«Гражданин поэт. Прогон года» Документальный фильм Веры Кричевской про популярную антрепризу
Освоив телевидение, радио, бумагу, интернет и концертные площадки, проект «Гражданин поэт» добрался уже и до последнего нетронутого этими энергичными мужчинами медиума — кинематографа.
К «Гражданину поэту» было много вопросов. Местами не смешной, излишне театральный и временами просто пошлый, он завоевывал зрителей с такой скоростью, что через год существования превратился почти что в нацпроект. Его смотрели чиновники из Кремля, студенты, преподаватели, бизнесмены, даже бабушки из провинции каким-то образом умудрялись его смотреть. В регионах «Поэт и гражданин» собирал чуть ли не больше, чем Филипп Киркоров и Григорий Лепс. Неожиданно, возможно, для самих участников, проект занял пустующую много лет нишу народной политической сатиры. Над Путиным, оказывается, можно смеяться не только в такси, но и в концертном зале. Один из героев фильма, бывший главный редактор журнала «Коммерсант-Власть» Максим Ковальский, говорит: «Сейчас — как при позднем Брежневе — власть живет одними политическими анекдотами».
Режиссер Вера Кричевская, много лет проработавшая на НТВ, запустившая телеканалы «Дождь» и «24ДОК», отлично знает своих героев. Мысль сделать это кино родилась, по слухам, у нее на кухне. Кричевская со всеми на «ты», то появляется в кадре с чашкой чая, то из-за кадра задает неудобные вопросы. Притом что вся формальная логика соблюдена — суд над Ходорковским, с которого все началось, уход с «Дождя», поддержка Прохорова, туры по регионам, книга в издательстве Александра Мамута, выборы, после которых все закончилось,— пошагово снимать хорошо известную ей историю Кричевской, очевидно, неинтересно. Она то и дело прерывает героев на полуслове, заводит разговор на постороннюю, казалось бы, тему, а право на заключения и вовсе оставляет за зрителем. Вместо того чтобы рассуждать о том, что смех над правителем — уже победа над ним, Кричевская показывает лица зрителей, сидящих в зале. Хрестоматийно, как в трансляциях концертов позднесоветских юмористов: вот шутка на сцене, вот реакция на нее. Даже беглого взгляда на этих зрителей достаточно, чтобы понять, как в России устали смеяться по кухням. Быков все-таки не Вуди Аллен: эти стихи смелы, остроумны, но уж точно не гомерически смешны. И тем не менее — каждое упоминание Медведева и Путина вызывает в зале взрыв хохота.
«А ты в «Коммерсанте» спроси — быстро я завожусь или нет»
На том, что создатели умудрились заговорить на народном языке, а потому и пошли в массы настолько успешно, Кричевская тоже особенно не останавливается. Вот вам две афиши на одном театре: слева — «Гражданин поэт», справа — Петросян и Степаненко. Камера Кричевской то подглядывает за героями из-за каких-то коробок, то прячется в углу, то путается под ногами. От этого чем дальше, тем больше «Последний прогон» напоминает записки на полях, путевые заметки, в которых герои особенно не стесняются в выражениях. Васильев неожиданно признается, что руководить «Коммерсантом» после того, как его приобрел Усманов, ему предложил лично Медведев, он же Васильева и слил. Во время прогона актер и продюсер кроют друг друга трехэтажным матом, а камера выхватывает фирменную улыбочку писателя Быкова, глядящего на них из зала. Интервью Кричевской с мамой Васильева. «Ну и как вам вся эта история про ухо? Знаете, он там вроде кому-то что-то откусил?», — спрашивает режиссер. Затем следует недолгая, но красноречивая перепалка мамы и сына, заканчивающаяся словами: «А ты в «Коммерсанте» спроси — быстро я завожусь или нет». Ефремов читает газету, трясясь в автобусе, Васильев спит, Быков опрокидывает стопку водки, бизнесмен Прохоров смеется в гримерке.
Между строк, сквозь множество зарисовок о том, как делался проект, кто такие его участники и зачем им была нужна эта история (ну кроме денег и славы, впрочем, эти вопросы тут тоже звучат неоднократно), Кричевская пытается нащупать время. Не столько охарактеризовать, сколько почувствовать, что происходит в России в последние полгода и будет ли что-то потом. У «Последнего прогона» есть недостатки — как минимум два лишних финала, несколько выбивающийся эпизод про оппозиционеров из бара «Стрелка», повторяющиеся из раза в раз сцены репетиций. Но несмотря на это режиссеру удается главное: осмыслить эти самые глобальные изменения не в форме манифеста или программной речи, а выглядывая откуда-то из-за угла.