Записки и выписки

Театр Derevo приезжает в Петербург с новым спектаклем «DiaGnose». «Афиша» побеседовала с лидером театра Антоном Адасинским об истории болезни

— Так что там с диагнозом?

— История, с одной стороны, очень прямолинейная, с другой — очень «деревянная» в том смысле, что в театре Derevo все делается из нутра человека, из того, что с нами случается в жизни. Такую наглость мы на себя берем. В общем, я умудрился в восточных странах подхватить какую-то малоиз­вестную науке инфекцию, которая долго во мне жила и никак себя не проявляла. К счастью, в момент, когда она дошла до той степени, что собиралась положить меня в угол навсегда, я сдал анализы крови, профилактические. В результате врачи выкачали моей крови канистру для разных ­исследо­ваний. Потом вызвали меня на консилиум и сообщили, что если я на полгода не лягу в больницу под капельницы и не съем какое-то жуткое число таблеток, разработанных по новым технологиям, то мне осталось два с половиной года. Причем, уверяли, что, даже принимая все мне прописанное, ходить я все равно не смогу, буду просто овощ. Я написал им кучу бумаг, что несу ответственность за свое овощное состояние — что не буду водить машину и так далее. Мне выдали два рюкзака лекарств. И я поехал на гастроли. После первых пяти уколов лечение мне начало нравиться, потому что мир рассыпался на части.

— А чувствовали-то вы себя как?

— О, это отдельная пьеса. У меня постоянно менялась температура, цвет кожи, то у меня выросли уши, то утончились пальцы. То я неожиданно стал очень хорошо играть на гитаре и петь какие-то странные блюзы; записал целых 28 песен, из которых потом вырос целый концерт. То у меня вдруг стал очень высокий голос. То вдруг плечи покрылись волосами, и я стал похож на какого-то грузинского бога. Народ мой, глядя на все это, конечно, погибал и от смеха, и от ужаса.

— Врачи вам сказали, какой процент людей выживает после этой болезни?

— Сорок процентов. Мне повезло.

— Что будет в спектакле?

— Видения мои, двойственность моя, которая в тот момент существовала, какие-то очень внятные образы, которые рядом со мной тогда присутствовали.

— В смысле глюки?

— Ну да, абсолютные глюки. Например, был такой жиголо в белом костюме, он все время рядом со мной ходил и надо мной хохотал. Я весь в делах, стараюсь все успеть и не успеваю, а он сидит в уг­лу и говорит: «Да живи ты нормально, что ты паришься? Давай слетаем куда-нибудь отдохнуть». Не то чтобы я слышал его голос, но как-то понимал, что именно он говорит. У него такая шапка была белая, не шляпа, именно шапка, а с левой стороны на лопатке — здоровый горб, который постоянно кровоточил, и сквозь белый пиджак сочились капельки крови. То ли крыло у него рождалось, то ли отрезали крыло. Это было так…

— Неприятно?

— Нет, классно было. Он совершенно не комплексовал по этому поводу, тот человек. Да и я тоже. Я же понимал, что мы с ним недолго знакомы будем. Так и случилось. Потом я еще два месяца пивом промывался от всей химии, хотя пиво терпеть не могу.

— Спектакли театра Derevo обыкновенно графичны, а в «Диагнозе» какое-то буйство красок. С чем это связано?

 — У меня в тот момент произошла полная перемена палитры мира. И я купил акварель, стал зарисовывать некоторые объекты, которые мне виделись. В какой-то момент я понял, что это готовый спектакль.

— Рисунки ваши сохранились? Может, проил­люстрируем ими интервью?

— Они такие царапки, совсем лаконичные штучки. Рисовал на том, что подвернется. Но думаю, я их все же издам. Мне очень запомнилась одна ситуация. Очень ясное небо, Эдинбург. Четко вижу луну, здоровую такую. Я смотрю на нее и спокойно так наезжаю зумом, как будто в телескоп смотрю. И вдруг обнаруживаю, что оттуда на меня смотрят огромные глаза. Плоская такая рожа. И садится она за горизонт, как солнце. Да может, солнце и было.

— Потом вы все эти истории рассказывали ребятам и уже вместе на эту тему фантазировали?

— Нет, мы ведь жили, как обычно, вместе, выступали вместе, поэтому наше коллективное сознание подхватило мою волну. И когда мы начали импровизировать, они мне все очень точно про меня показали. Однажды один наш актер притащил на репетицию огромную картинку коровы, которую спер из мясной лавки — где, знаете, мясо по категориям расписано. Так вот, это точное отражение моего тогдашнего состояния.