Ответы. Сергей Соловьев, режиссер

В 60-х Сергей Соловьев снял 20-минутный фильм по Чехову. В 70-х – «Сто дней после детства» с Татьяной Друбич в венке и с книгой «Lettres D’Amour» в руке. В 80-х – «Ассу» с художником Африкой. В 90-х – «Нежный возраст» с сыном Дмитрием, бегущим по Чечне за танком. В апреле 2003 года у Соловьева выходит фильм «О любви» – экранизация трех рассказов Чехова.

– Только что посмотрела фильм «О любви» – почему-то совершенно не понимаю, что о нем можно сказать.

– Ничего и не надо. Что говорят после премьеры западные зрители? Представляешь, он собрал за неделю 3 миллиона 600 тысяч долларов. Или вышел «Чикаго». И они говорят: «Ах, как Гир танцевал! Ах, как чудно выглядела Зеллвегер!» У них рецензии появляются в газетах в четверг, а в пятницу все идут сверять свою точку зрения с точкой зрения кинокритика: правильно ли они сами мыслят. В кинотеатры выстраиваются дикие очереди, чтобы в понедельник было о чем поговорить на работе. А у нас нет фона, на котором возможны подобные разговоры. Разве здесь премьеры? Здесь – показы. В 8 часов в кинотеатре собирается компания приятных людей. Да и что можно сказать о фильме. Что? «Как трогательно она играла?»

– Во времена «Ассы» и «Нежного возраста» важнее того, о чем вы рассказывали в ваших фильмах, на мой взгляд, не существовало. А Чехов почему?

– Меня сейчас милиционеры постовые останавливают, я им показываю бумажку, где есть слово «Асса», они делают вот такие глаза: «Так это вы сняли ту самую «Ассу»!» Знаете, почему «Асса» была актуальна? В Венеции «Чужая белая и рябой» получил приз, а здесь собрал 6 миллионов зрителей – по тем временам это был провал. На премьеру привезли роту солдат, чтобы мне обидно не было. На улице даже грузовики стояли. Я тогда впервые задумался о зрительском внимании. Стал думать, на что сейчас ориентированы глаза и уши. Оказалось – индийское кино! «Асса» – типичный индийский фильм: девушка должна выйти за богатого парня, а любит бедного певца. Когда эмоциональный всплеск – все поют. Но это было время аномальных явлений. Я их частично, кстати, и породил. А теперь у меня такое чувство, что все более или менее устроились, нужны спокойные, классические фильмы. В «О любви» полно суицидальной метафизики, но смотрится он отчего-то легко. Если по какому-нибудь каналу, кроме «Культуры», вдруг средь бела дня играет Спиваков, это непременно означает: кто-то там наверху помер. А эту историю вполне можно показывать к 8 Марта.

– «Асса» – Болливуд. «О любви» – это что?

– Недавно пересматривал сцену, где они выясняют, кто отец мальчика. Меня ударило: что же она мне напоминает? Перебрал всю мировую классику – ничего подобного. Вспомнил – мама моя! – это же сериал про Марианну!

– Когда вышел «Нежный возраст», мне он показался крикливым, неточным. Вчера пересмотрела его заново. Сергей Александрович, именно так все тогда и происходило.

– Я на его премьеру позвал Горбачева. Я видел: он был по-настоящему взволнован. Подошел ко мне: «Можешь мне верить, можешь нет, но я ничего этого не знал! Я думал: целое поколение обрело свободу, они будут читать чего хотят, ездить куда им вздумается». А я ему говорю: «Вы так не расстраивайтесь, я ведь тоже ничего не знал». Горбачев говорит: «Вы могли и не знать, а я-то!..» Я тогда тоже радовался: какая дивная жизнь у сына началась. Вот мы вместе летим в Калифорнию, там я его знакомлю с Ричардом Гиром и Синди Кроуфорд. Сын мне только 15 лет спустя все рассказал. Я спросил его однажды, как там его одноклассники. Да их, говорит, всего трое осталось. Я обалдел: а куда остальные делись? Отвечает: тут много чего на южке, то есть на Юго-Западе, было – и солнцевские, и чечены, и Институт дружбы народов, откуда вся наркота шла. Я сейчас «Нежный возраст» тоже пересматривал и почти не думал об эпохе Горбачева – все больше об Апдайке, Сэлинджере и Капоте.

– Вы сейчас могли бы снять такой фильм, как «100 дней после детства», вы до сих пор сентиментальный человек?

– Что значит сентиментальный?

– В кино, скажем, плачете?

– Недавно воткнул кассету «Рокко и его братья» Висконти. Не помню, плакал или нет. Но меня шибала настоящая нервная дрожь.

– А музыку какую сейчас слушаете?

– В машине у меня такой придурковатый наборчик: Гарик Сукачев, лучшие оперные арии и увертюры, Фрэнк Синатра, Земфира и Каллас.

– Вы поначалу утверждали, что вам совсем нечего сказать о кино.

– Глупо говорить, что ты снял кино об одиночестве или, наоборот, о радости коллективной жизни. Вот, например, мы «О любви» записали на «Бетакаме», там скорость 25 кадров в секунду, а печатали потом, естественно, на пленку. Это уже 24 кадра. Кадрик сюда – кадрик туда, какая разница? Сели смотреть, а Абдулов в фильме говорит, как Ельцин перед вторым сроком президентства: «ме-е-а-а-э-э-э».