«Ночной дозор» Зельвенский встречается с Бекмамбетовым, Лукьяненко и Константином Эрнстом

8 июля – премьера фильма «Ночной дозор»

Мы с Бекмамбетовым бежим за «Львом Толстым». Поезд, следующий по маршруту Хельсинки–Москва, всего на несколько минут останавливается в Петербурге на Ладожском вокзале и оказывается гораздо короче перрона. Из Питера, куда Бекмамбетов заехал на три дня «отдать долги» (то есть снять рекламу), он едет в столицу, а оттуда – сразу в Лос-Анджелес. До премьеры «Ночного дозора» ровно три недели, а продюсер Константин Эрнст требует перепечатывать копию: та, что была привезена накануне из Америки, оказалась слишком искусственной, слишком фантастической по цвету. «Там создан некий отдельный мир, в котором все происходит. А нужно, чтобы происходило в мире достоверном, реальном и понятном. Ну что ж, – Бекмамбетов устало улыбается, – будут две копии: для Темных и для Светлых». Мы потерялись в гигантском пространстве из стекла и бетона: новенький, но уже тронутый тлением абсолютно пустой вокзал, да еще белой ночью, сам кажется идеальной декорацией для фантастического фильма. Ровно через три недели 325 кинотеатров по всей стране начнут показывать то, что станет либо самым громким успехом российского кино 2004 года, либо его самым сокрушительным провалом.

***

В 1998 году фантаст Сергей Лукьяненко написал роман «Ночной дозор» – 400 страниц традиционной для российского фэнтези смеси откровенного pulp fiction и философствования в духе Стругацких. Из романа следовало, что планета Земля вообще и город Москва в частности давно поделены так называемыми Иными – волшебниками, ведьмами, вампирами и так далее. Между Светлыми и Темными силами существует мирный договор: со Светлой стороны за его исполнением следит Ночной дозор, с Темной – соответственно, Дневной.

Роман написан от первого лица: сотрудник Ночного дозора Антон Городецкий участвует в интригах своего и чужого руководства.

Первая попытка экранизировать «Ночной дозор» в 2000 году закончилась неудачно. За постановку взялась независимая московская компания, режиссером позвали петербуржца Сергея Винокурова, проявившего глубокое понимание вампирской тематики в фильме «Упырь». В проект были вовлечены люди вроде Артемия Троицкого и Ивана Охлобыстина (отец Иоанн хотел сыграть положительного мага Гесера). Сценарий в какой-то момент стала писать Рената Литвинова, но автору книги он категорически не понравился – Лукьяненко сейчас характеризует его как «чернушно-китчевый» (Винокуров вспоминает, что там были, например, «говорящие из пакета куски мяса»). Так или иначе в один прекрасный день выяснилось, что поезд ушел: права на экранизацию у издательства «АСТ» купило ОРТ.

***

«Когда стало известно, что Miramax режет «Убить Билла» на две части, мы хохотали, – хохочет продюсер «Ночного дозора» Константин Эрнст. – Мы же это первыми придумали!» Изначально «Дозор» должен был сниматься как сериал, потом решили делать кинофильм и телеверсию. Когда материала отсняли на 6 часов, продюсеры поняли, что такое государственный канал в прайм-тайм показывать не сможет, и на телевизионную версию вообще махнули рукой. А материал сократили и разделили на две части: 8 июля выйдет «Ночной дозор», «Ночной дозор-2» – уже ближайшей зимой.

Несколько минут назад гендиректор «Первого канала» прочитал мне рэп. В той версии фильма, которую я только что посмотрел в «Останкино», отсутствовали финальные титры, а Эрнст говорит, что это очень важно. Концовка у «Дозора» пафосная, а титры этот пафос должны немедленно сбивать: они идут под рэп-речитатив, в котором пересказывается все содержание фильма. Рэп читают какие-то неизвестные дворовые ребята, а написал его сам Лукьяненко. Эрнст называет это «автостебом» и «тактикой замороженной клубники». В его исполнении звучит действительно забавно.

«Ночной дозор» задуман как первый полноценный российский блокбастер, и ставки высоки как никогда. 325 премьерных экранов – это больше, чем у «Матрицы» и «Терминатора-3». Пиар-кампания – размаха небывалого: помимо обычных трейлеров, в кино уже идут семь имиджевых роликов со слоганом «Глаз не оторвешь» (демонстрируются оторванные глаза). Готовится разнообразная рекламная атрибутика – от футболок до пакетиков с кровью.

«Надо дефлорировать сознание! – рубит Эрнст. – Русские тоже могут делать развлекательное кино. Мы хотели сделать русский бэмц для кинотеатров». Продюсер считает, что единственный в июле конкурент у «Дозора» – «Человек-паук-2», но «Паука» они сделают, потому что «Паук» – это чужое, дети наши на другом выросли. Напоследок у Эрнста припасен убийственный аргумент: он показал фильм Никите Михалкову, и Михалков сказал: «Это не мое. Но это круто!» Я тем временем потихоньку отхожу от фильма. Не скажу, что мое сознание дефлорировано, но что-то в нем определенно шевелится.

Владимир Меньшов по локоть запускает руку в живот Константина Хабенского. Илье Лагутенко сносит полголовы ударом о раковину.

Народный артист Вячеслав Золотухин рубит на рынке мясо – короткий крупный план его лица говорит о вампирах больше, чем иная экранизация «Дракулы». Народная артистка Римма Маркова в роли мадам Шульц уничтожает неродившийся плод. Галина Тюнина – вся будто из Серебряного века – ходит голая и в перьях. У Гоши Куценко длинные черные волосы, он играет секс-террориста Игната. Жанна Фриске – следователь Дневного дозора…

Можно находить в фильме драматургические провалы, смеяться над обильным – довольно остроумным, впрочем, – product placement, упираться в почти прямые цитаты из клипов и уже как бы немодные «рекламные» красивости.

И тем не менее факт: ничего столь же наглого, кровавого, мясистого и агрессивно-разухабистого российский кинематограф никогда еще не производил. Вообще ничего похожего.

Эрнст говорит, что подарил Бекмамбетову книгу «Кровь в мировой культуре». Что вампиризм – метафора энергетического обмена и поэтому вечная тема. Что кровь – равноправный персонаж фильма. И наконец, что сцены, как они выглядят сейчас, – это сильно, сильно «лайтс» по сравнению с тем, как они выглядели изначально.

***

«У нас слишком много было кино, где философии полно, а зрелищности – ноль, – говорит Сергей Лукьяненко. – Режиссер – главный, у писателя нет права возмущаться». Лукьяненко оказался автором крайне гибким: сперва он сам перерабатывал собственную прозу в сценарий, потом его переделывал Бекмамбетов, в итоге из книги сохранились буквально две-три реплики, одни линии разрослись, другие исчезли – в общем, проницательным читателям будет о чем посудачить. А вот сам Лукьяненко сходил на днях на третьего «Гарри Поттера» и разумно заключает, что творческий Куарон гораздо лучше иллюстративного Коламбуса.

Писатель, плотный 35-летний мужчина с аккуратными усами, похож на положительного майора. Я сижу у него в гостях, в огромном сталинском доме на проспекте Мира, Лукьяненко показывает в Интернете граффити, только что появившиеся в Москве, – надписи «Ночной дозор», «Выйди из Сумрака!», какие-то рожи. Высказываю предположение, что это часть эрнстовской пиар-кампании, но Лукьяненко отрицает – может, просто не знает.

Лукьяненко фильм еще не видел, только рабочий материал – хочет пойти на премьеру вместе со всеми. То, что видел, в общем понравилось. Лагутенко и Фриске, говорит, очень хорошо выглядят. Куценко тоже порадовал: «Невозможно же вечно играть честных оперов».

Сценарист, как и режиссер, родом из Казахстана. «Жизнь в Средней Азии дает недуалистический взгляд на мир. Добро, зло – понятия расплывчатые, книга-то об этом. С таким же успехом мы могли, например, рассказать историю про спецслужбы». Азия возникнет в третьем фильме, если он будет снят: Городецкий отправится в Самарканд, курьером. Сценарий в работе.

Когда мы уже прощаемся, Лукьяненко не выдерживает: «А как фильм-то?» Говорю, что по-моему, зрителю без подготовки будет трудновато разобраться, что к чему. «Ну да, ну да… Ну, скажу цинично, – вздыхает писатель, – может, книжку прочтут».

***

«Лукьяненко? Нет, поначалу очень несерьезно. У него ж там герои файрболы какие-то кидали… Смешно. Файрболы…» – Бекмамбетов и вправду совсем не похож на поклонника русского фэнтези. Я пытаюсь выяснить, как режиссер все-таки видит этот дикий материал, а он пытается объяснить – но ни у меня, ни у него ничего не получается.

«Я никак не могу сформулировать – что же мы сделали. Еще на съемках хотел для себя понять – потому что так же гораздо легче работать. Но вот не могу, и все. Форма все время уплывает – иногда это наивность в духе Роджера Кормана, иногда что-то такое очень русское…»

Эрнст говорил жестче: советское. Контрапункт «Дозора» в том, что западные киноприемы и западная мифология встроены в демонстративно-совковую реальность Москвы 90-х. Светлые силы работают под вывеской организации Горсвет, Ночной дозор колесит по городу на потрепанной аварийке, глава Дозора маг Гесер похож на инструктора ЦК (и играет его Владимир Меньшов). Битва Добра и Зла разворачивается в грязных коммуналках, в окраинных высотках, в московском метро – самом очевидном символе развалившейся империи.

Что касается Роджера Кормана, величайшего продюсера трэш-фильмов и духовного отца Тимура Бекмамбетова (Корману понравился его дебют «Пешаварский вальс», и свой второй фильм, «Гладиатрикс», Бекмамбетов снимал по его заказу), то он «Дозор» еще не видел, и «ему вряд ли понравится, слишком замороченное для него кино».

«Что является целью, – вслух размышляет Бекмамбетов, – рассказ истории или создание мира? Если первое, то возникает масса мелочей, которые нужно зрителю объяснять: вот это Иные, это не Иные, вся эта скукота грузить начинает…»

Проблема в том, что книга действительно легче адаптировалась бы в телесериал. В ней сериальная композиция: без начала, без конца, со множеством деталей, которые только мешают, но без которых все разваливается. В отчаянной попытке придать истории драматургическую внятность (Бекмамбетов говорит, что он менял сценарий вплоть до стадии монтажа), авторы фильма пошли на крайние меры: один из героев, например, вдруг оказывается сыном другого.

«Эти Иные – такие же, как мы, но переживают все ярче. Живут на пределе возможностей. Их жалко… В общем, трудно быть Иным. Вот стержень, а все остальное на этот стержень нанизывается. И получается такое шаманское действие, даже по ритму: барабан бьет, и ритм, сама энергия удерживает внимание. А сознание выключается в этот момент. Для меня признаком того, что фильм в какой-то степени удачен, служит вот что: фокус-группы, которые смотрели материал, сразу после финальных титров не начинали обсуждать, как фильм сделан, а говорили о том, есть этот мир или нет, о Темных, о Светлых. Это ведь такая игра предложена. Кто-то сказал: «Почему люди ходят в кино? Потому что в жизни смысла нет, а в кино есть...»

Бекмамбетов продолжает говорить – а я, кажется, начинаю выходить из Сумрака. Я вдруг вспоминаю Эрнста, который мечтает, чтобы в Темных и Светлых играли дети, чтобы люди показывали друг на друга пальцами – он же Темный! Вспоминаю Лукьяненко, который с гордостью демонстрирует граффити. Оба они говорили об игре, и сейчас это слово наконец произнес Бекмамбетов. «Игра?» – переспрашиваю.

Мы уже добежали до вагона, режиссер останавливается. Он смотрит на меня и задумчиво произносит: «Сейчас произойдет инициация всей страны. Это была тайна – а теперь об этом все узнают. Вот тут-то самое интересное и начнется».

«Игру видели? Как?» – звучит откуда-то голос. Я вздрагиваю, но вижу всего лишь пожилого проводника, свесившегося из вагона. Ложная тревога.

«Проиграли. 0:2. Овчинникова удалили».