«В стране оказалось более 600 тысяч эльфов, орков, гномов» Что стало с бывшими толкиенистами?

Мне очень нравились книги Толкиена — в школе я учил по ним английский, выпускное сочинение написал на тему «Мой любимый писатель — Толкиен». Верил, что если человек в жизни прочитает одного только «Властелина Колец», поймет и примет эту книгу, то он уже не сможет стать плохим. Потом мой младший брат увлекся переводами Толкиена, стал специализироваться на его творчестве и познакомил меня с ролевиками. Я не был фанатом ролевых игр. Пару раз ездил смотреть, но не проникся. Сами ролевики мне понравились, хотя они часто вели себя асоциально, выпадали из жизни, не находили друзей. Тогда, в конце 1990-х, я создал для них сайт tolkien.ru — социальную сеть, где пользователи могли заводить профили, знакомиться и общаться. Тогда все это было в новинку — блоги, веб 2.0 только начинались на Западе, ЖЖ и социальные сети пришли позже. Наша сверхдемократичная среда быстро притянула сообщество и стала одной из основных онлайн-точек общения ролевиков.

Я стал раскручивать tolkien.ru, пытался облагородить образ полумаргинальной тусовки, создал и зарегистрировал общественную организацию «Благотворительный фонд «Жители Средиземья». Издавали глянцевый фэнтези-журнал, устраивали игры, музыкальные фестивали, занималась фэнтези-донорством. Ездили в детские дома. Финансировать приходилось самому, это постоянно отъедало много денег. Стали придумывать способы коммерциализации. Очень кстати пришелся фильм «Властелин Колец», который перевел творчество Толкиена из разряда фолк-саг для книжных червей в мейнстрим. Параллельно стали думать над монетизацией бренда «Средиземье». На переписи населения в 2002 году я призвал всех толкиенистов записываться средиземцами — по косвенным данным, в стране оказалось более 600 тысяч эльфов, орков, гномов и др. Больше, чем жителей некоторых субъектов РФ. Мы старались создать для них привлекательное потребление, занимались «товарами из Средиземья». Пришли к виноделам с идеей создания «вин Средиземья». Брендировали пробную линейку — «заплесневелые» бутылки с сургучом, паутиной и рунами — волшебные напитки для хоббитов и магов. Владелец компании, стесняясь, неуверенно спросил: «А вот тут у нас еще конфискат молдавских виноматериалов есть, по 18 р. за литр… Мы его пробовать не рискнули — может, волшебные желудки орков с ним справятся? Назовем «Здравур». Пришлось отказаться, уж больно заколдованный портвейн оказался».

«Мои ролевые игры начались в школе, в 1999-м. Это не называлось толкиенизмом, просто были поездки в летние лагеря, где проходили подобные мероприятия. Нас делили на группы, раздавали сценарии, мы переодевались эльфами и орками и бегали по лесу с луками и деревянными мечами. Время от времени ролевые игры устраивали старшеклассники — по мотивам популярной тогда компьютерной игры «Меч и магия», принцип был тот же. Вскоре среди них обнаружились серьезные толкиенисты — они собирались в Нескучном (на Эгладоре) и в Царицыно (на Мандосе), пели песни, фехтовали на мечах и (это тогда меня и впечатлило) заморачивались на оружии и доспехах. Заказывали себе текстолитовые мечи и клинки ручной работы, гравировали на них свои имена. Однажды кто-то принес дико тяжелую гномью кольчугу, сделанную из металлических колечек, на которые ковры вешают.

Сначала в тусовку попала моя подруга — стала эльфом, выбрала себе непроизносимое имя, прочитала «Сильмариллион». Потом присоединилась я, но у меня были проблемы с выбором расы. Эльфом я быть не отваживалась — то ли чувствовала себя недостаточно магической, то ли стеснялась: эльфы были белая кость, надо было серьезно входить в тему, цитировать «Сильмариллион». Так что я стала человеком — кажется, потомком людей с острова Нуменор.

Потом подруга где-то раздобыла эльфийские алфавиты — руны и письмена. Мы учили язык, переписывались на нем во время уроков. Был 2001 год, Эгладор и Мандос почти выдохлись, так что мы ездили на новый спот — Фангорн, в Битцевском парке. Пели песни, фехтовали или сидели кружком, обсуждая непростую эльфийскую жизнь. Я это не афишировала, в отличие от подруги, которая рассказывала про себя на каждом углу. В нашем продвинутом классе ­толкиенистов не жаловали, парни орали ей вслед: «Эй, Эльф!»; им казалось, что это обидно.

За эльфами было интересно наблюдать. Сначала ведь можно было выбрать не только ­расу, но и сторону: светлый ты эльф (однознач­но хороший), темный (злой) или серый (ни тот ни другой — или еще не определился). Все были светлыми и добрыми, а потом появилась «Черная книга Арды» — история Средиземья с точки зрения темных сил, фан-фикшн, написанный двумя российскими авторами. Что-то вроде толкиенистской Библии для сатанистов. Ее все читали и резко меняли ориентацию, даже моя подруга ее прочла и буквально на следующее утро заявила, что принимает темную сторону. А я эту книгу так и не прочла — видела, что она с людьми делает, и боялась, что меня темные силы завербуют».

«У меня, наверное, классический случай — вторая или третья книжка, которую я прочитал, оказалась «Хоббитом». И в мои четыре-пять лет она оказалась любимой, я ее бесконечно читал и перечи­тывал, учил наизусть стихи оттуда — до сих пор помню половину. Полюбил фэнтези, фантастику и прочие волшебные детские книжки. Причем «Властелина Колец» и «Сильмариллион» нашел уже лет в тринадцать — до этого были рыцарские романы, легенды о короле Артуре и прочее.

О том, что существуют толкиенисты, я узнал лет в десять — смотрел передачу «Звездный час», туда пришла девочка с фенечкой и начала рассказывать ошарашенному Сергею Супоневу, что она эльф и друзья ее эльфы. Я не очень понял, как это, — но потом из газет узнал, что вот есть такие ужасные толкиенисты, читают книжки, делают деревянные мечи, носятся по лесам и калечат друг друга. Это казалось ужасно заманчивым, но где их найти, я не знал. А потом однажды просто гулял по району, наткнулся на ребят с деревянными мечами, познакомился. И они на несколько лет стали моими лучшими друзьями.

Я попал в движение, когда его золотой век уже закончился. То есть всякие ребята, которые гуляли в плащах по московским паркам, разыгрывали сценки и учили эльфийский (их называли «дивные»), уже численно серьезно уступали шумным металлистам, которые пили пиво, ходили в косухах и обожали драться на мечах. Но это все равно было очень и очень здорово. Все-таки — одна из немногих умных и позитивных субкультур, потому что толкиенисты объединялись вокруг книг. Ты мог ходить с немытыми волосами и пить «Очаковское» — но в торбе с надписью «Ария» у тебя все равно были книги. Я, конечно, ездил на игры — многодневные, где тысячи людей со­бирались; шил костюмы, жил там в палатках — но это тоже было все элементом социализации. Первая девушка у меня тоже была из тусовки, потом были еще и еще. Сейчас смешно говорить, но движение во многом развалили власти. Когда мы собирались в Нескучнике, там был лес, большая территория, можно чем угодно заниматься. Хочешь на гитаре и флейте играй, хочешь на мечах дерись, хочешь — гуляй под ручку с дивной девушкой. Потом московским властям все это надоело — и они зимой прислали ОМОН, всех толкиенистов выгнали. Одну неделю всех по автозакам распихали, вторую — просто поставили ментов на вход и всех подозрительных заворачивали. И тогда все стали тусоваться просто на площади у памятника Ленину. А там уже ничего делать особо нельзя было, все просто пили и болтали. ­Туда еще и гопники начали приходить, и фашисты, и всякие просто бухие неформалы — до парка им было сложно добраться, а тут все ­рядом. В итоге буквально за пару лет все дегра­дировало в Москве».

«Я стал ездить на ролевые игры в 1996-м, лет в четырнадцать. Главным образом из-за того, что прочитал «Властелина Колец». Потом игры стали показывать по телевизору, про них писали в газетах, ролевиков можно было встретить повсюду. У меня нашлись старшие товарищи, которые ездили в лес, и я попал в довольно известную команду, так называемый хирд Морадана — гно­мье воинское подразделение.

В первую очередь всех интересовала боевая подготовка — кто-то пришел из фехтования, кто-то из борьбы. И я полтора года два раза в неделю ездил в спортзал, отжимался по два часа, бегал полосы препятствий… Командиры были суровые — помню, кто-то за какую-то мелкую провинность триста раз приседал. Соскочить можно было всегда, но почему-то никому не приходило в голову.

Снаряжение делали сами. Я плел себе кольчугу из алюминиевой пленки, ночью срезал с аттракциона «Сюрприз» в зеленогорском парке спинку на щит, гнул шлемы из кровельного же­леза. Все это, в общем, составляло основную часть моего участия в ролевом движении. Даже когда мы выезжали в лес, никто особо не задумывался о том, чтобы что-то там отыгрывать. Задачи у нас были простые, насущные. Выяснить, где и когда самый крутой штурм, и постараться принять в нем участие. И вот когда тебя товарищи поднимали на щитах на стену, из-за которой какой-то м…к пытался ткнуть в тебя чем-то типа копья, во всем этом чувствовалось что-то захватывающее и подлинное. Как и в любой абсолютно бессмысленной деятельности».

«О «Средиземье», а именно так в Перми называлась тусовка толкиенистов, я узнал классе в девятом. Для меня стал откровением тот факт, что я не единственный, кому книги Толкиена кажутся особенными. Оказалось, таких людей много, и они регулярно собираются вместе. Для чего они это делают, я тогда еще не знал. Встречались вроде бы по средам и субботам. Я восхищенно слушал тех, кто туда приходил, — их истории о поездках на игры в леса, о похождениях в городе, сопряженных с опасностями в виде гопников и скинов, о разыгранных настольных партиях, а еще о сплавах, армии и вообще обо всем. Абсолютное большинство были старше меня. При этом я всегда сохранял дистанцию между собой и людьми, представлявшимися Гэндальфом, Гимли или Сауроном. Даже тогда они казались мне странными. И сдружился я совсем не с ними, а с прекрасными ребятами с Висима (район Перми. — Прим. ред.). Эта дружба — самое главное, что осталось с тех времен. За два удивительных лета, проведенных в «Средиземье», я принял участие в четырех игрушках, трижды выезжая в лес. Мне кажется, именно тогда начал выпивать. По крайней мере тот факт, что один и тот же человек привел меня на «Средиземье» и впервые принес мое изможденное алкоголем тело родителям, не вызывает у меня сомнений. Разумеется, впоследствии я еле-еле смог уговорить их отпустить меня на выходные в лес. Решающим аргументом для них стало то, что мой двоюродный брат, на год меня старше, тоже решил ехать. Я готовился к игре: сделал три дырки в мешке из-под картошки — и у меня появился прикид; обмотал изолентой клюшку — и обзавелся оружием. Никакой роли у меня не было, я был частью некоего племени — для меня самое то. Помню первую битву. Человек десять наших столкнулись на лесной дороге с врагами. Напряжение нарастало, схватка была неминуема. Раздался крик, и враги бросились на нас. Первая шеренга во главе с отчаянным парнем по имени Руслан с еще более диким криком подается вперед. Тут я слышу третий крик и боковым зрением вижу, как мой брат улетает в кусты. Через секунду передо мной оказывается Руслан, кромсающий все вокруг себя каким-то обломком. Я тоже начинаю беспорядочно махать своей клюшкой. Минуты через две все стихло. Мастер игры вынес вердикт: все умерли, кроме меня и брата. Он выползал из кустов, потирая голову, об которую сломал свой прекрасный клинок Руслан. Брат больше на игры не ездил, а мне понравилось. Я прекрасно провел время в компании орков, эльфиек и просто хороших людей. А потом пришла пора поступать в университет, и все закончилось как-то само собой».