Кинопереводчики о своей профессии «Не слово в слово, а смысл в смысл»

Кинокритик, программный директор фестиваля «2-in-1». В 90-е перевел больше сотни «пиратских» фильмов, теперь переводит фильмы для фестивалей вместе со своей командой.

Закадровый перевод фильмов я никогда не считал профессией — скорее субкультурой, чем-то вроде катания на скейтборде рыбинского производства. Результаты нашего труда были вполне эфемерными, и рано или поздно все они истлеют, как пленки последних VHS-кассет. Кто-то коллекционирует старые переводы из ностальгических соображений, но я лично в домашней видеотеке оставлю только пару кассет с голосом Алексея Михалева. «Бартон Финк» — обязательно.

В 90-х мы работали на слух, без монтажных листов и транскриптов. Кроме того, часто не было возможности «переговорить» запинку или ошибку — фильмы записывались без остановки, от начала до конца. Потом, правда, появились «хайфайные» магнитофоны, но положение дел это не сильно исправило. Хорошие, аккуратные переводы попадались очень редко. Халтурили все — за редчайшими исключениями.

Первый перевод, который доставил мне удовольствие, был «Полиэстер» Джона Уотерса. Оказалось, что его фильмы я мог переводить практически с ходу. Его абсурдная логика и юмор оказались мне настолько близки, что я заранее угадывал по первым словам, как продолжится реплика или диалог. Тогда я понял, что, пожалуй, продолжу заниматься этим — и не только для того, чтобы кормить семью. Фильмы со старыми переводами не пересматриваю. Если что иногда вспоминаю и цитирую, то разве только несколько текстов песен, переведенных для фильмов того же Уотерса («Безумный Сесил Б.») или дебюта Ченя Кайгэ («Желтая земля»). «В мире есть большие птицы,/А бывают малые./Изо всех людей партийцы/Самые удалые». Ну это было весело.

Как-то раз я случайно услышал свой перевод «Завтрака у Тиффани» и рассмеялся. 20 лет назад виски со льдом я не пил и не расшифровал со слуха простейшее выражение «on the rocks». Правда, в переводе этого не заметно, потому что я тогда решил, что это название неизвестного мне напитка и аккуратно повторил по-английски: «Я буду ontherocks». Зритель ничего не поймет, но мне-то понятно, что английские слова я пробормотал безо всякого смысла. Вот такая переводческая проблема.

Кодекс один и тот же у всех переводчиков, и сформулировал его, как известно, святой Иероним: «Переводить не слово в слово, а смысл в смысл». Ну а если говорить про закадровый перевод, то, пожалуй, не стоит мнить себя звездой и переигрывать с интонациями. Еще, когда не было монтажных листов и кое-что оставалось не расслышанным, я старался ничего не придумывать. Лучше слегка растянуть фразу и опустить непонятный фрагмент, чем придумать какую-нибудь глупость.

Лет десять назад, когда пиратские переводчики еще бесперебойно снабжали нынешних снобов лучшими новинками мирового кино за жалкие 100 долларов за фильм, я купил в переходе картину «Blueprint» (в нашем переводе «Клон») с Франкой Потенте в главной роли (и даже ролях, если быть точным). Оригинальная дорожка фильма шла по-немецки. Я небольшой знаток немецкого, но примерно минуты через полторы я понял, что ни одна из переведенных реплик не имеет ничего общего с тем, что в действительности говорят герои. А сюжет, кажется, такой: бездетная Потенте выращивает себе дочку — собственного клона; дочка со временем узнает, что является копией собственной мамы, и удирает в Канаду. При этом, что интересно, диалоги (совершенно не соответствующие оригиналу дословно) в целом вполне внятно и верно передавали сюжет и создавали вполне законченное впечатление о фильме, нисколько не противоречащее авторской воле. Будучи не понаслышке знаком с индустрией пиратского перевода, я примерно представляю себе, как это могло случиться: переводчик взял от пиратов стопку новых экранок и ворованных демок с настоятельной просьбой все это перевести как можно скорее. В процессе работы (на фильм с просмотром и записью — четыре часа) обнаружилось, что один из фильмов на немецком, переводчику неизвестном. Переводчик (я так думаю) честно позвонил пиратам, а они ему: «Сеня (Паша), сделай! В понедельник мы должны быть с «Клоном» на Горбушке — это будет бомба!» Сеня, или как там его, согласился, перелопатил в интернете ворох англоязычных рецензий о фильме (благо в них недостатка не было), написал собственные диалоги по мотивам прочитанного и озвучил пиратскую версию. Надо сказать, новопридуманные диалоги не были лишены некоторого однообразия («— Как вы думаете, почему моя дочь меня не любит? — Чего ж вы хотели?! Как-никак, она — ваша копия…»), но, повторюсь, вполне гладко ложились на изображение практически без потери сюжетного качества.

В общем, можно было бы считать, что Паша полностью доказал вторичность текста для искусства кино. Вот только один забавный момент: интуиция (которой вообще-то у Сени, наверное, все-таки не было, в отличие от трудолюбия, смелости, которая, как известно, берет города, и нечеловеческого упорства) особенно подводила его, когда ему казалось, что в лае немецких слов он узнавал что-то похожее и однокоренное. По понятным причинам Франка Потенте в фильме довольно часто произносила немецкое слово Tochter (дочь). Сеня каждый раз принимал его по созвучию за «doctor» и с гнусавой задумчивостью тянул: «Ну-у-у не-е-е знаю, сначала я должна посоветоваться со своим лечащим врачом».

Переводчик, специализируется на семейных фильмах и мультфильмах, в числе ее работ — «Сказки на ночь» с Адамом Сэндлером, мультсериалы «Гуфи и его команда» и «Новая школа императора».

Лет пятнадцать назад я встретила бывшего однокурсника в Доме кино, он вспомнил, что я всем делала английский в Институте киноинженеров, и предложил переводить у них в конторе фильмы. Тогда я стала работать переводчиком, техником при укладчиках — авторах текста дубляжа, а потом стала сама пробовать делать укладку. Помню первые переводы, даже через год многое в них казалось нелепым, например дословный перевод «их» ругательств — например «дырка в попе». Когда слышишь, как это звучит с экрана, сразу приходишь в чувство и что-то начинаешь понимать.

В первых сериях «Тимона и Пумбы» Тимон у меня был мартышкой, а потом стал сурикатом (кем и должен быть). Не знаю, насколько это смешно, скорее стыдно, что вовремя не посмотрела в словарь. Вообще, переводческих ошибок у меня до сих пор куча, некоторые исправляют редакторы — хоть какая-то от них польза.

Главная заповедь? Наверное, смотреть в словарь, иметь чутье, чувство ритма, не считать, что зритель глупей тебя, — хотя он, конечно, глупее… Вообще, переводчик и укладчик — вещи разные, можно сказать, противоположные. Переводчик — чистый человек, передает задуманное автором, а укладчик зажат в рамках длины (половина текста выкидывается, а с ней все нюансы), синхрона и пожеланий заказчика, который будет распространять фильм и у которого свои представления о том, что любит наш народ. Однажды заказчик настаивал на фразе в рекламе, которая была совсем далека от перевода, скорее напоминала тост в компании «новых русских любителей шансона» и звучала, мягко говоря, странно в устах, кажется, какого-то утонченного француза.

Вообще, я человек мрачный, тормозной, шутки рождаются с трудом, и поэтому чаще всего мне предлагают делать веселые мультики для детей, где часто приходится переделывать шутки и сочинять забавные песенки. Когда артист слишком заходится, режиссер говорит ему: «Поменьше таланта». Наверное, то же можно сказать и себе, когда слишком нравится свой «шедевральный» текст.

Самый народный переводчик, вместо профильного образования сначала работавший в библиотеке, потом — в милиции. Автор шести пародийных переводов голливудских фильмов, и около восьмидесяти — нормальных, в диапазоне от «Бешеных псов» до «Южного парка».

Уровень переводов, как и многое другое в нашей стране, можно обозначить известным выражением «ниже ватерлинии». Я люблю фильмы, но смотреть их в переводе наших доморощенных специалистов невыносимо. По-моему, хорошие фильмы заслуживают хорошего перевода, а не бездарных потуг. Как говорится, хочешь сделать как следует — сделай сам. В общем, глядя на творящееся безобразие, я начал переводить сам.

Моим первым переводом был «Путь Карлито» Брайана Де Пальмы, я перевел его в 1995 году, в подарок на день рождения другу. Я тогда служил в уголовном розыске, и переводы проходили по категории хобби. Фильм про бандитов, можно сказать, профильный. Переводил так, как считаю правильным, потому не обошел вниманием и присутствующую в фильме нецензурную лексику. После просмотра получившегося шедевра жена друга сказала: это был мой любимый фильм, а после твоего перевода я не буду смотреть его никогда! Считаю, это лучший отзыв — человек наконец-то понял, о чем кино на самом деле, и сделал правильные выводы.

Переводческие ошибки мне в основном кажутся идиотскими. Например, как можно перепутать север и юг, вторник и четверг? А ведь бывает, да.

У меня нет знакомых кинопереводчиков — я тружусь сам по себе, в профессиональном кругу ни с кем не общаюсь. В процессе перевода руководствуюсь собственным пониманием о том, как надо работать: уважаю труд создателей, уважаю свой труд, уважаю зрителей. Стараюсь делать так, чтобы зрители безошибочно определяли: этот перевод сделал Дмитрий Пучков.

В основном занимаюсь живыми показами: на экране — оригинальная копия фильма, а я за кадром говорю в микрофон. Истории при этом случаются самые разнообразные. Например, все билеты проданы, а из кинобудки сообщают, что прокатчики не привезли последнюю часть фильма. Беготня, крики, вопли, угрозы, расправы, привозят недостающую часть. Или расторопный киномеханик роняет винчестер с фильмом на пол и разбивает в хлам. Беготня, крики, вопли, угрозы, расправы, задержка сеанса на пару часов, привозят. Или разрекламированная премьера «в переводе Гоблина», тысячи проданных билетов, включаем фильм, а создатели его полностью перемонтировали и заменили четверть диалогов. Ощущения непередаваемые. А в конце разрекламированной премьеры подходит зритель, внимательно на меня смотрит и задает вопрос: а вы кто? В общем, лучше безо всяких баек, лучше, чтобы все просто работало как надо.

Создатель Notabenoid.com — интернет-портала, где энтузиасты коллективно переводят любые тексты и субтитры на разные языки.

«Нотабеноид» родился в Санкт-Петербурге в половине третьего ночи 23 ноября 2007 года. Тогда в сети появился полнометражный мультфильм «Futurama: Bender's Big Score» без русского перевода. Смотреть фильм по-английски мне было лень, и я написал простенькую страничку, куда были выложены английские субтитры, можно было предлагать свои версии перевода и оценивать чужие. В 3.15 я проанонсировал свою поделку на сайте leprosorium.ru, через 30 минут у каждого субтитра была как минимум одна версия перевода, а уже в 6 утра смотрел новую «Футураму» с вполне приличными русскими субтитрами.

Перевод «Футурамы» сперли на следующий же день. Один интернет-магазин музыкального оборудования выложил субтитры у себя, удалив подпись переводчиков с «Лепрозория», все еще долго потом возмущались. А через неделю я купил диск с «Футурамой», озвученной по нашим субтитрам. После этого я засел за создание полноценного переводческого краудсорсингового сервиса, который уже появился в сети летом 2008-го по адресу Notabenoid.com.

На сайте сформировалось довольно сплоченное сообщество (в декабре или январе планируется первая официальная офлайн-встреча). Когда летом этого года я разрабатывал новую версию сайта, выдал доступ на develop-сервер наиболее активным пользователям, и благодаря их идеям и предложениям, которые демократично обсуждались в блоге самого «Нотабеноида», сайт получил много новых функций. Кстати, сейчас пишется новая версия интерфейса перевода, и ее тоже нарисовал один из юзеров. Сам же я при этом переводческой деятельностью не занимаюсь совсем — мое дело было собрать этих людей в одном месте.

Профессиональный кинопереводчик, переводит с английского, французского и нидерландского прокатные фильмы — от Поланского и Вуди Аллена до «Скотта Пилигрима» и «Ханны». Последняя его работа — «007: Координаты «Скайфолл».

Я всегда хотел заниматься переводами и даже диплом защитил по переводу драматургической речи, так что я, по иронии судьбы, наверное, единственный со своего курса работаю не только по специальности, но и по теме диплома. С другой стороны, это все цепь странных случайностей: на одном кинофоруме я познакомился с прекрасным переводчиком Петром Карцевым, тот помог мне сразу после иняза устроиться на работу в «Централ Партнершип». Работа не была связана с переводом, но я долго всех доставал, чтобы мне дали попробовать, вот и дали один раз, другой и так далее. Потом прошел еще две полезные школы, и тоже совершенно случайно: переводил сериалы для ТВЦ и фильмы для Московского кинофестиваля (с их службой перевода с удовольствием работаю и сейчас). Хотел попробовать дубляж — попробовал, многому пришлось учиться заново. В какой-то момент оказалось, что меня уже знают на разных студиях.

Занятная особенность киноперевода в том, что ему нигде не учат. А это все-таки отдельный вид спорта, в чем-то гораздо строже и требовательнее литературного перевода, и далеко не все литературные переводчики справляются. Приходится учиться самому, на своих ошибках, на это уходят годы боли и унижений. Меня часто спрашивают, как пробиться, а в ответ даже нечего посоветовать: многих ступенек, по которым я шел, уже нет, поэтому я и считаю, что мне повезло.

Моими первыми фильмами были «Секрет» и «Секси бойз». Их показывали всего одним экраном, и я сам читал перевод в кинозале, с первым было 7 сеансов, со вторым — 14. Перечитывать было бы страшно: от просмотра своих первых переводов в кино у меня осталось ощущение первобытного ужаса и горького стыда. Но это все тоже полезная часть процесса обучения, который продолжается непрерывно. Ощущение того, что я чему-то научился, у меня вообще появилось не так давно. И оно зыбко.

Смешными ошибки бывают, только если их вовремя обнаружить, тогда над ними можно смеяться, потому что ты все равно молодец. В одном французском фильме идет перестрелка, кто-то падает раненый, герой подбегает к нему и кричит: «Brancardier!». Я решаю, что герой зовет кого-то по фамилии, не задумываясь пишу «Бранкардье» и работаю дальше. И только дойдя до конца фильма, понимаю, что этот таинственный Бранкардье больше нигде не появился. Тут мне приходит в голову светлая мысль заглянуть в словарь, и выясняется, что «brancardier» — это «носилки», а герой в этой сцене просто зовет санитара. Что еще раз доказывает, как ненадежно в переводе полагаться только на собственную голову и как важно трижды проверять каждый неочевидный момент.

Отдельная история — ошибки, которые вовсе не ошибки: когда герой ошибается по сценарию, путает слова, говорит неграмотно или что-то недопонимает. Всегда найдутся знатоки, которые в таких случаях с восторгом бросятся рвать переводчика. Был забавный случай с фильмом «Париж, я люблю тебя». Там в последней новелле американка стоит у могилы Сартра и Симоны де Бовуар и думает: «Вот лежат Сартр и Симон Боливар. Они так любили друг друга, что даже были похоронены вместе». При этом она, понятно, немного растеряна, но принимает это как должное: все-таки Париж, тут у них и не такое бывает. Несколько раз с тех пор всплывала эта тема, и я натыкался на адские проклятия переводчику, который не может отличить Бовуар от Боливара. Потом кто-нибудь предлагает проклинающему заглянуть в оригинал — и там его ждет сюрприз. Это редкие моменты радости для переводчика.

Бывают еще переводческие решения, с которыми можно спорить, но за которыми все-таки стоит некоторое движение мысли. Главного героя фильма «Рестлер» после долгих споров все-таки назвали Бараном — и правильно сделали. Перевод за это ругали, предлагался вариант «Таран», но в имя Баран, при всем его нелестном звучании, вкладывается слишком много смыслов, чтобы ими пожертвовать: это и упрямство, и аналогии с библейским агнцем (которые прямо проговариваются в одной сцене), и тот же самый таран, и внешний вид героя (курчавые белые волосы), и вся его атрибутика (эмблема с бараньей головой у него на поясе и на автомобиле), и его коронный удар, когда он приставляет руки к голове, изображая рога. Ради благозвучности пришлось бы со всем этим распрощаться, а с другой стороны, нужна ли в борьбе без правил благозвучность? Там прозвища борцов одно обиднее другого, оскорбительные прозвища — это тоже часть шоу.


Главная заповедь переводчика — не навреди. Навредить очень просто. Сценарий фильма может писаться годами, на перевод часто дают не больше недели. К тому же в процессе дубляжа занято много людей: прокатчики, режиссер дубляжа, актеры — каждый может вносить свои поправки, в итоге твой текст по дороге к экрану может сильно измениться. Поэтому задача-максимум переводчика — сделать так хорошо, чтобы ничего не хотелось менять, сокращать или разгружать, чтобы прокатчики были рады, чтобы реплики были нужной длины и актерам хотелось произнести их так, как написано. Если ты хочешь, чтобы твой текст передал все самое главное, надо резать его самому, иначе порежут другие.

Есть более очевидные, но не менее важные принципы: чувствовать жанр, стиль, подстраиваться под характеры и манеру речи персонажей. Если речь одного персонажа как-то отличается от речи других, надо уметь это поймать и передать, иначе персонаж будет обезличен и убит. Дубляж — это в принципе почти что убийство роли: у актера отнимают голос, важнейший его инструмент. Чтобы роль все-таки жила, надо создать ее заново: для этого нужен другой хороший актер — и хороший текст. Наверное, хороший дубляж — это когда слушаешь фильм и забываешь, что он переводной, настолько органичной и живой кажется речь.

Одним из самых трудных фильмов, с которыми я работал, был «Серьезный человек» братьев Коэн: он весь построен на реалиях иудаизма, и в какой-то момент я понял, что не обойдусь без помощи знатоков. Я познакомился с одним раввином, договорился, что пришлю ему свои вопросы, сочинил обстоятельное письмо, отправил — и несколько дней ждал ответа, пока не понял, что ошибся адресом и что письмо ушло какому-то другому человеку, полному его тезке. Я тут же исправил ошибку, раввин мне очень помог, но с тех пор я все думаю о первом адресате. Поскольку мы с раввином уже были знакомы, я в этом письме обращался к нему по имени и без предисловий: «вот такие к вам вопросы», и дальше про разные тонкости взаимоотношений еврея с Богом. Два года прошло, а мне до сих пор интересно, что подумал этот человек, получив письмо с такими вопросами с незнакомого адреса (если он его получил). Нашел ли он ответы? Или, может, ищет до сих пор, потому и не отвечает? Мне кажется, отчасти фильм Коэнов как раз об этом.

Переводчик, специализируется на комедиях, например — «Выпускной».

Заниматься переводами кино я начала еще когда училась в университете. Свой первый опыт киноперевода получила на фестивале студенческих фильмов «Начало». И буквально на днях отмечала закрытие своего пятого «Начала». После университета прошла собеседование на киностудии «Невафильм», где искали переводчика-укладчика кино, и, собственно, этим я до сих пор и занимаюсь: переводом и укладкой для дубляжа.

Первый перевод фестивального кино я уже, конечно, не помню, а текст, наверное, есть где-то в компьютере, но вряд ли я когда-нибудь его перечитаю. А вот первый перевод-укладку на киностудии как-то пересматривала, точнее наконец-то посмотрела. Это была серия детского мультика, помню, что сидела над ней днями и ночами (укладка для меня тогда была в новинку). Посмотрела и осталась довольна результатом.


Был один случай, когда я не проследила, что фраза, которая выглядит на письме вполне нормально, звучит, скажем так, не совсем прилично. А вот актер дубляжа во время записи это заметил. Было неловко.

Помню, в университете на лекции мы зачитывали «кодекс переводчика». Переводчик должен хорошо знать язык перевода и родной язык, быть ответственным, учитывать читательскую аудиторию перевода, пользоваться словарями и энциклопедиями и так далее. Вроде бы все и так понятно. Конкретно про киноперевод — во время перевода на фестивале береги горло, чтобы в микрофон не хрипеть, а что касается укладки, то всегда проговаривай текст вместе с актерами, с выключенным звуком и несколько раз на всякий случай (учусь на собственных ошибках). Ах да, и не ленись считать слоги.

Один синхронист на конференции зоологов переводил и переводил про сусликов, а в процессе понял, что речь не о сусликах, а о бобрах, и в конце произнес такую фразу: «Всех сусликов прошу считать бобрами!» Но мне кажется, эта байка уже стара как мир.