Интервью: Сэм МакФарлейн/IFA
Фотография: Крис Бак
Джеймс Кэмерон: «2D, 3D — какая, к черту, разница?»
В прошлый раз Кэмерона дружно топтали и провозглашали растратчиком, когда он заканчивал «Титаник». Так что нынешние беззлобные шутки будущих зрителей по поводу почти трехсотмиллионного бюджета и людей с синими хвостами для него — дело привычное
— Вы ведь сильно рискуете с «Аватаром»?
— Факт. Скажу больше: это осознанный риск. После «Титаника» мне хотелось взяться за что-то, что невозможно сделать здесь и сейчас, невозможно чисто технически. Такой проект на вырост, на перспективу. И я в итоге переборщил, конечно. Нужно было шагнуть на одну ступень, а я перемахнул сразу четыре. И парни из моей команды тогда первыми забили тревогу. Смотрите: когда в «Бездне» мы делали водяных существ, это было в шаге — ну в полутора шагах — от того, что делали все остальные. Та же штука со вторым «Терминатором»: чувак из жидкого металла — это тогда было на грани возможного. А «Аватар» — далеко за гранью. Но время работало на нас. Это, знаете, как в серфинге: я не умею стоять на доске, но понимаю принцип. А принцип простой: ты не можешь создать волну. Не можешь, и все тут. Но можешь использовать волну, которая рано или поздно появится. Так и получилось. Хотя теперь я побаиваюсь идей, которые невозможно реализовать прямо сейчас. Здорово, что у нас теперь производственно-техническая база, на которой можно снять вообще все на свете. Но в следующий раз, вместо того чтобы париться из-за высоких технологий, я буду уделять больше внимания собственно кинопроцессу и оптимизации времени. Проект должен быть управляемым. Я хочу, чтобы четыре года шли за два. Это тоже вызов.
— После «Титаника» прошло 13 лет, и понятно, почему вокруг «Аватара» такая шумиха. Вас она как-то затрагивает — или вы научились отстраняться?
— Да как тут отстранишься? Я вижу, что ожидания зашкаливают. Тут важно понимать вот что: «Титаник» и «Аватар» — совсем разные звери. Не надо сравнивать белое с круглым. Можно будет потом сборы сравнить, видимо. Хотя «Титаник», я думаю, был все-таки аномалией, в том смысле, что он глубоко задел общечеловеческий нерв и собрал в итоге такую гигантскую кассу, что даже неловко. Превзойти тот успех невозможно, да я и не пытаюсь. Я когда занялся «Аватаром», всем показалось, что я умер, — ну не всем, а вам, ребятам, пишущим про кино и всякую поп-культуру. А я просто занимался тем, что мне было интересно. Побывал в шести глубоководных экспедициях, например. И задним числом выяснилось, что я все сделал правильно. Когда я приступил непосредственно к съемкам «Аватара», работалось очень легко. Скажем, на подготовительный период в Новой Зеландии у нас было заложено шесть дней. Понимаете, что это значит? Обычно подготовка длится месяца два-три, а тут — шесть дней. Потому что все декорации были заранее смоделированы на компьютере в Лос-Анджелесе, их быстренько на месте воспроизвели по чертежам. Я просто приехал на площадку и в первый же день сказал: «О’кей. В каком-то смысле я все это уже снял. Эту камеру ставим сюда, вот эту — туда, свет идет отсюда».
— А все эти погружения на дно океана действительно помогли вам понять, как должна выглядеть планета Пандора?
— Конечно. Я там увидел массу всего, что потом вошло в фильм.
— Что, например?
— Ну вот биолюминесценция, например, природное свечение. Причем не только на глубине, но и вокруг коралловых рифов. Все эти цвета, узоры. Много всего, в общем.
— Было в сценарии «Аватара» что-то, что потом не получилось снять?
— Нет, мы сделали все, что было задумано. Два года ушло на то, чтобы понять, как снимать финальную сцену. Что там, в этой сцене, я вам не скажу. Но поверьте — на это стоило убить два года.
— Вы делали двухчасовой фильм десять с лишним лет. Не боитесь, что он окажется слишком концентрированным для обычного, неподготовленного человека?
— Такая опасность всегда существует. Вообще, самое сложное для режиссера — сохранить незамыленный взгляд. Это касается абсолютно всех режиссеров и абсолютно всех фильмов в мире. Ну вот представьте себе: вы придумали идею, написали сценарий, раскадровку сделали, сняли, смонтировали, музыку наложили — короче, к моменту финального монтажа свой собственный фильм вы видели тысячу раз. И вот тут очень важно не вырезать лишнего, того, что вам представляется абсолютно ясным и логичным. Надо подумать, будет ли эта конкретная склейка понятна зрителям. Если они чего-то не поймут — все, привет. Это вещи, которым учишься в процессе. Учишься объективно оценивать то, что сделал, учишься смотреть материал чужими глазами. Это страшно важная вещь для режиссера — уметь смотреть отснятый материал. Это искусство плюс дисциплина. Думаю, ваш вопрос, если его менее вежливо сформулировать, звучал бы так: «Может ли в фильме, куда запихнуто столько технологий, остаться что-то человеческое?» Я вам так скажу: технологии позволили мне снимать более точно, дали мне большую свободу маневра. Например, раньше я должен был постоянно подбегать к камере, чтобы повернуть ее в нужную сторону, теперь я могу на компьютере сделать все, что захочу. Если у режиссера все под контролем, то актерам остается только хорошо сыграть. Ирония в том, что технологии сложные, а снимать с ними легко. Они не убивают эмоции, а еще ярче выявляют их.
— В общем, вы опять полюбили режиссуру.
— Похоже на то. Сейчас же столько возможностей появилось. Для меня всегда была важна картинка, визуальный ряд. Возможно, я прикрываюсь всеми этими компьютерными делами, потому что не очень уверен в себе как режиссер. Но даже если так, ситуация беспроигрышная. Меня заводит возможность сделать что-то фантастическое, зрителя заводит результат.
— Значит, вы сейчас не погрузитесь опять под воду и нам не придется ждать десять лет, пока вы что-нибудь снимете?
— Да, погружусь, и нет, 10 лет ждать не придется. Понимаете, мне действительно очень нравятся океанические экспедиции. Очень-очень. И мне понадобилось лет восемь, чтобы меня в этом мире зауважали. Потому что там люди вообще не знают, что такое Голливуд. Это серьезные люди, ученые. Я для них был никем, и максимум, что мне поручали, — очищать пробы дна от морских червей. Потом они стали со мной считаться, потому что я не только начал разбираться в их работе, но и мог подсказать что-то насчет технологий. И теперь я могу поехать в экспедицию — когда захочу; не сегодня, но в январе, скажем, могу. И мой рабочий график можно строить по принципу «фильм — экспедиция — фильм». А не как раньше: фильм — экспедиция — экспедиция — экспедиция — экспедиция…
— «Аватар», кажется, очень светлый фильм.
— Спасибо.
— Я это не в порядке комплимента, мне хочется понять — вас все эти погружения превратили в просветленного оптимиста или от «Аватара» стоит ждать ваших фирменных прогулок на темную сторону?
— Не-е, я как был е…нутым на всю голову, так им и остался, так что темноты там на всех хватит. Такие американские горки, знаете. Удары по психике. Счастье в «Аватаре» нужно заслужить. И благодаря этому, я думаю, фильм выстрелит. Твари разных пород, компьютерная графика — это все хорошо, но важнее то, что Сигурни Уивер, когда пару дней назад впервые фильм посмотрела, минут пятнадцать рыдала в конце.
— Она видела двухмерную версию фильма?
— Да, но это здесь совершенно ни при чем. 2D, 3D — какая, к черту, разница? Все эти D никак не влияют на самоценность истории. Я вообще занялся «Аватаром» только потому, что в нем изначально была заложена настоящая красота. В фильме мы пытались как-то балансировать между ужасом и моментами, когда в зал просто транслируется красота. В кино — и в фантастике особенно — так не многие делают, а зря. Сильный эффект получается.
— Коммерческое кино быстро устаревает, а вот ваши фильмы — тот же «Терминатор» — по-прежнему срабатывают, даже на уровне того, как снят экшен. Понимаешь, что сейчас можно было что-то подрисовать или помасштабней сделать, ну и бог с ним.
— Бог с ним, правда. Главное, что поставлено на карту. Довольно корявая по теперешним стандартам автомобильная погоня в «Терминаторе» по-прежнему нравится людям, потому что они переживают за героев. К тому же сейчас все так увлечены нелинейным монтажом, все эти полусекундные склейки — режиссер понимает, что происходит, а зритель уже нет.
— А продолжение у «Аватара» будет?
— Будет, я думаю. Надо только понять, как сократить сроки производства, постпродакшен и прочее. В смысле технического воплощения будет полегче: герой есть, технология есть. Соберем денег, сделаем еще. Все ведь просто.
— В кинотеатре будет окончательная версия или вы планируете еще какую-то, расширенную? Вы ведь все эти коллекционные издания практически изобрели.
— Там есть пара сцен, которые недорисованы: они сейчас выглядят как компьютерные игры 80-х годов, и пара из них — потенциально неплохие. Бюджета, чтобы их доделать, сейчас нет, а там посмотрим.
— Вы же могли сделать все от начала до конца на компьютере.
— Да, но какой смысл имитировать то, что можно снять вживую? Люди сейчас злоупотребляют компьютерной графикой. Если человек заходит в комнату и говорит реплику, надо снимать актера в комнате нормальной камерой. А если это инопланетянин — надо нарисовать, а не мазать артиста синей краской. Можно и наоборот, но по-дурацки же получится.