Прах и лепет Разговор с Вонгом Кар Ваем

В прокат выходит отреставрированный, перемонтированный и переозвученный «Прах времен» Вонга Кар Вая — импрессионистский боевик про летающих воинов, снятый Вонгом в 1994-м одновременно с прославившим его на Западе «Чункинским экспрессом». «Афиша» узнала у Вонга, зачем ему понадобилось ворошить прошлое

— Вы хорошо помните премьеру «Праха времен» 14 лет назад?

— Ну конечно же. Хочу сказать, на премьере новой версии все было гораздо лучше. По крайней мере у меня во время фильма не было предынфарктного состояния, как тогда.

— Вы тогда настолько волновались?

— Там была очень плохая копия. Фильм делался трудно, мы все страшно устали, а потом на Венецианском фестивале, куда нас взяли не то чтобы с огромной охотой, начинается сеанс, и я вижу: вся пленка поцарапанная, звук ужасный, просто ужасный. А это же видовой фильм, красивый. И ничего уже не сделаешь. Я сидел и думал: «Все пропало».

— И как его тогда приняли?

— Ну… Я должен сделать комплимент западному зрителю. За эти годы китайское кино в мире полюбили, особенно в Европе, и трудностей с ним уже не возникает. А тогда в Венеции к нам после премьеры пришла ассистентка председателя жюри, не помню уже, кто там был, кажется, Бертолуччи (на самом деле — Дэвид Линч. — Прим. ред.), и он прислал девушку, у которой был список вопросов на бумажке. Очень хорошо помню, там был вопрос: правда ли, что все женские роли играет одна и та же актриса, — они решили, что это какой-то символ или что-то еще.

— «Прах времен» ведь во многом предвосхитил все эти большие поэтические фильмы про летающих воинов — «Герой» Чжана Имоу точно снят под впечатлением от «Праха».

— Мне было бы приятно так думать, но там много других факторов повлияло. Объединение Китая и Гонконга, скажем. Во многом это естественная эволюция жанра: стали доступны новые технические средства, и режиссеры стали снимать вот такие фильмы.

— «Прах» ведь провалился в прокате. А был кто-нибудь, кто вам тогда сказал: «Не расстраивайся, никого не слушай, это все равно прекрасный фильм»?

— Я вам хочу сказать, это все неправда. Это очень распространенное заблуждение, что «Прах времен» якобы провалился. Он не был большим блокбастером, но прошел успешно, мы даже на нем что-то заработали, достаточно, чтобы поддерживать на плаву нашу кинокомпанию.

— «Прах» — сложная картина, согласитесь, даже если сейчас смотреть, там много непонятного…

— Да? А по-моему, там все кристально ясно, ха-ха.

— То есть вы не ставили задачи что-то прояснить в новой версии?

— Ха-ха. Нет, ни в коем случае. Я вообще не ставил задачи что-то изменить, мне нравится фильм. Если вы меня спросите, зачем я к нему вообще вернулся, — я не люблю, когда что-то не доделано. Не то что не люблю: это плохо, это неправильно, когда фильм не завершен. Моя задача была закончить работу, которую мы по объективным причинам не закончили в 90-е.

— Новый вариант короче старого почти на 15 минут. Притом что обычно режиссерские версии длиннее. Вы решили отсечь все лишнее?

— Нет, все проще. В 1992-м лаборатория, где лежали негативы, разорилась: они чуть ли не в течение дня освобождали помещение, которое снимали. И все, что люди не успели вывезти, просто свалили в кучу. И там что-то настолько поцарапалось, что пришлось выбросить.

— А что пропало?

— Ничего, о чем бы стоило жалеть, поверьте. У фильма за годы появилась масса поклонников, мне приходили от них сердитые письма: «Не меняй ничего». Притом когда «Прах» показывали в пиратских кинотеатрах, знаете, с видеокассет — у нас есть такая традиция, — люди часто сами что-то сокращают, что им не нравится. Насколько я знаю, существует минимум 8 версий, все разной длины. Теперь хотя бы будет один, окончательный вариант.

— А что было сложней всего?

— Звук. Там все очень плохо было со звуком. Изображение, цвета можно реставрировать, сейчас замечательные технологии, а звук… Пришлось переозвучивать заново, все диалоги. Но вот Лесли Чун — его ужасным, несправедливым образом больше нет с нами, и, естественно, я не мог заменить его голос. В общем, это была пытка.

— В «Пепле» совершенно сумасшедшие боевые сцены — вам не приходило в голову, что, если бы вы стали снимать боевики, вы бы всех убрали?

— Думаете, надо? А что, это мысль — боевики. Но вообще, каждому свое. То есть я могу, конечно, начать использовать замедленную съемку и пару голубей запустить… Но при чем тут буду я?

— Вы за что-то конкретное не любите Джона Ву?

— Нет-нет, не поймите меня неверно. Мы не друзья с ним, но добрые знакомые. Я сейчас в Австралии на студии делал цветокоррекцию «Праха», а Джон Ву в соседнем корпусе заканчивал новый фильм. Мы каждое утро по дороге на работу встречались. Вообще, голуби, все такое… Можно сколько угодно сейчас смеяться, но надо понимать, чем гонконгское кино обязано Джону Ву. Он сделал для нас примерно то же, что Скорсезе для американцев: он чуть ли не первый начал снимать на натуре, а не в студийных павильонах, он вообще показал всем, что можно делать совсем другое кино, режиссерское кино в Гонконге началось с него.

— На примере «Праха» видно, как важно, чтобы ваши фильмы снимал Кристофер Дойл. Мне кажется, беда с «Моими черничными ночами» во многом в том, что Дариус Хонджи, конечно, хороший оператор, но…

— Конечно! Я тоже так думаю!!! Но этот тип вбил себе в голову — хочет быть режиссером, и теперь, когда у нас все собирается для следующего фильма, у него никогда нет для меня времени! Притом — ну вы видели, что он там режиссирует? У меня уже нет слов его уговаривать, пойдите вы ему скажите, что ли.

— А Дойл как-то участвовал в новой версии «Праха»?

— Боже упаси! Там вся работа в монтажной была, а я его из монтажной обычно гоню. Потому что там, где он, жди беды.

— А вот про «Черничные ночи»: когда их показали в прошлом году в Каннах, они всех разочаровали, но потом вроде имели успех в мире — в России, например, были большим хитом проката. Вы сами довольны фильмом?

— Ну там не все получилось, как я хотел.

— Например?

— Я хотел, чтобы там был еще Дэвид Боуи. Мы почти договорились, он сам был очень за, даже спеть был готов. Он мне порекомендовал очень красивый дайнер, обещал договориться с владельцами, чтобы нам там разрешили снимать. А потом у нас график сдвинулся, и он не смог. Очень жаль.

— А что с вашими другими англоязычными проектами?

— Ничего. Я отдохну сейчас, а потом у меня есть большой проект с Тони Люном. Вот вы хотели боевик — это боевик будет, про кун-фу.

— Это «Великий мастер» про Ип Мана, учителя Брюса Ли? Вы его давно уже обещаете.

— Это большой фильм, там все должно сойтись — деньги, графики актеров. И главное — мне надо заставить Тони Люна тренироваться. Это очень трудно, он, как и я, не любит напрягаться. Поэтому, когда надо чего-то добиться, я ору на него.

— Орете на Тони Люна?

— Мы как семья, он очень близкий для меня человек. Так что мне можно.

— Это ведь главная тема ваших фильмов — возвращение в прошлое, ностальгия по потерянному. Вы, наверное, когда переделывали «Прах», сидели встудии, как герой Люна в «2046», смотрели на себя самого 14-летней давности и смахивали слезы.

— Я не так сентиментален, как мои фильмы. Но мне кажется, сейчас все слишком озабочены тем, чтобы фильмы были актуальными: актуальный — это главная похвала сейчас. И это же ерунда. Я не буду говорить про вечность, только очень молодые и очень глупые люди думают, что снимают для вечности. Мне больше нравится сравнение с виски: вечность, не вечность, но через 15 лет фильм, как виски, должен становиться только лучше.

— Сейчас же все выпускают обновленные версии своих старых фильмов — и Коппола, и Ридли Скотт…

— Да-да, и «Звездные войны»! Я не смотрел еще. Вообще, это коммерческая практика скорее, чем художественная, в этом не всегда есть необходимость, скажем так. Хотя я видел длинный вариант «Апокалипсиса сегодня» — это, конечно, впечатляет очень, и в данном случае нет сомнений, что его обязательно надо было выпустить в таком виде.

— Поэтому у вас новый вариант «Праха» по-английски тоже «Редукс», как у Копполы?

— Нет, название мой дистрибьютор придумал. Мне не нравится. Глупое слово какое-то — «редукс». Понятия не имею, что оно значит, кстати.