«Укрытие» Центр циклона

Шторм приближался. Этого не замечали люди на улицах, воспитатели в детском саду, друзья, начальники и посетительницы рынков выходного дня. Конец света видел только Кертис из тихого пригорода Огайо, живущий в доме со стеклянной верандой, идеальной женой и глухой дочкой. Пока соседи подстригали газон, над их головами разверзалось небо, шел ядовитый дождь и закручивались в воронки черные стаи птиц. «Их всех еще можно спасти», — подумал Кертис и начал рыть у себя на заднем дворе укрытие. Психотерапевты ему не поверили.

Неприятная правда — лучшее, что можно сказать в лицо. Джефф Николс понял это еще в дебютном «Shotgun Stories», где три сводных брата пытались разобраться, как жить с тем, что они друг друга ненавидят. «Укрытие» же — латентный хоррор, которому место на одной полке с «Убежищем» Тодда Хейнса. Но если у Хейнса ужас прятался за обшивкой нового дивана, то здесь речь идет о специфике мужского сумасшествия: кошмар — это не идиллическая жизнь. Кошмар — это возможность ее потерять.

Николс с вежливым любопытством психотерапевта вываливает на стол ворох подсознательных страхов, в той или иной степени знакомых каждому: кто знает, что случится завтра, — болезнь, экономический кризис, второе пришествие, — новый день всегда несет возможность того, что более-менее налаженная жизнь, где есть работа с медицинской страховкой, любимая семья и дом с лужайкой, вдруг разлетится ко всем чертям. Привычные вещи больше не выглядят так, как прежде: безоблачное небо раскалывается надвое, облака закручиваются в смерч, добрая собака вот-вот разорвет тебя на части, а жена прячет за спиной нож. Сон и реальность мешаются в единое целое, наглядно демонстрируя, что обратная сторона реальности — полная ее противоположность. «Видит ли это кто-нибудь еще?» — спрашивает Кертис. Безумцы никогда не сознают собственной невменяемости — он же, напротив, полностью отдает себе отчет в том, что сходит с ума, в то же время боясь признавать свои видения беспочвенными.

Но из видений, снов и дурных предзнаменований складывается не столько человеческая трагедия, сколько картина болезни, портрет прогрессирующего отчаяния. Майкл Шеннон давно выполняет функцию проводника безумия, и в «Укрытии» этот талант приобретает совсем зловещие формы: он уже не изображает болезнь, а фактически ею является. Его герою мерещатся призраки, он просыпается в мокрой постели, прохожие обходят его стороной, а жена беспокойно крутит у виска, когда он запирается по ночам в своем подвале и берет кредит на покупку противогазов. Он не самопровозглашенный пророк, стоящий на проезжей части с табличкой «The End is Nigh», — главная причина его отчаяния в том, что он хочет вылечиться, а его никто не слушает. «У тебя отличная жизнь, — говорит ему приятель. — По-моему, это лучший комплимент, который можно сделать мужчине. Посмотри вокруг и скажи: «Все хорошо».

Тем не менее «Укрытие» не пытается пролить свет на причины происходящего, не вдается в психоанализ и не пытается показать выход: Николс здраво и точно конструирует при помощи попавшихся под руку апокалиптических ужасов, интегрированных в уютный пейзаж, историю самопожертвования, граничащего с саморазрушением. Он не лечит, а проводит исследования, не пугает, а показывает рентген, теряясь, когда дело доходит до диагноза: кто на самом деле псих — герой или все остальные? Иллюзорная опасность страшнее настоящей, люди с очень сильной волей склонны верить в судьбу и знаки, жалуясь, что не получают того расклада, которого, как им кажется, они заслуживают, а если жертвовать собой ради правды, легко можно сорвать голос. За другими деталями стоит обратиться к медицинскому справочнику, — в конце концов, тот, кто что-то знает, обречен выпивать пузырек снотворного залпом и терпеть неодобрительный шепот, заходя в столовую. Что до других — черт с ними, их все равно не спасти.