Ответы. Александр Шабуров, художник

В конце 90-х художник Александр Шабуров приехал из Екатеринбурга в Москву. С тех пор он успел вылечить зубы за счет фонда Сороса, поучаствовать в Венецианской биеннале, выставиться в лондонской Тейт-Модерн. В конце января у Шабурова открылась выставка «Синие носы» (совместный проект с Вячеславом Мизиным) в Третьяковской галерее.

– Вы правда раньше работали в морге?   

– Мы с моим другом, тоже начинающим художником, пошли работать в судмедэкспертизу с желанием рисовать трупы. В художественном училище меня воспитывали так: я – будущий великий художник, как Леонардо да Винчи и Микеланджело, а великие художники изучали пластическую анатомию на трупах. Я устроился фотографом и застрял там на пять лет. В морге нас никто не понимал. Санитары спрашивали: зачем рисовать трупы? Вот что надо рисовать – и показывали на картину с голой женщиной в яблоках. Когда нашли останки семьи Романовых, их тоже привезли к нам, а места нет. Решили поместить в бильярдную – я очень жалел, потому что там играл. Все считали своим долгом посетить бильярдную – Маргарет Тэтчер, к примеру, приезжала.

– Отработали все-таки технику?

– Начал по-другому думать. Как-то ехал в троллейбусе и размышлял: что будет, если я умру? Да ничего, собственно, и не будет – какая-то стопочка невнятных бумажек останется. Тогда я решил подвести некоторые итоги жизни – в день рождения провел в Свердловске собственные похороны. В городском музее создал свой мемориальный музей: моя детская комната, мои почетные грамоты, юношеские портреты и нереализованные проекты. А сам лег в гроб. До этого я съездил в крематорий и договорился – моими похоронами распоряжалась профессионалка. Было трудно – в том смысле, что на улице толпа, а мои спонсоры, винно-водочный завод, еще водку не привезли. А мне-то надо в гробу лежать, чтобы впечатление не нарушалось. Все происходило спустя несколько дней после дефолта 17 августа – общественная атмосфера была необыкновенно тревожная. Все мои знакомые и друзья пришли и говорили очень прочувственно. Маму я не пригласил – у нее до этого инфаркт был; отца позвал, но он побоялся в зале находиться. После этой панихиды я переехал в Москву.

– Что-то подобное, говорят, делал под Питером один психолог: заставлял людей в состоянии тяжелой депрессии рыть себе могилу, укладывал их. Через какое-то время депрессия должна была пропасть.

– Как-как? Ой, ничего похожего. Я ведь это делал не для какого-то баловства. У меня есть одна теория. В шахтерском городе Березовском, где я тоже жил, в Свердловске, я мог быть великим художником, лишь играя роль маленького человечка. Как-то на улице познакомившись с девушкой, я понял, что толком не могу ей объяснить, чем занимаюсь. Еще я понял, что прогуливаться с ней и катать ее на лодке намного интереснее, чем заниматься вымороченными художническими проектами. Но все-таки мне надо было оставаться в рамках искусства. А я в то время работал художественным редактором в газете для пенсионеров и стал описывать наши встречи в субботней колонке.

– Напоминает «Секс в большом городе».

– Я не смотрел, но, насколько я знаю, – нет. В реальной жизни мне многое не удавалось, какие-то слова и убедительные доводы не находились. Зато к субботе я их всегда каким-то образом отыскивал. Я не очень приукрашивал – просто верно расставлял акценты. Она читала, более того, она уже не помнила, как все было на самом деле: пересказывала какие-то события по моим текстам. Мои друзья с областного радио начали инсценировать эти рассказики. В результате я создал целую машину по воспитанию идеальной возлюбленной – и мы с ней, кстати, достаточно долго были вместе.

– У вас совсем не осталось амбиций?

– Почему? Наоборот. Просто сейчас изменилась роль художника в обществе – она перестала быть общественно значимой. Это как с поэзией. Это раньше миллионы девиц были готовы отдаться за стихи Рубинштейна. Хотя вот недавно я и Слава Мизин давали мастер-класс в Ленинграде в институте современной культуры и искусства ПРО АРТЕ; с тех пор на нас посыпались девушки, которые хотят сниматься во всех наших фильмах – и непременно голыми. А с другой стороны, вот еще какая странная вещь… Есть такая серия у Вадима Захарова, как он контактирует с борцами сумо: они его поднимают, борются с ним. Мы сняли один в один, но с настоящей проституткой, которую на вокзале нашли: мы ее поднимаем, переворачиваем. Ничего предосудительного, но у девушки был шок. Наконец она сказала: «Б…! Вы какие-то пидарасы – вас в лагерь надо запереть». Как я понял, мы нанесли ей душевную травму.

– В Москве мне почему-то трудно заставить себя сходить на ту или иную выставку современного искусства – идет ли она в «Риджине» или в XL. Зато в Тейт-Модерн или в Бобур я всегда готова. Похожая история – у моих знакомых. Может, дело в магии места? Москве нужен подобный центр современного искусства?

– Но меня не интересует современное искусство – я имею в виду то, что закончилось на Монастырском. Мне от современного искусства как раз хочется отмежеваться. Я занимаюсь чем-то другим. Наверное, вписыванием себя в окружающий пейзаж.