«Мне ничего от вас не надо, деньги я заработаю сама» Лауреат каннской «Недели критики» Дарья Белова — о немецкой киношколе, памяти места и виновниках смерти отца

— Ты была журналистом, а потом решила поехать в Берлин, в киношколу. Как это случилось?

— Слушай, ну я параллельно с работой в «Большом городе» делала видеоарт. Участвовала в какой-то выставке, мне все это стало интересно. Поняла: если учиться — то либо сейчас, либо уже никогда. 

— Сколько тебе было лет?

— Двадцать пять, двадцать шесть. У меня уже было высшее образование, если бы я поехала в Москву, за второе пришлось бы платить — это раз. Два: я посмотрела на курсы режиссеров и сценаристов — ну, как-то так… Летом была в Берлине, просто тусовалась с друзьями, и мне там понравилось. Спросила: «Где у вас тут киношкола?» Оказалось, что одна в центре, а другая в Потсдаме, далеко — надо каждый день ездить на электричке. Я как человек ленивый решила поступать в центре. Подала документы, а потом был довольно долгий процесс вступительных экзаменов: ты снимаешь фильм, пишешь рецензию…

— По-английски?

— Нет, все по-немецки. Я тогда не знала языка, все сделала на русском, с переводчиком, отправила. Второй отборочный тур был уже в Берлине.

— И их не остановило то, что ты не знаешь немецкого?

— Их это не остановило, хотя по правилам надо его знать. Но иногда делают исключения. Главное — тебе дают камеру и ты снимаешь фильм. Они увидели результат, и меня приняли. 

— И это бесплатно?

— Обучение в школе бесплатное. Первые два месяца вообще ничего не понимала — они говорили по-немецки очень быстро. Потом язык просто сам пришел.

— Сколько ты проучилась, перед тем как снять этот фильм?

— Я его сняла два года назад. Сейчас я на пятом курсе. Первые два — почти тюрьма, надо ходить туда каждый день, делать упражнения. Потом снимаешь курсовую первого года, которую ты не имеешь права никому показывать и которую я тебе показывала, между прочим…

— Правда?

— Да, и тебе понравилось.

— Прости, я не помню. 

— Да? Потом тебя отпускают в свободное плавание, и тогда я сняла фильм с телеканалом Arte — восьмиминутный, про балет. Он пошел сейчас по пятидесяти фестивалям, получил много наград. 

— Просто люди с Arte пришли в киношколу?

— Да, это совместная программа канала с немецкими киношколами, ты подаешь проект — сценарий, план, локейшен, — а они выбирают десять человек.

— У тебя в школе есть еще люди из России?

— Да, учится на год младше человек на продюсера, еще одна девушка, которая была старше, но потом уезжала в Москву, вернулась и сейчас на моем курсе. Грузины у нас учатся отличные — Сандро и Гия.

— То есть неправы те, кто думает, что люди из России не могут пользоваться европейскими образовательными программами?

— Это абсолютная неправда. Но во французских школах (я смотрела La Fémis и «Люмьер»), если ты русский, ты должен заплатить колоссальную сумму — 20–30 тыс. евро в год. В Германии, если ты проходишь экзамен, им все равно — русский ты или не русский. 

— Про что твой фильм?

— Он о памяти места. О том, что прошлое не исчезает, но сохраняется в пространстве. Если спровоцировать это пространство, можно увидеть некий его сон. Десятилетний мальчик играет в Берлине в войнушку — провоцирует, провоцирует, и в какой-то момент реальность начинает отвечать. Он не попадает в прошлое, как некоторые написали. Он попадает в сон этого города. В Берлине ты пьешь где-нибудь кофе или выходишь из бара ночью и видишь какой-нибудь дом с пулевыми отверстиями. Или идешь пьяный и видишь название улицы, и у тебя кликает, потому что ты помнишь из учебников, что на ней происходило. И вот это ощущение, оно постоянно присутствует в городе, соседствует с современной жизнью. Кажется, что там призраки…

— Фильм посвящен памяти твоего отца…

— Фильм посвящен памяти моего отца, Александра Белова, который умер полтора года назад в возрасте 53 лет. Это очень ранняя смерть. Люди, которые для меня навсегда останутся виновниками его смерти, — это люди, которые отняли у него бизнес и наняли на нас бандитов, когда мне было 18 лет. Мне от вас ничего не надо, деньги я заработаю сама. Но если вы найдете в себе моральные силы извиниться перед моей семьей, перед моей мамой, я думала бы, что нечто человеческое вам не чуждо. А я буду о вас помнить всегда. 

— Ты приехала сюда из Берлина и не была частью официальной российской делегации. Правда, что в Каннах ты пыталась вступить в контакт с «Роскино», с «Русским павильоном»?

— Половину своего пребывания в Каннах я потратила на то, что бегала в «Русский павильон» и убеждала всех, что у нас русский фильм, я русский режиссер, русские актеры, русские деньги, говорят по-русски. Пожалуйста, вы же промоутируете наше кино. Я писала русский пресс-релиз, он так никогда и не был отправлен. Я просила контакты русских журналистов, мне их не давали. В какой-то момент я попросила контакты Юрия Гладильщикова («Московские новости») и Стаса Тыркина («Комсомольская правда»), но девушка, которая работает с прессой, спросила у меня, кто это такие. 

— А ты русский режиссер? Будешь работать в России?

— Да. Я не становлюсь немцем от того, что я поучилась в немецкой киношколе. Я очень хочу снимать в России. Просто пришло важное понимание, что границ вообще нет. Что снимать можно везде и оставаться русским режиссером. Все зависит от истории и от того, где ты найдешь продюсеров, которые тебя понимают и хотят поддерживать.