Вероника Кунгурцева «Обычное фэнтези, где изображается ирреальный мир, — это скучно по сравнению с теми бурными событиями, что происходили в нашей недавней истории»

Сочинская писательница Вероника Кунгурцева, автор сказочного романа об октябре 1993-го «Похождения Вани Житного, или Волшебный мел», выпускает вторую книгу — о приключениях своих героев во время первой чеченской войны. «Афиша» выяснила у Кунгурцевой, как ей все это приходит в голову

— Откуда вы взялись? Про вас же никто ничего не знает.

— До семи лет жила на лесоучастке неподалеку от райцентра Малая Пурга, это в Удмуртии. Там ­ба­раки стояли и избы — мы жили в избе, дедушка был лесничим. В 60-х годах в таежных поселках началась настоящая эпидемия, связанная с распространением энцефалитного клеща… В той или иной степени переболела вся семья, и в надежде на выздоровление мама с ребенком, то есть со мной, а также с телевизором «Рекорд», единственным на лесоучастке, отправилась на юг. Приехали в ­ян­варе в шубах и валенках — а в Сочи +20, цветут ­подснежники и цикламены. Кстати, моя бабушка Наталья Георгиевна, которая и послужила ­прото­типом для Василисы Гордеевны из «Похождений Вани Житного», была твердо уверена, что завезли злобного клеща зэки-литовцы, поскольку до тех пор про такую болезнь в тамошних местах никто и слыхом не слыхивал.

— А вы сами как думаете — таки литовцы?

— Я необразованной бабушке мало тогда верила, но с другой стороны — откуда этот клещ в самом деле взялся? Не было, не было — и вдруг появился! Необязательно это могли быть литовцы — но происки империалистов не исключаю (может быть, за спиной этих литовцев кто-то стоял). Кстати, то, что бабушка обвиняла именно Литву, — совершенно в духе былин­ной традиции: в былинах Литва — наш первый враг, похлеще, чем татары.

— Ясно. А дальше что с вами было?

— Приехали; место учительницы немецкого языка для мамы нашлось только в Мацестинском чайсовхозе, там мы и жили, переезжая из одной совхозной коммуналки в другую. Потом маме это надоело, она вызвала с Урала бабушку, и две женщины в три года построили дом неподалеку от моря. Ну и конечно, парную баню — чтобы все было как полагается. Бабушка пыталась даже русскую печь организовать в доме — но мама воспротивилась. Школу я закончила в чайсовхозе, ну и прежде чем поступить в Лит­институт, сменила десяток профессий (санитаркой в больнице, кассиром в кинотеатре, машинисткой в райкоме, корреспондентом газеты «Нефтяник», книгоношей) — и несколько городов.

— Очевидная параллель к вашим «Похождениям Вани Житного» — «Гарри Поттер». Про Ролинг существует миф, будто бы она, оставшись матерью-одиночкой, стала писать на салфетках в кафе, куда приходила посидеть с ребенком. При каких обстоятельствах вы начали «Ваню Житного»?

— Может быть, параллель и существует — пока дочка не научилась читать сама, мне приходилось читать ей вслух, а тут как раз «Гарри Поттер» стал поспевать том за томом. Было очень удобно: не надо думать, что дарить ребенку на Новый год… Потом Маруся перечитала все, что написано для детей, а взрослая литература оказалась ей еще не по зубам — вот и пришлось писать самой. Горжусь, что в дочкином рейтинге «Ваня Житный» опережает «Гарри Поттера»! Правда, на первом месте у нее ужасные «Коты-воители», но уж с котами я сражаться никак не могу, это выше моих сил. А если серьезно, мне кажется, что «Похождения Вани Житного» — не совсем детская книжка и даже совсем не детская. Хотя язык в книге (я имею в виду «Волшебный мел», потому что в «Ведогонях» архаизмов гораздо больше) довольно простой, как и сам герой, дети легко могут этот роман осилить.

— А героя, больничного подкидыша, вы как придумали?

— Идея возникла из телерепортажа: в сочинской инфекционке жили — и, говорят, до сих пор живут — брошенные малыши и беспризорники постарше. Мы делали про это сюжет — я работала на государ­ственной студии, в редакции художественных программ, телевизионные фильмы снимала, даже призы давали. Правда, потом 2-й канал передал СГТРК Краснодару, и всю редакцию подчистую сократили. Теперь работаю в небольшой частной телекомпании надомницей: пишу сценарии для кулинарной программы, отправляю по электронной почте. Трачу на работу два часа в неделю, и остается куча свободного времени: хочешь — романы пиши, хочешь — детей воспитывай.

— Сколько всего будет книг про Ваню Житного? Вы знаете финал?

— Скорее всего, ограничусь тремя книжками. Я и третью-то не хотела писать, но сын настоял: отправь, говорит, их в Косово! Я долго противилась, поскольку в 1999 году Ване, выходит, уже 15 лет, это совсем взрослый человек, то есть тут надо писать совершенно по-другому и лексику использовать иную, может быть, более изощренную. А кроме того, нужно описывать войну — а это, как известно, не женское дело… Но потом подумала-подумала — и все же отправила героев в Югославию! Ну а военный консультант у меня под боком: муж служил в Афганистане.

— Откуда этот язык — удивительная смесь современного и архаичного, все эти слова необычные?

— Архаичный язык — это опять от бабушки Натальи Георгиевны. Семья Щуклиных переселилась в Удмуртию с Ильмень-озера, а ведь именно на русском Севере были записаны все былины. Бабушка окончила ликбез и фельдшерские курсы, в жизни своей не прочла ни единой книжки — и сохранила язык, которым говорили предки, в неприкосновенности. Я была высокомерная отличница, постоянно ее поправляла: «Вот так надо говорить, а не этак», о чем сейчас страшно жалею. Позже многие бабушкины «неправильные» слова нашла в словаре Даля, а некоторых и у Даля нет. Кое-что из этой лексики отложилось в памяти — и иногда всплывает, но многое утрачено безвозвратно. Бабушка и заговоры знала, но не особенно много, а вот тетка ее была настоящей травницей-шептуньей.

— Как вы пишете? Обложившись сборниками заговоров, былинами?

— Ну разумеется, сборники заговоров и былины у меня всегда под рукой. И конечно, «Поэтические воззрения славян на природу» Афанасьева — оттуда можно черпать и черпать, все равно не вычерпаешь.

— А сказки? Вы какие сказки больше всего любили в детстве?

— Сказки я не очень любила, настольная книга у меня была «Приключения Тома Сойера». А в самом раннем детстве бабушка сказки, конечно, рассказыва­ла, но интереснее было слушать, когда к ней ­прихо­дила подружка, которая отсидела за убийство мужа и свекрови и жила на поселении. Они вдвоем выдували огромный самовар чаю и друг другу всякие страсти рассказывали, а я слушала… Один такой разго­вор крепко засел мне в голову: там у нас речка была Постолка, лесоучасток находился на одном берегу, а на другом — стояла удмуртская деревня. Затем шли пшеничные поля, а посреди желтых полей сохранился темный сосново-пихтовый лесок, буквально с десяток деревьев. Бабушкина подружка говорила, что это капище и удмурты до сих пор там человеческие жертвы приносят. Врала, конечно! Но полгода в первом классе — пока мы на юг не перебрались — я вынуждена была ходить в школу мимо этого леса…

— Помните самую страшную вещь, которая вас напугала в детстве?

— Так вот, наверное, этого загадочного леса посреди пшеничных полей и боялась. Потому что логического объяснения его существованию не находилось. Я и у бабушки спрашивала: может быть, он оставлен из каких-то аграрных соображений, — оказывается, нет… В этом было что-то мистическое.

— А сами вы как детей пугаете?

— Я никак не пугаю — без меня жизнь напугает.

— Вы привязываете сказочные романы к важным годам в российской истории — 1993-й, 1995-й. Зачем?

— Это принципиальная для меня вещь. Мне просто показалось, что обычное фэнтези, где изображается ирреальный мир, — это скучно по сравнению с теми бурными событиями, что происходили в нашей недавней реальной истории, поэтому я отправила героя в первой книжке в путешествие по России 1993 года, а во второй — 95-го. Ну а потом в «Ведогонях» они уж сами каким-то образом оказались в некоем сказочном мире. Я этого — честно — не хотела. Я собиралась отправить их на чеченскую войну, но кишка оказалась тонка. Но в Югославию в 99-м они все-таки попали!

— А скажите как жительница Сочи: будущая Олимпиада — это зло? Если б у вас был волшебный мел — вы бы им воспользовались, чтобы от всего этого отгородиться?

— Конечно, Олимпиада — это зло, и еще какое! Во­обще, всякая Олимпиада — зло. Этого Пьера де Кубер­тена к стенке надо было поставить за его дурацкую идею. Ну а в сочинских субтропиках устроить зимнюю Олимпиаду — это вообще никакой логике не поддается! Они еще дорогу хотят через заповедник проложить на Северный Кавказ — это вообще преступление: во-первых, разумеется, уничтожат все ­заповедные места, а во-вторых, откроют прямой путь на побережье так называемым бандформированиям. А то, что они в Имеретинской бухте собираются строить основные объекты, — это в уме не укладывается! Там же озера находятся, где перелетные птицы, перелетев море, отдыхают, — больше таких мест у нас нет!

— Вот еще что забыл спросить: куда подевалась Кровохлебка? Она еще появится?

— Нет, с Кровохлебкой я завязала!