Звуки Ву

28 ноября выходит фильм Джона Ву «Говорящие с ветром»

В 1992 году бестселлерами пиратского видео в России стали несколько гонконгских картин: «Наемный убийца», «Пуля в голове», «Круто сваренные». Их постановщик Джон Ву стал первым современным режиссером, которого знали здесь по имени. Его определяли с первого взгляда по режиссерскому стилю – так же узнавали Брюса Ли по боевой стойке или Джеки Чана по акробатической клоунаде. Ву – это несколько мужчин, держащих друг друга на мушках пистолетов. Ву – это пули, танцующие в замедленной съемке. Ву снимал сентиментальные мелодрамы о воровской чести и ставил перестрелки как хореографические номера. В том же 1992 году Квентин Тарантино снял фильм «Бешеные псы», где семеро воров одновременно держали друг друга под прицелом, а Шарон Стоун объявила, что единственный режиссер, у которого она готова сняться бесплатно, – это Ву. И он переехал из Гонконга в Америку. Полицейский боевик «Без лица» стал одним из самых прибыльных фильмов 1997 года. В 2000-м история повторилась с фильмом «Миссия: невыполнима-2». Последний фильм Ву – «Говорящие с ветром», многомиллионный военный боевик студии MGM. Его герои – индейцы навахо, чей язык стал кодом ВМФ США во время Второй мировой, и бледнолицые солдаты, чей долг был охранять краснокожих, но превыше всего – охранять код. В случае угрозы плена солдат должен был убить напарника-индейца. Даже среди хаоса войны в фильме Ву по-прежнему летят голуби, танцуют пули, мужчины по-прежнему разрываются между дружбой и клановой честью и по-прежнему держат друг друга под прицелом. Накануне премьеры Алексей Васильев созвонился с Джоном Ву.

– Где вы сейчас, Джон?

– На Лав-Бич. Выбираю натуру. Буду делать рекламный ролик для BMW.

– Что за ролик?

– Длинный. Минут восемь. Что-нибудь слышали про эту рекламную кампанию? Ролики снимают все великие – Франкенхаймер, Анг Ли, Гай Ричи. Ну и я тоже.

– Сценарий сами писали?

– Сценарий опять не мой.

– Почему в Америке вы совсем перестали писать сценарии?

– Да я давно собираюсь, но все никак не могу придумать подходящую историю. В Гонконге я сам и сочинял и ставил. Но здесь, хоть сценарии и не мои, я всегда стараюсь приручить их для себя.

– А как вы приручали сценарий «Говорящих с ветром»?

– Я очень хотел, чтобы перед финалом главный герой Джон Эндерс, который в начале не скрывает своей депрессии, связанной с разочарованием в людях, способных на такое зло, как война, произнес слова о том, что, несмотря ни на что, мир по-прежнему прекрасен. Понятно, что он не мог обратиться с такими словами напрямую к зрителям. Это прозвучало бы слишком плакатно. Такие слова можно сказать только в письме. И тогда я выдумал линию Риты – медсестры, которая в прологе ухаживает за раненым Эндерсом, влюбляется в него и открывает ему свои чувства. Только чтобы в конце эти слова прозвучали из его уст, в письме к Рите. Все, что в этом фильме касается идей гуманизма и дружбы, – это мои идеи. Например, сцена у алтаря: я хотел, чтобы Эндерс мог произнести молитву в святом месте – в час, когда он видит, как его друзья гибнут, и когда, быть может, погибнет он сам.

– Вчера у нас по телевизору повторяли вашего «Убийцу». Там тоже большая часть фильма, сцены перестрелок, происходит в христианских храмах, а в редкий спокойный момент, когда герой отвозит девушку на море, мы видим его лицо на фоне буддистской пагоды.

– Ребенком я рос в мусульманской среде. Чертово место, я вам доложу. Поэтому для меня так ценно отношение христианской религии, то, что человек ответственен за свои поступки, то, что человек должен проявлять милосердие. Это праведные, но требующие усилий проявления. В буддизме все без усилий, все легко и естественно. Поэтому я предпочитаю, чтоб над конфликтами простиралась длань Христова, а мгновения покоя у меня ассоциируются с буддизмом. В «Убийце» я использовал церковь, где происходит основная масса побоищ, как символ: герои фильма так ненавидят друг друга, и мне было важно подчеркнуть, что люди превращают небеса в ад.

– Давно хотел расспросить вас о фильме «Блэкджек», в котором у вас играл Дольф Лундгрен. Почему он так мало известен?

– Это, вообще-то, не фильм, канадцы задумали его как пилот к телесериалу. И хотя работа не сулила много денег, а идея телесериала для меня – страшный сон, я ухватился за этот проект, потому что всю жизнь мечтал поработать с Дольфом Лундгреном. Он самый недооцененный актер мирового кино. Я тогда как раз закончил фильм «Без лица», идея поработать над чем-то более скромным казалась мне привлекательной. К тому же сценарий был достаточно симпатичный, чтобы подчеркнуть таланты Дольфа.

– Главная героиня «Блэкджека» – топ-модель, героиня «Светлого будущего» – виолончелистка, «Убийцы» – певица. Почему единственный удел женщин в ваших фильмах – шоу-бизнес?

– Такой вопрос, конечно, мог задать только коммунист! На самом деле женщины шоу-бизнеса мне кажутся самыми элегантными и… драматичными. Помните – в «Блэкджеке» – центральная сцена с потенциальным убийством происходит на показе мод. Для меня профессия героини была своего рода знаком неоправданной публичности любого из нас. Мы думаем, что ведем частную жизнь, а на самом деле находимся на мушке общественного мнения, через которое в моей символической системе материализуется недоброжелатель, убийца. Он может попытаться устранить вас физически – как в фильме, но на самом деле его работа – уничтожить само понятие личности.

– Не хотите снять что-нибудь на родине, в Гонконге?

– Не сейчас. Я много всего наобещал Голливуду, а здесь долги не прощают даже близким друзьям. К тому же я теперь еще и продюсер. Сейчас я занимаюсь проектом криминальной драмы «Столь долгое прощание», ее ставит молодой аргентинец Христофор… Фамилию не вспомню, уж простите, но очень обаятельный юноша. Еще продюсирую мультики. Так что в Гонконг мне некогда. Но как только освобожусь, я обязательно сниму там большой исторический фильм о гражданской войне, которая произошла в Китае две тысячи лет назад.

– В «Говорящих с ветром» вы снова работали и с Кейджем, и со Слейтером.

– Кейдж – очень сердечный мужчина. Легко представить его распятым на кресте, а это мой тип главного героя. Что касается Слейтера, то на бумаге его персонаж был вообще не таким. Там был настоящий американец, у которого все большое, он пьет пиво пинтами, очень самоуверен и ходит враскоряку. Но меньше всего мне хотелось снимать кино про Джона Уэйна. Я понял, что полностью переставлю акценты, если предложу студии Слейтера: он достаточно коммерчески привлекателен, чтобы студия не упустила такой шанс, и достаточно домашний, чтобы не превратить персонаж в героя, увешанного медалями. Кристиан мне друг; я поговорил с ним по-дружески, и студия получила звезду, а я – хорошего актера.

– Какие фильмы про войну вам нравятся?

– Мои любимые – это «На Западном фронте без перемен» Майлстоуна, «Штайнер – Железный крест» Пекинпа, фильмы Сэма Фуллера, «Тонкая красная линия» Теренса Малика. Мои «Говорящие с ветром» начинаются с крупного плана бабочки, которая порхает над водной гладью. Начинается бойня, погибнут и покалечатся все, но бабочка успеет улететь. Эта открывающая сцена – мой поклон картине «На Западном фронте без перемен», где одного из героев убивают в тот момент, когда он ловит бабочку. В каждом из своих фильмов я стараюсь оставлять воздушные поцелуи тем великим фильмам, которые заставили меня самого стать режиссером.

– Можете назвать еще пару таких поцелуев?

– В основном все мои воздушные поцелуи адресованы Жан-Пьеру Мельвилю. Например, открывающая сцена «Убийцы», где наемный убийца приходит в ночной клуб, переглядывается с певицей, между ними возникает связь, и через пару минут он же становится источником серьезных неприятностей в ее жизни – ее я взял из мельвилевского «Самурая» с Аленом Делоном. В «Круто сваренных» – множество цитат из мельвилевского же «Красного круга». Вся замедленная съемка в моих фильмах – а она возникает в самых драматических моментах – это плод моей юношеской любви к Сэму Пекинпа.

– А эпизод из фильма «Миссия: невыполнима-2», где во время взрыва голуби разлетаются в замедленной съемке, – это с кем поцелуй? Или в «Говорящих с ветром», когда двое парней держат друг друга на мушке, кого вы целуете? Самого себя?

– Вы совершенно правы. В Голливуде я чувствую необходимость застолбить свой стиль, пометить территорию. Хоть что-то от меня должно же быть в фильме?

– Вы – редкий голливудский режиссер, способный свободно беседовать о французском кино. Что вам в нем нравится помимо Мельвиля и Делона?

– «Новая волна», особенно Франсуа Трюффо – «400 ударов», «Жюль и Джим». Я без памяти влюблен в мюзиклы Жака Деми – «Девушки из Рошфора» и «Шербурские зонтики». Катрин Денев – самая красивая актриса, какую мне когда-либо доводилось видеть. А какие там цвета! В какие конфликты эти цвета вступают! К тому же это один из самых проникновенных фильмов о любви, а важнее темы, чем любовь, в кино быть не может. Другой великий фильм о любви – «Американская ночь» Трюффо, фильм о съемке фильма. Из него я понял, как же сильно нужно любить актеров, заботиться о каждом, кто работает с тобой на съемках. Став сам режиссером, я начал сталкиваться с теми же проблемами, что в фильме Трюффо. Как в фильме Трюффо, я выбрал путь любви. Я всегда в курсе того, что происходит в личной жизни моих подопечных, стараюсь помочь – и они отвечают мне тем же. А их любовь, особенно любовь актеров, – это самое прекрасное, что есть в моей жизни. Это счастье подарил мне Трюффо. Еще я люблю итальянцев – Феллини с его «8 1/2», Антониони, Бертолуччи; даже Серджо Леоне – он мне нравится. Когда я рос, моим источником вдохновения было, безусловно, европейское кино.

– А «Великолепное наваждение» Дугласа Серка вы видели?

– Ну да. Я понимаю, к чему вы клоните. Я его посмотрел уже после того, как поставил «Убийцу». Точнее, после того как «Убийцу» посмотрел Скорсезе. Он позвонил мне и сказал: «А я и не догадывался, что ты – фанат Дугласа Серка». Я ему отвечаю: «А кто это Серк?» – «Ну как же? У тебя в «Убийце» точно такой же сюжет, как в его «Великолепном наваждении»: парень становится причиной слепоты девушки, чувствует вину, ухаживает за ней, не выдавая свою личность, а она влюбляется в него». – «Нет, в первый раз слышу». Тогда Скорсезе послал мне в Гонконг копию этого фильма. Я посмотрел и подумал: «Ну черт возьми!» Конечно, я получил наслаждение – и от фильма, и от мысли, что и мне, и этому великому режиссеру 50-х пришла в голову одна и та же идея.

– А какие из ваших собственных американских фильмов нравятся вам лично?

– Честно сказать, только «Без лица» и «Говорящие с ветром» – мое. Наверное, «Миссия: невыполнима-2» – хороший фильм, раз его захотело посмотреть столько народу, но я отвечаю только за «Без лица» и «Говорящих с ветром».

– А по-моему, «Тяжелая мишень» – прекрасная волшебная сказка.

– Я пытался сделать ее похожей на что-то вроде современного вестерна, даже принял участие в написании сценария. Но с таким актером, как Ван Дамм, – извините…

– Что вы собираетесь снимать в Голливуде как режиссер в ближайшее время?

– Я уже снимаю. Как и «Говорящие с ветром», фильм – пока он называется «Расщелина» – основан на реальных событиях: как китайцы и ирландцы вместе строили железную дорогу в Америке девятнадцатого века. Это исторический эпос; при лучшем раскладе должно выйти что-то вроде «Моста через реку Квай». Тогда в США были серьезные проблемы расизма; мне интересно, как ирландцы с китайцами преодолевают их не из-за каких-то там соображений политкорректности, а ради воплощения мечты. Мне это близко, потому что как китаец, работающий в Голливуде, я мыслю себя мостиком между Америкой и Азией. Еще я хочу снять комедию о театре: два актера-комика влюблены в одну и ту же девушку. Потом я сниму вестерн, который будет тоже про любовь – там ковбой и гринго, оба влюблены в одну мексиканскую девушку. Сначала все просто: они враги, но потом их ждет ряд перипетий, в результате которых они станут кровными братьями. Потом я сниму боевик-мюзикл о Нью-Йорке конца 20-х, где главный герой – полицейский агент в среде гангстеров, работающий под легендой, что он – артист варьете. Представьте себе, Фред Астер в фильме Пекинпа – вот такое должно выйти кино. Но это еще далеко, я пока только работаю над сценарием.

– Планы у вас, конечно, наполеоновские. А в них не запланировано время на посещение России?

– Я обязательно как-нибудь к вам приеду. Я очень высоко ценю русскую культуру – балет, романы Толстого, Достоевского...

– …фигурное катание, Большой. Такое любой иностранец про Россию знает. А что-нибудь личное?

– Лично я очень люблю водку.