Шок — это по-нашему
Автор «No Logo» Наоми Кляйн написала новую книгу — «Доктрина шока». «Афиша» поговорила с идеологом антиглобализма о том, куда мы катимся
— Свобода, демократия, капитализм — если ты против одного из этих понятий, то ты действительно тем самым отвергаешь и два других?
— Я думаю, это во многом навязанная связка. В «Капитализме и свободе» Милтона Фридмана два понятия увязываются уже в названии. Тезис, возможно, самоочевидный, но он подразумевает, что нельзя в рамках демократических процедур решить, какая экономика нам нужна. Получается, что демократия ограничивает демократию. Капитализм вообще очень сложное понятие; существует ведь великое множество рыночных экономик. По большому счету спор ведется не между капитализмом и его противниками, а между теми, кто считает, что борьба за прибыль должна полностью определять функционирование экономики, и теми, кто думает, что стремление к обогащению надо сдерживать. Может быть, я так говорю потому, что я из Канады, у нас сравнительно большая часть отношений в обществе регулируется принципом общественного договора, мы как бы решили: это не та область, чтобы отдавать ее на откуп борьбе за прибыль. А в Соединенных Штатах такие вопросы вообще не поднимаются. В итоге там даже пожарная охрана работает по рыночному принципу — оказывается, сложно убедить людей, что пожаротушение не лучшее место для погони за прибылью.
— Когда обсуждают политику или экономику, часто говорят, что во всем виноваты некие абстрактные «они». «Они» существуют?
— Моя книга — это альтернативная история того, как в умах людей установился определенный набор идей. То, что это произошло, абсолютно бесспорно. Мы называем это глобализацией. Главную роль здесь сыграли бюрократические организации вроде ВТО и МВФ — именно поэтому в ходу хвалебное наименование «глобализация свободной торговли». Но за этими фразами стоит принуждение стран к снижению торговых пошлин и приватизации предприятий, что приводит к снижению расходов на социальную сферу. И этот переход бывает очень резким. Как только вы приватизируете целую экономику — как это было в Аргентине, Мексике, России, — появляется прослойка олигархов. Сегодня мы все боремся с последствиями такой политики, с тем, что она стала причиной страшного разрыва между теми, кто выиграл от подобного устройства экономики, и неудачниками — теми, кто оказался вне игры. Это противоречие было заметно во времена администрации Буша, когда в Белом доме говорили, что экономика отлично работает, а люди понимали, что на самом деле это совсем не так. Противоречие разрешается тем, что экономика действительно отлично работала — на администрацию Буша и ее друзей. Вот вам и «они».
— В природе капитализма катастроф заложено, что он провоцирует катаклизм, не дожидаясь, пока тот случится сам?
— Все сложнее. Мне вообще трудно в этом отношении. Правые называют меня конспирологом, а конспирологи обиделись на то, что я не считаю события 11 сентября аферой американских спецслужб. Ну я пытаюсь найти золотую середину. (Смеется.) Пока не очень хорошо получается.
— То есть все-таки нет доказательств того, что катастрофы сегодня создаются искусственно?
— Хватает того, насколько быстро власти начинают использовать естественные катастрофы. Я была на Шри-Ланке через четыре дня после цунами — тут-то все согласны, что виновата природа, — а правительство острова уже приняло закон о приватизации воды. Шри-Ланка в это время еще была частично под водой! Я всего лишь пытаюсь доказать, что такого рода стратегия используется абсолютно сознательно.
— Это безвыходное положение?
— Но есть страны, где это не сработало! Я была в Аргентине в начале 2002-го. Люди снимали со счетов все деньги и обрушивали банки, была сильная инфляция. И тогда правительство объявило, что вводится чрезвычайное положение. Гражданам запретили выходить из дома, был введен комендантский час и так далее. Но люди взяли — и восстали. Президенту пришлось спасаться бегством на вертолете. Я спрашивала людей, почему они так поступили. И получала от всех один ответ: «Это напомнило нам о 1976-м». То же самое говорили подростки, которые в 1976-м еще не родились! В стране живет память о том, как она потеряла свою демократию: как люди испугались, а потом было введено чрезвычайное положение и все закончилось военной диктатурой. В США очень легко как угодно эксплуатировать любой кризис — это культура, которая постоянно пребывает в состоянии амнезии. Амнезия там — повод для гордости: всегда можно заново придумать себя, у тебя нет истории, нет прошлого. Память — в том числе историческая — рассматривается как балласт. И до тех пор пока она не станет цениться, все будет повторяться снова и снова. Люди без памяти очень податливы.
— Ну а Обама? Его приход что-нибудь изменит?
— Я рада, что победил Обама, разумеется. Но проблема с его кампанией была в том, что она как губка втянула в себя все прогрессивные идеи и ценности. В Соединенных Штатах больше нет настоящего антивоенного движения. Есть движение за Обаму. По идее, выборы — время говорить о политике, но на деле заявлялось следующее: «Поговорим об этом после выборов. Сначала надо сделать МакКейна!» Сейчас нам нужен реальный план действий. А когда президента окружают толпы фанатов, которые бесконечно кричат ему: «Мы тебя любим», — это не дело.