Дэниел Крейг «За тонким слоем внешних приличий скрывается козья морда»

— Вы всего Ларссона осилили или только первую часть — по производственной необходимости?

— Я честно прочел все 2000 страниц — или сколько там в общей сложности. Так что не будет преувеличением сказать, что никогда еще у меня не было такой возможности изучить своего героя в мельчайших подробностях — включая те сотни ситуаций, где он варит, помешивает и придирчиво отпивает свой кофе. Сценарий гораздо расторопнее. Там поменьше всех этих ларссоновских деталей. Знаете, он любит скрупулезно указывать все марки мобильных телефонов и мелкой бытовой техники.

— Блумквист — он, по-вашему, герой нашего времени или просто такой европейский либеральный тип, зацикленный на гражданском обществе?

— Ну он приятный парень, у него правильный взгляд на мир, моральные устои, он борец за справедливость и все такое. Но вместе с тем его постоян­но тянет туда, где гарантированно появятся телевизионщики. Ему нравится мелькать на экране — и, возможно, это одна из причин того, что у него столько врагов и столько подруг.

— И все его подруги переехали в фильм?

— Нет, пришлось слегка урезать состав. В книжке их, честно говоря, так много, что фильм можно было делать только про это. Вы же помните, роман в оригинале называется «Мужчины, которые ненавидят женщин». Так вот, Блумквист как минимум не из этих. У него к женщинам довольно прямолинейный подход: «Давай, пошли». Я так понял, в Швеции все такие.

— Вообще легко было притворяться шведом?

— Ну я же англичанин, это рядом, так что ­скандинавские культурные традиции мне понять несложно. Например, у нас зимой тоже практически не бывает света. И шведам, и англичанам нравится темная сторона жизни, мы любим крепко выпить, нам приятно обсудить свои депрессии и панические атаки. Кроме того, англичане — страшные поклонники лихо закрученных сюжетов про всякие темные дела. Собственно, почему книжки Ларссона пользуются таким успехом: они про то, что если кого-нибудь поскрести, то за тонким слоем внешних приличий скрывается козья морда. Особенно если те, кого ты скребешь, — магнаты и капиталисты.

— А позиция обличителя вам близка?

— У меня есть некий внутренний компас. Я верю в силу закона и в то, что закон один для всех, торгуешь ли ты металлом или разносишь кофе в кафе. Так что я целиком разделяю идею социальной справедливости, которой одержим Блумквист. Но при этом я не стукач и звонить в полицию, чтобы доложить, что мой сосед не­правильно припарковался, не стану.

— После съемок вы как себе объясняете феноменальный успех книжек Ларссона?

— Я думаю, дело в моей напарнице, Лисбет Саландер. Это же совершенно невероятный персонаж. Странный гений, который может взломать любую сеть в мире, — и при этом девушка, у которой на футболке трижды написано слово Fuck. В ней все довольно неоднозначно: как она сутулится, как она злится, как она ненавидит мир, и мир в ответ бьет ее по голове снова и снова. И как хладнокровно она разбирается с теми, кто посмел ее обидеть.

— Она — Бонд, а вы — девушка Бонда?

— Да, из нас двоих это я в юбке, а Саландер как раз персонаж с яйцами. Но главное здесь не просто смена социальных ролей, а именно то, как способности Блумквиста соединяются с ее сверхъестественными талантами. Они, вообще-то, и правда отличная команда. Это довольно необычные, непростые отношения, поскольку они вместе расследуют исчезновение девушки — и это работа, а параллельно между ними возникает дружба и секс. За ними любопытно наблюдать со стороны.

— А с Финчером у вас как отношения складывались?

— Я всегда был его фанатом и, главное, не пере­стал его любить даже после года совместных съемок. А съемки не самые легкие — вы вообще в Швеции в ноябре бывали? Финчер как-то соединяет в себе все, за что я вообще люблю кино. Гениальное ­умение рассказывать истории, умение задавать правильные вопросы. И как, черт возьми, он схватывает образы: начиная от всех этих подозрительных стариков-промышленников до зловещей пустоты шведских поселков зимой. Мы же снимали в таких местах, где живут примерно четыре человека на двадцать миллионов квадратных ­километров, — разве это может быть некрасиво?

— Не удивляетесь, что это уже третий фильм про маньяков, который он снимает?

— Я думаю, ему было интересно показать атмосферу смутного, неочевидного напряжения, которое есть в ларссоновской книжке. Собственно, в фильме не так много откровенных сцен насилия — но вместе с тем оно там незримо присутствует в каждом кадре. И Дэвид — один из немногих людей, которые умеют так снимать.

— Вам не жаль тех сюжетных линий, которые не вошли в сценарий?

— Бессмысленно было пытаться снять факсимильную копию с этого солидного тома. Во-первых, все бы рано или поздно запутались, а во-вторых, этот фильм длился бы часов 20.