Мать
«Все о моей матери» Педро Альмодовара – самый титулованный фильм сезона. Из «мадридского провокатора» и «короля китча» Альмодовар наконец-то превратился в режиссера, которого даже Америка признала великим. Фильм завоевал все мыслимые награды: от приза за режиссуру в Каннах до «Оскара» за лучший иностранный фильм. Алексей Васильев – о том, что стоит за успехом картины.
11 сентября 1999 года центральные испанские газеты опубликовали на первых полосах некрологи Франсиски Кабальеро. В пятницу 10 сентября в Мадриде, в госпитале UCI, скончалась восьмидесятитрехлетняя жительница деревни Кальсада-де-Калатрава.
Это было ее пятым посещением испанской столицы. Предыдущие четыре раза Кабальеро приезжала сюда для съемок в кино. Для нее настойчиво писал роли один режиссер, Педро Альмодовар, неоднократно называвший ее «величайшей из актрис». За два часа до смерти он навестил Кабальеро в больнице, а двумя днями позже присутствовал на ее похоронах на кладбище Танаторио-Сур.
Полуграмотная крестьянка в очках с толстыми линзами и редкими седыми перьями вместо волос оставалась самой яркой достопримечательностью среди экстравагантных персонажей Альмодовара. Она зачитывала свои тексты с той же невозмутимой естественностью, с какой ведут себя перед камерой маленькие дети и животные. Всегда записывалась с одного дубля и никогда не читала сценарий. Ей это было просто не нужно. Она знала своего режиссера лучше, чем кто бы то ни было. Собственно, это она была его режиссером. На кладбище Танаторио-Сур Альмодовар пришел проститься со своей мамой.
Почти всю свою жизнь Франсиска Кабальеро носила черные платья. В траурный костюм ее обрядили еще в три года – после смерти отца. Впервые она решила выбрать платье посветлее на свое сорокалетие. Шел 1956 год, ее семья переехала из нищей Ла-Манчи в зажиточную деревню неподалеку от португальской границы, и все ее четверо детей, Антония, Мария-Хесус, Педро и Агустин, росли здоровыми и красивыми.
Франсиска проучилась всего год в школе, но в деревне Кальсада она оказалась единственной женщиной, хоть как-то обученной грамоте. Так в семье появилась новая статья дохода: за небольшую плату Франсиска вела всю деревенскую переписку. Под диктовку выводила послания соседок к переехавшим в город детям и читала вслух их ответы. У нее был красивый почерк, а письма из города она зачитывала, как стихи, часто добавляя от себя слова, чтобы порадовать адресатов. Как-то возвращаясь домой с одного из таких чтений, Педро (ему было девять) спросил: «Мама, почему же ты сказала, что они часто вспоминают бабушку и им очень хочется как прежде расчесывать ей волосы перед дверью на улицу, над кадкой воды? Там же об этом ни слова!» «Зато видел, какая она сидела довольная?» – ответила мама.
Когда Педро исполнилось семнадцать, он собрался переезжать в Мадрид, поступать в киношколу. Франсиска могла это предвидеть давно: с десяти лет ее сын пропадал в кино, а дома пересказывал сюжеты фильмов. Так что мама не огорчилась, а, отдав все сбережения от чтения писем, посадила сына на рейсовый автобус и перекрестила на дорогу.
Первое известие от Педро пришло через месяц. Он устроился телефонистом и откладывал деньги на учебу. Потом пришла еще одна новость. Плохая. По радио. По указу генерала Франко все киношколы Испании закрываются.
Франсиска была профессиональной плакальщицей. Даже люди, не очень близко с ней знакомые, часто приглашали ее на похороны близких. Лишь однажды смерть человека вызвала у нее слезы радости: в ноябре 1975-го умер Франко. Теперь киношколы снова откроют, и Педро сможет стать режиссером.
Осенью 1978 года почтальон принес запакованную коробку. В ней был первый подарок от Педро – телефонный аппарат. Следующие несколько дней Франсиска не отрывала трубку от уха: одной рукой манипулировала кастрюлями на кухне, другой придерживала телефон, откуда Педро рассказывал, как хорошо ему живется в Мадриде, что он пишет книгу, купил маленькую кинокамеру и снимает на нее короткие фильмы про своих друзей. Жизнь в столице, судя по всему, кипела: Франсиска, способная запомнить имена и привычки ни разу не виденных ею родственников жителей деревни, не могла уследить за именами новых товарищей.
Педро часто писал, почти ежедневно разговаривал с Франсиской по телефону, но никогда не приезжал в Кальсаду. Первый раз мама увидела своего сына весенним вечером 1979 года. Франсиска смотрела по телевизору музыкальную передачу. На экране чудовищно накрашенная толстая брюнетка в кожаном платье пела о том, что готовится стать мамой. Потом появился титр: «Альмодовар и МакНамара». Позже она рассказала младшему сыну, Агустину, что видела его брата по телевизору. «И как?» – «Он стал толстый, как я», – ответила Франсиска.
Вскоре почтальон принес еще одну посылку. Это была книга, которую от первой до последней строчки написал ее сын. На обложке так и было написано: Педро Альмодовар, ниже – Патти Диффуза. Антония, Мария-Хесус и Агустин прочитали роман по несколько раз и очень хвалили. Франсиска его читать не стала, потому что главная героиня – Патти Диффуза – была нарисована на обложке в одних чулках и с голой грудью. Но когда позвонил Педро, сказала, что очень рада за его успехи, и просила высылать его следующие книги с надписями для любимой мамы. Ее муж тоже не смог прочитать роман своего сына. Он уже почти не вставал с постели и почти не видел. Он умер летом 1979 года. Дети один за другим переехали в столицу. Франсиска осталась одна, а тем временем Педро начал снимать полнометражные фильмы. Правда, в деревне их не показывали, но о них часто говорили по телевизору.
Педро уехал в Мадрид в 1968-м и так ни разу и не приехал к матери. Их первая встреча состоялась спустя пятнадцать лет. Сын позвонил и предложил ей сняться в его фильме. Для начала Франсиска сильно отругала Педро за то, что мадридские дикторы называют его только фамилией отца (в Испании люди носят двойные фамилии, отцовскую и материнскую): «Запомни, ты – Педро Альмодовар-Кабальеро. А кто это – Педро Альмодовар, я не знаю, и никто из наших не знает. Нет его!» Затем спросила о гонораре, поворчала для порядка и согласилась. В Мадрид ее привез специальный шофер, присланный Педро. В столице она еще раз убедилась, что Педро снимает странные фильмы для сумасшедших: кому еще интересно смотреть в кино на толстую семидесятилетнюю старуху. Педро объяснял ей, о чем его фильм. Франсиска его не слушала и попросила просто рассказать, что ей надо говорить.
В первом из двух своих эпизодов она сидит в очереди к зубному врачу и говорит женщине с ребенком: «Ты ведь Глория, верно?» Глория удивляется, как эта старая дама догадалась, и Франсиска кивает головой: «Ах, ты меня не помнишь? Я же тетя Пакита из деревни». Выясняется, что Пакита – деревенская подруга Глориной свекрови, она спрашивает о здоровье всех членов семьи Глории, переехавших в Мадрид, и безошибочно называет имя сына Глории, которое она могла узнать только из старых писем своей подруги. Зубрить роль Франсиска не стала, легко разобралась в выдуманной генеалогии Глории и на съемках отлично рассказала текст своими словами. Глорию играла Кармен Маура, актриса, которую Франсиска часто видела по телевизору во вполне пристойных фильмах. Выходило, что Педро совсем не безумец, а такой приличной девушке, как Кармен, можно было доверить заботу о сыне. Оставшиеся недели съемок она учила Кармен, что Педро нужно каждый день кормить чечевичным супом, иначе он заработает язву.
Франсиске сниматься понравилось и, уезжая, она сказала, что ждет не дождется, когда Педро покажет ей свое кино. Но когда фильм вышел, Франсиска на него не пошла. То ли ей не понравилось название – «Что я сделала, чтобы заслужить такое?»: фильмы, конечно, так называться не могут. То ли потому, что сын ее не послушался и не добавил к отцовской фамилии Альмодовар ее фамилию – Кабальеро.
Второй раз Франсиска приехала в Мадрид спустя четыре года, в 1987 году. На съемки. Педро повел ее в магазин «Корте Инглес» выбирать костюм. «Ты не можешь играть в своем черном платье, потому что твоя героиня – теледиктор. Тебе нужно будет читать новости, и на этот раз придется репетировать». «А то я не знаю, как читать новости, я это видела по телевизору сто раз», – ответила Франсиска. Остановились на скромном (более скромном, чем хотел Педро) черно-синем костюме. Вернувшись в деревню, Франсиска рассказывала соседкам, что в Мадриде все – сумасшедшие и готовы платить большие деньги только за то, чтобы Франсиска Кабальеро пять минут изображала теледикторшу. Фильм «Женщины на грани нервного срыва» стал знаменит, как когда-то «Королева «Шантеклера». Педро вертелся на экране телевизора и получал премии. Но Франсиска не пошла смотреть фильм: боялась.
В Мадриде, похоже, ее стали всерьез считать актрисой. Фильм опять назывался кое-как – «Свяжи меня!». Но у Франсиски была большая роль: мать Виктории Абриль. Ее коронная сцена – когда нужно выручить куда-то запропастившуюся дочь, которой необходимо выступить на студийной вечеринке. Франсиска, в ситцевом платье в горох, держит за руку маленькую внучку, притоптывает в такт и поет по нотам. В первый раз она видела столь масштабные съемки: толпа народа, актеры, которых она хорошо знала. Сам Франсиско Рабаль, кумир ее молодости, играл теперь у Педро. Ездили краны, девушки разносили кофе, над головой пролетал Педро верхом на кресле и орал на всех в рупор. Ее сын стал снимать кино по-настоящему. В деревне она хвалила Педро на все лады, и когда фильм привезли в местный кинотеатр, пошла со всеми подругами. Передумала у самых дверей. На афише было нарисовано лицо с ухом вместо глаз, рот – на щеке, вместо затылка – синий треугольник. Франсиска снова не увидела фильма своего сына.
Франсиска Кабальеро коллекционировала полиэтиленовые пакеты, сочиняла стихи и записывала их своим аккуратным почерком в тетрадь. Когда ей позвонили с английского телевидения и попросили об интервью, Франсиска сообщила, что ничего про себя рассказывать не собирается, но может почитать стихи. Съемочной группе BBC пришлось согласиться. Для иностранцев она выбрала поэму «Моя деревня». Франсиска была спокойна, читала с выражением, в важных местах отрывала взгляд от бумажки и смотрела сквозь очки прямо в камеру. После каждой части она делала перерыв и важно отпивала воды из стакана. Точно так же она вела себя в фильме «Кика», где ее героиня – мать телеведущего. Сын просит ее пойти вместо него на работу и задать гостю программы, американскому писателю, составленные им вопросы. Один раз Франсиска отрывается от бумажки с текстом, чтобы выразить личное мнение. Когда писатель говорит, что хочет остаться жить в Испании, она замечает: «Я понимаю: Испания – лучшая страна на свете».
Тем временем лучшая страна на свете стала плохо относиться к ее сыну. Франсиска узнала об этом как всегда из телевизора: «Испания травит Альмодовара, – говорила американская актриса Джеральдина Чаплин, живущая в Испании, – как Англия пятидесятых травила моего отца. Он не стал хуже. Просто страна завидует его успеху за рубежом, которой у самой страны никогда не было». Франсиска стала внимательнее слушать радио. В интонациях дикторов, говоривших о Педро, слышалось что-то если и не враждебное, то точно неприятное. Франсиска стала плохо спать. Она уже не могла носиться по кухне целыми сутками, и дети наняли ей горничную и сиделку. Педро продолжал снимать кино и в деревне не объявлялся.
Как-то она прочитала, что Альмодовар приступил к съемкам своего тринадцатого фильма. Он назывался «Все о моей матери». Франсиска жутко переполошилась. Она звонила детям и выясняла, что он там еще придумал и уж не собирается ли он тащить ее, больную, под свои камеры, а если нет, то кто же тогда будет ее играть, и не собирается ли он осмеять ее на всю Испанию?
«Это фильм не о моей матери, а об инстинкте материнства вообще, – отвечал ей Педро с экрана телевизора. – В нем будут эмоции, вдохновленные моей мамой, но ничего, напрямую похожего на нее».
Она смотрела отрывок из нового фильма Педро. Раньше она не знала, как выглядит его кино. На экране она видела взволнованную женщину под дождем, которая смотрит вслед сыну, бегущему за автомобилем. «Я бы хотела посмотреть твой новый фильм», – сказала Франсиска. «Обязательно, – ответил Педро. – Приедешь в Мадрид, и сходим вместе».
В Мадрид она приехала уже тяжело больная, чтобы умереть в окружении детей. Мария-Хесус была в палате почти все время. Франсиска попросила похоронить ее в траурной вуали, в знак ее вдовьей скорби по умершему мужу, и босиком: «Я покидаю этот мир и хочу прийти в новую обитель налегке».
«Когда я вышел на улицу в субботу, светило солнце. Это первый день на Земле, когда есть солнце и нет моей матери. Слезы текут из-под моих черных очков. За два часа до того, как «все кончилось», мы с Агустином заходим в госпиталь UCI с получасовым визитом, отпущенным здешним регламентом. Мама спит. Мы будим ее. Судя по лицу, ей снился невозможно приятный сон. И такой сильный, что он, похоже, не оставляет ее на протяжении нашей беседы. Она спрашивает нас, нет ли бури, и мы говорим ей, что нет. Я никак не могу позабыть этот странный вопрос. В пятницу было ясно, и солнечный свет проникал в ее окно. Какую бурю видела моя мать в своем последнем сне?» (El Pais, 14 сентября 1999 года).
Некролог подписан Педро Альмодоваром-Кабальеро.
Пенелопа Крус. Девушка мечты
Ее хобби – спать. Любимые цвета – черный и белый. Пенелопа Крус – героиня черно-белого сна. Сон привиделся режиссеру Альваро Фернандесу Армеро ноябрьской ночью 1988 года. Тогда он еще не был режиссером, и его лучшей подруге было 14 лет, она увлекалась балетом и ее звали Пенелопой. Армеро снилось, что Пенелопа – суперзвезда кино, ее лицо – на обложках всех мадридских журналов и что она снимается в Голливуде. Среди ночи Армеро встал, чтобы написать Пенелопе письмо, где он назвал ее «сном, самым настоящим из всех снов мира». В 1999 году Пенелопе Крус вручили испанскую кинопремию «Гойя» за роль в «Девушке твоей мечты». Эта роль – сон о хрупкой романтической героине 40-х, стоящей на пороге первой любви. Год спустя Крус вручала «Оскар» Альмодовару за «Все о моей матери», где сыграла современную Деву Марию. Крус – в Голливуде, ее партнеры – Джонни Депп и Мэтт Дэмон. Первый голливудский гонорар она передала в калькуттское отделение Фонда матери Терезы и неделю ухаживала за приютскими детьми. Она самоотверженна и романтична. Как сбывшийся сон.