Влюбленный агент

«Стиляги» и «Обитаемый остров»

В новогодние каникулы, кажется, вся страна разделилась на тех, кто за «Стиляг», и тех, кто за «Обитаемый остров», обе фракции бьются за своих едва ли не с той же страстью, что избиратели Обамы и МакКейна, — и точно так же до последнего тура непонятно, кто кого сборет. «Обитаемый остров» лидирует и по кассовым сборам, и по степени вызываемого раздражения, но важен тут не только результат — а сам процесс, аргументы сторон, логика спора. По большей части разговор о новогодних кинохитах отличается невероятным занудством — понятно, что фанаты Стругацких смотрят на Бондарчука, как аятолла Хомейни на писателя Рушди, но и со «Стилягами» то же самое. У Зефа должна быть борода! Стиляги в Америке были! А таких трам­ваев в 1955 году не было! А где вы видели такой звездолет? А почему голованы не похожи на голованов? На самом деле и в «Стилягах», и в «Острове» созданы вполне убедительные миры — и это не единственное их сходство: достаточно того, что оба отыгрывают одну и ту же сюжетную коллизию — историю молодого человека, волею судеб попадающего в абсолютно несвойственное для себя окружение; вот только отыгрывают совершенно по-разному.

«Стиляги» в ходе, так сказать, всенародного обсуждения признаны чуть ли не манифестом нонконформизма — понимаемого в данном случае как возможность носить галстук не такого цвета, как у всех. Весь социальный протест тут сводится к тому, что герой, отбившись от стада, немедленно вливается в другое, чуть более разноцветное (если представить, что героиня Акиньшиной по основному роду деятельности является не стилягой, а токарем на станкостроительном заводе — получится типичный сценарий комсомольского кино 50-х). С финальным месседжем фильма трудно поспорить — если упорствовать в своем желании выделиться из толпы, можно рано или поздно дойти до Кремля в компании совсем уж окончательных му...аков; любопытно только, что спустя 20 лет после фильма «Легко ли быть молодым?» нам снова впаривают эту удивительную максиму: свобода — это право носить зеленые штаны в клеточку (пока старшие товарищи, оставшиеся за кадром, тихо пилят финансовые потоки).

Герой Василия Степанова в «Острове», напротив, совершенно не заморачивает­ся на фасоне брюк (при таком экстерьере можно себе позволить) и не спешит примыкать к тому или иному лагерю. Каммерер — в терминологии московских концептуалистов — типичный Агент: ему свойственно «специфическое состояние заброшенности и отчуждения от происходящего… он равномерно отчужден от всего («для Агента все ступени скользкие»). Или, выражаясь более доступными словами В.Меладзе, «я повсюду иностранец и повсюду я вроде бы свой». Его пресловутая блаженная улыбка — улыбка зрителя программы «Устами младенца»: ну правда, смешно слушать истории про родину в кольце врагов или про кровавый режим, когда произносящие их люди не понимают, что земля круглая, а живым людям нельзя делать больно. Каммереру — Степанову не требуется прислоняться ни к какой социальной общности, свобода для него — это не абстрактные права человека и не конкретный фасон галстука, а идущее изнутри понимание простого и естественного порядка вещей, который и нужно восстанавливать, насколько это возможно.

Странно и символично, что именно этого персонажа общественное мнение более-менее единодушно признало гламурной фифой.