Пригоршня франков

С 2 по 5 декабря пройдет фестиваль «Французское кино сегодня»

В начале декабря на первый московский снег высадится десант французских кинознаменитостей. Эмманюэль Беар, Жан-Пьер Жене, Франсуа Озон, Валерия Бруни-Тедески, Кристоф Ламбер и еще 22 актера и режиссера привезут коробки с девятью новыми фильмами на фестиваль «Французское кино сегодня». Впрочем, таким нашествием никого не удивишь: фестиваль проходит уже пятый год. В результате французские кинозвезды стали такой же обыденной частью московского светского пейзажа, как Ксения Собчак, а Россия оказалась главным в мире импортером французских фильмов. Чем это объяснить? Почему Франция занимает первое среди неанглоязычных стран место по экспорту своего кино? Что движет французами, когда они тратят 12 миллионов евро на психологическую драму без звезд или кинооперетту? И почему там продюсируют фильмы, снятые не на французском и даже не на английском языке, как последние опусы Кустурицы и Вонг Кар Вая? Чтобы найти ответ на все эти вопросы, Алексей Васильев совершил обход парижских киноконтор.

Fidelite Productions
Рядом с круглогодичным борделем улицы Сен-Дени, где неряшливые проститутки в красных кожаных трусах, посвист арабских сутенеров и секс-шопы с кабинками, в доме 13 по улице Этьена Марселя, на самом верху скрипучей винтовой лестницы – тоже бардак: пара конторских комнат, ворохи бумаг, пара смешливых девиц за скрипучими компьютерами и афиши фильмов Франсуа Озона. Озону этот офис – кинематографический дом родной: здесь произведены все его фильмы и несколько хорошо разошедшихся по Европе маргинальных триллеров («Театр смерти», «Детская игра»). Впрочем, «8 женщин» стоили вполне внятных денег, да и в час моего визита похожий на молодого Альмодовара реквизитор (а может, и костюмер – в этой конторе трудно сказать наверняка, кто есть кто) выносит белый со стразами в виде сиреневых ромашек костюм из недавней комедии о фанатах Клода Франсуа «Подиум», который обошелся в 11 миллионов евро. Именно этот офис он назначил местом беседы о своем последнем фильме – «5х2», который станет одним из главных событий французского фестиваля в Москве.

– Что-то у вас тут небогато.

– Предпочитаем вкладывать деньги в кино, а не в контору. А то, что все навалено кругом… Ну вот такие мы. Простите за бардак.

– В последний раз в «Афише» читали интервью с вами два года назад, когда выходили «8 женщин». Что изменилось?

– После успеха «8 женщин» пришлось преодолеть некоторое давление психологического свойства – от меня ждали феерии. Если поддаться, я бы протужился три года – и не факт, что вышло бы что-то стоящее. К счастью, когда фильм вышел, я уже приступил к работе над «Бассейном» – не дал себе опомниться. Нужно оставаться самим собой и помнить, что фильмы делаются не ради денег. Я не сбился со своего ритма, я делаю по фильму в год, я не наживаюсь на собственном опыте и всякий раз пускаюсь в неизведанную авантюру. Я работаю, и я люблю. Как завещал Фрейд: «Чтобы жить, человек должен уметь любить и уметь работать».

– Любовь принципиальна?

– Без нее можно жить, но нельзя чувствовать себя живым.

– Чему учит «5х2»?

– Герой Стефана Фрейсса знакомится с героиней Валерии Бруни-Тедески на курорте, куда он приехал с другой женщиной, с которой прожил несколько лет. В самой завязке сюжета их отношений заложен финал, развод. Потому что, покинув одного человека ради другого, еще легче покинуть вновь. И не построишь счастья, сознательно став причиной несчастья чужого. Я снял фильм о разводе, но для меня важнее все-таки, что это фильм о людях, которые любили друг друга.

– Вы согласны, что у глагола «любить» нет прошедшего времени?

– В русском языке, возможно. Если серьезно, то любовь не исчезает, а превращается – то в привязанность, то в нежность. Конечно, все, кого мы любили, остаются любимыми навсегда.

– Из фильма, правда, можно сделать вывод, что они были счастливы только в тот момент, когда впервые встретились наедине и поплыли навстречу закату.

– Я все-таки снимал фильм о генезисе развода и включил лишь те сцены, которые позволят мне обнажить механизмы, ведущие от рождения любви к разводу. Каждый зритель волен сам дофантазировать, что происходило между пятью эпизодами фильма. Конечно, они любили друг друга – я думаю, законы фильма предлагают принять это как само собой разумеющееся.

– Почему в фильме так много итальянской эстрады?

– Потому что для нас, французов, Италия ассоциируется с романтической любовью, потому что итальянская эстрада очень чувственная и китчевая. Я останавливаю внимание зрителя на тех эпизодах в жизни героев, когда негативные эмоции накалены до предела. Я бы не хотел, чтоб они переплескивались в зал. Моя цель – заставить зрителя подумать, а не разнервничаться. Эти китчевые песни задают дистанцию, позволяющую самым впечатлительным из зрителей сохранять спокойствие.

– Вы открываете «5х2» откровенной сексуальной сценой.

– Я очень люблю раздевать актеров догола и стараюсь назначать сцены с обнажением на первые съемочные дни. Они больше не прячут свои тайны и комплексы под одеждой – они голые, камера разглядывает их пристально, все подробности видны, я их вижу, и им становится нечего скрывать. Валерия в этой сцене мне кажется поразительной: красивая своей некрасивостью, она густо краснела – это осталось на пленке и добавило красок не только кадру, но и образу героини.

– Ваши герои знакомятся на курорте для среднего класса. Вы находите подобные места романтичными?

– Я вышел из среднего класса. Когда я рос, меня окружали эти образы – пляж, малыши с родителями, бутерброды. Разве оттого что я стал признанным режиссером, я должен начать снимать про пятизвездочные отели? Но я бы не сказал, что это ностальгия. У меня вообще чувство, что теперь живет уже какой-то третий или даже пятый я. Один был ребенком, другой подростком. Я думаю о них как о каких-то других людях. И это хорошо: жизнь меняется, и я поспеваю за ней.

– Ничего не потеряли по пути из детства?

– Как же – а девственность?!

– Какой вы представляете старость?

– Все еще работаю, делаю фильмы, куча детей… и влюблен.

– Влюблен?

– А что, нельзя?

Galatee Films
За этим фасадом могли бы жить высокооплачиваемый стоматолог, знаменитый адвокат и отошедшая от дел старуха-процентщица – скорее всего, они все там и есть. На верху этого буржуазного рая расположился ангел: здесь находится офис компании GalatОe Films, принадлежащей Жаку Перрену. В молодости он был одним из самых романтических киноблондинов 60-х, воплощая саму грацию человеческого существа – в бело-голубой форме матроса в «Девушках из Рошфора» и бордово-синем бархате принца в «Ослиной шкуре». Сегодня он пытается вернуть утраченную современным человеком грацию, на правах продюсера паря с «Птицами» (самым кассовым документальным фильмом до «Фаренгейта») и ныряя с «Китами», которых он снимает сейчас.

– «Птицы», теперь «Киты»… Так и представляю ваше обветренное лицо на борту сухогруза в Северной Атлантике. Вы придумываете эти проекты, чтобы путешествовать вдали от людей?

– Придумываю не я – другие люди. Однажды я попадаю в компанию, например, орнитологов. Случайно. Они рассказывают удивительные вещи про птиц, и я увлекаюсь – не птицами, а любовью этих людей. Я хочу остаться с ними, посреди этой любви, научиться ей – и остаюсь. Провожу год, может быть, два. Как правило, это оборачивается созданием фильма. Но мне не хочется превращаться в продюсера фильмов про животных. Вдохновляют не птицы – люди. Хотя я черпаю силы в природе и очень надеюсь побольше путешествовать во время съемок «Китов», но боюсь, что, как и в случае с «Птицами», я чаще буду бороздить банки, чем моря.

– Разве для продюсера «Птиц» проблема достать денег для «Китов»?

– «Птицы» действительно собрали больше денег, чем любой фильм о животных, но все же недостаточно, чтобы покрыть расходы. Фильм обошел мир, но я остался весь в долгах.

– Неужели 35-летний опыт продюсирования ничему не учит?

– Как и тогда, я увлекаюсь людьми и под их влиянием ворочу горы для общего дела, которое уже через пару лет не будет моим. Впрочем, сожалеть тоже не о чем. И кстати, 35 лет назад мне было 24 года: это была авантюра, но и успех. Возможно, во мне закрепилось это бесшабашное отношение.

– Как вышло, что в 24 года вы спродюсировали фильм, получивший «Оскара»?

– В 1968 году Коста-Гаврас пригласил меня играть в фильме по книге Василиса Василикоса «Z» – острой политической драме о «черных полковниках». Вся группа – а там снимались Трентиньян, Ирен Папас – была заражена идеей рассказать миру о бесчинствах, творившихся в Греции, мне это напоминало революционный театр, где все одержимы одной борьбой. Так я в первый раз подпал под обаяние подвижничества. В 60-х продюсеры не желали связываться с политическим кино: неприбыльное, даже опасное, способное подмочить репутацию. Я сказал себе: «Я известен, у меня есть связи. Почему не попробовать стать их продюсером?» И все время съемок чувствовал себя их адвокатом. Я им был, по сути.

– Никогда не видел «Оскара» – вы его здесь храните?

– В том и дело, что все три мои «Оскара» – за лучший иностранный фильм. Их получает страна, а не продюсер. Но моих даже во Франции нет. За «Z» премию получал Алжир, за «Черных и белых в цвете», которыми дебютировал в режиссуре Жан-Жак Анно – Берег Слоновой Кости, а за «Гималаи» – Непал. Не улыбайтесь – я за это получил совсем нешуточный нагоняй в нашем Министерстве культуры.

– А что, тогда было легче выбивать деньги из банков.

– Тогда… Мы были молоды и бедны. В нашем кругу долги копились, как пыль, мы даже выписывали друг другу кредиты, а тот, у кого появлялись лишние деньги, какие-то из них выкупал – что-то вроде кассы взаимопомощи. Поход в банк за деньгами на кино был чем-то вроде поэтического вечера. Я был красив и известен, изображал само очарование, чудовищно врал насчет того, что за фильм мы собираемся снимать, и – с деньгами в кармане – мы делали что хотели. Теперь это невозможно. Банки требуют четких описаний: что, где и как будет, включают это все в договор, не дай бог ты что-нибудь изменишь. Не дай бог связаться с телевидением – я лично не сделаю это даже под страхом долговой ямы. Там все диктуют рекламодатели: нет, этот актер не подходит нашему имиджу, нам подходит этот, только под него мы дадим деньги. И уже собрав все деньги, продюсер вынужден снимать не фильм, а какое-то лоскутное одеяло из пожеланий стиральных порошков и жевательных резинок.

– Наверное, product placement вам неведом – нельзя же заставить птиц курить сигареты Kent, а китов мыться мылом Dove.

– Ну, в случае китов одна нефтяная компания, между прочим, придумала способ решить и эту проблему. Нет, я просто в начале фильма, вместо того чтобы писать «продюсер Жак Перрен» и «Режиссер такой-то», даю титр «Мадам Бетанкур представляет» и – название. А курить и пить киты будут то, что им заблагорассудится.