Хавьер Бардем. Во время работы над фильмом пара членов съемочной группы превратилась из-за близости Бардема в законченных нимфоманок. На самом деле при выборе партнера мне важен не актер сам по себе, а то, насколько он подходит на конкретную роль. Бардем, настоящий мачо, спокойный, с крупными чертами лица, позволяет рассказу о нимфомании выглядеть очень правдоподобно.
– А бывает, что давно нравится какой-нибудь актер как мужчина, и тут нарисовывается возможность сыграть с ним в дуэте, и…
– Э, нет, – Абриль одергивает меня, выставив вперед указательный палец. – Я на съемочную площадку хожу не за этим. Мне нет нужды соблазнять артистов под предлогом съемок кино. С этим у меня порядок. Так и передай своим читателям, Абриль сказала: «Спасибо, за меня не волнуйтесь, с личной жизнью у меня все хорошо».
– Отец мальчиков живет не с вами?
– Нет. Но детей мы воспитываем вместе. Для меня Мартин и Феликс – самые важные люди. Считается, что женщина немыслима без мужчины, мужа, любовника. Сыновей в этот расчет не включают. Но я-то как мать знаю: ни один мужчина на свете не будет смотреть на тебя так, как твой родной сын. Пройдут годы, твои сыновья станут взрослыми мужчинами, многое переменится, но не взгляд, которым они будут смотреть на тебя до самой твоей смерти.
В это время раздается настырный звонок в дверь. Сыновья как раз вернулись из школы. К матери они заходят по очереди.
– Феликс, младший, – очень органичное для этого мира существо. Он здоров и голову на плечах имеет. За него я не беспокоюсь. Вот Мартин, старший, тот совсем другой. Можно разговаривать с ним полчаса подряд, а потом окажется, что все это время он мысленно гулял по каким-то своим мирам и ничего не слышал. Если он физически присутствует рядом, это еще не значит, что он действительно находится рядом с тобой. В голове у него свои вертолеты, и лопасти не перестают работать ни на секунду.
На Париж спускаются сумерки, и Абриль включает продолговатую лампу, замаскированную в лоскут белого сукна. В электрическом свете дизайнерская пестрота комнаты становится все больше похожей на декор альмодоваровской мелодрамы. Цветные подушки на диванах – как в квартире из «Высоких каблуков». Синие и красные поверхности – как в вечерних сценах «Кики». Сама Абриль – мама-актриса, любимый персонаж Альмодовара. Не хватает только душераздирающей испанской песни. Я говорю Абриль о том, что меня всегда расстраивало в фильмах Альмодовара: ни в одном из них она ни разу так и не спела.
Единственный раз, когда мы слышали поющую Абриль, – это в «Перемене пола», для которой она записала песенку под названием «Моя штучка». Но было это давно, Абриль была практически еще девочкой. Хочется услышать драму этого хриплого, грубоватого, но полного воли к жизни голоса. Абриль вскакивает с дивана, долго мечется по комнате, высовываясь в двери и спрашивая невидимых мне существ про свою пластинку, и в итоге изымает из какой-то папки сингл «Виктория Абриль. Черная луна». Из колонок проливается этот голос, требовательный, отчаявшийся, умоляющий о тепле и любви.
– Слова сочинила я сама. В прошлом году я снялась во французском фильме «Мой отец, моя мать, мои братья и мои сестры». Монтаж уже был закончен, и тут режиссер (Шарлотта де Туркхейм. – А.В.) вспомнила, что хотела пустить на финальных титрах песню. Песня, о которой мечтала она, оказалась нам не по карману. Тогда возникла идея сделать песню из музыкальной темы, которая была записана для фильма. Я сказала, что попробую сочинить слова. Я быстро стала соображать, о чем может быть песня на титрах этого фильма. Там рассказана история о семье, где трое детей – все от разных отцов, и ни один из детей ни разу в жизни не видел и не знал собственного отца. Я подумала, что мне будет легко создать стихи, если я подумаю об отце, которого у меня не было. В детстве я не имела возможности общаться со своим отцом, я даже не знала, кто он, чем занимается. Стихи родились сами собой. Когда пластинка вышла, у меня возникла идея. Выходит, чтобы определиться с темой стихов, я трачу минут 45, причем в это время я одновременно могу сделать что-нибудь практичное и полезное, помыть посуду, например. Когда я знаю, о чем писать, я сажусь за компьютер, три минуты – и стихи готовы.
Теперь я собираю музыкальный материал по всему миру. Я бы хотела записать долгоиграющую пластинку. Взять песни, которые мне нравятся, но которые не стали международными хитами, сочинить к ним свои слова на испанском (мне вообще неважно, о чем оригинальные слова песни, я буду руководствоваться только теми впечатлениями, которые вызовет у меня сама музыка), а потом я буду приезжать в студию группы, сочинившей эту песню, и записывать трек. Это еще и более быстрый путь записи диска. Сколько времени я потрачу, если решу собрать специальный коллектив музыкантов исключительно под свою пластинку. Пока я их найду, пока они сыграются. А тут – готовые коллективы, знакомые с музыкальным материалом, потому что они сами его сочинили и сами давно его играют; мое дело только прилететь в нужный город. А там – три минуты в студии, и трек готов. Я вообще люблю, чтобы все происходило быстро. Поэтому я никогда не займусь режиссурой. Тратишь три года жизни и получаешь какие-то полтора часа развлечений, дай бог еще, если удачных.
На полке с компакт-дисками в первом ряду стоит пластинка 70-летней мексиканской певицы Чавелы Варгас, которая стала популярной в Европе лишь недавно, после того как Альмодовар включил ее песни в свои фильмы «Кика», «Цветок моей тайны» и «Живая плоть».
– А какую музыку обычно слушают в этом доме?
– Все подряд: фламенко, джаз, босанову, диско – главное, чтоб музыка была хороша. Единственный жанр, которого я избегаю, – рок. Это мне неинтересно: рок – музыка протеста, а я в свое время напротестовалась так, как никому из этих ребят и не снилось.
«Черная луна» сыграна до последнего «амор». По ходу песни Абриль напряженно вслушивалась в свой голос, а в ударных местах даже начинала подпевать, обрывая саму себя на полуслове.
– Я как раз сейчас репетирую две песни для нового мюзикла, в котором я начну сниматься через месяц. Он называется «В поисках бога», его ставит мой хороший друг, Агустин Диас Яньес, у которого я пять лет назад сыграла в фильме «Никто не станет говорить о нас, когда мы умрем» (эта роль принесла Абриль приз за лучшую женскую роль на Международном кинофестивале в Сан-Себастьяне и испанский аналог «Оскара», премию «Гойя». – А.В.) Со мной будет играть Пенелопа Крус, но петь буду только я. Одна песня на португальском языке, «Meditacao», а вторая – на английском, «I Want To Be Evil» – «Я хочу быть злом». Этот фильм – мистерия, и я играю две ипостаси одной души. На Земле моя героиня – официантка, а на небе – ангел. Ангел получает задание спуститься на Землю и не дать погибнуть во время боя одному боксеру, чью душу, если он умрет сейчас, не успев искупить свой грех, с нетерпением ждут в аду. Для моего ангелочка эта поездка на Землю – шанс совершать дурные поступки, намеренно творить зло. Ведь на небе, где все святы, у них нет выбора. Мысль фильма в том, что единственная реальная вещь, которая есть у нас всех в этом обманчивом мире, – выбор, который мы делаем ежеминутно: совершить добро или зло. Мы не всегда выбираем добро, и мы не должны всегда выбирать добро, иначе мы лишимся единственной истины, истины выбора, которой нет в раю.
– Что такое зло? Можно с легким сердцем испортить кому-нибудь жизнь и умереть уверенным в своей правоте?
– Ну если ты хоть раз в жизни получал как следует по яйцам, то, нанося другому удар в промежность, ты вряд ли будешь думать, что ему от этого станет лучше. Вот эта песенка, «I Want Тo Be Evil», она будет поставлена в стиле американских мюзиклов 50-х, и она выражает предвкушения и чаяния моей героини накануне ее земной поездки. Она перечисляет все плохие вещи, которые давно мечтала совершить… Да что рассказывать? У меня есть фонограмма песни, сейчас я покажу, как я вижу эту сцену.
У окна, за которым в этот день пронеслись все времена года и день успел смениться вечером, Виктория Абриль исполняет песню и танец, где к каждой фразе придуманы свой жест, взгляд, поза. Абриль изображает жеманство, лукавство, нетерпение, а оркестр набирает силы, и мелодекламация запева в стиле Дитрих перерастает в бродвейское крещендо рефрена. Это продолжается три, четыре, пять минут, и только Бог и Агустин Диас Яньес знают, в какую феерию превратится это шоу на целлулоидной пленке.
Абриль лукаво выглядывает из-за двери в прихожую, где я пытаюсь собраться, одеться и ничего не забыть.
– Может, перееду, пока не знаю, – отвечает она на вопрос, навсегда ли она в Париже. – В моей жизни завершается большой этап. Первые двадцать лет я прожила в Испании. В феврале 2002-го исполнится двадцать лет, как я в Париже. Человек, ради которого я приехала сюда, стал моим прошлым. Возможно, мне действительно стоит отправиться навстречу новому месту и – кто знает? – новой жизни.
– А кто катается на мотоциклах? – киваю на шлемы.
– Я. Да у нас в доме все моторизованы. Мотоциклы, велосипеды, самокаты, метро. Всё, кроме машины.
– Метро?!
– А что я – не человек?
– Но в парижском метро наверняка узнают Викторию Абриль. Незнакомые люди не досаждают?
– Люди никогда не досаждают. Напротив, мне очень интересно на них смотреть. Они, в свою очередь, ободряют меня, говорят: «Вы моя любимая актриса» или «Давай-давай, продолжай в том же духе». Посторонние – всегда дружелюбны и никогда не доставляют страданий. Боль и разочарования мы принимаем только из рук наших близких.
Редакция выражает благодарность генеральному директору агентства «Интерсинема-Арт» Раисе Фоминой и арт-хаус-линии «Другое кино» за помощь в организации интервью