«Полночь в Париже» Вуди Аллена Ночь в музее

 «Полночь», еще до неминуемых черно-белых титров, начинается с выразительного монтажа: пару минут под игривый джаз на экране мелькают самые эффектные, самые пошлые, самые заезженные виды Парижа — словно крутанул стойку с открытками по евро штука где-нибудь возле Сакре-Кер. В этом жесте — нечто подобное он делал и в Барселоне, но теперь еще более нахально — суть алленовского метода. С одной стороны, Вуди немного юродствует, заранее извиняется — вот, да, романтическая комедия про Париж, уже избыточно, а еще в фильме сто пятьдесят тысяч раз прямым текстом будет сказано о том, как этот город прекрасен, и он как бы добавляет туда невидимые кавычки. С другой стороны — и это для Аллена не менее важно — оттого что Нотр-Дам нарисован на миллионе пепельниц и запечатлен миллиардом туристических фотоаппаратов, становится ли он хуже? А что, Париж не прекрасен?

Собственно, не секрет, что только перебирать открытки Аллену и интересно, и его европейский вояж последних лет — путешествие по выдуманным городам (так же, впрочем, как до этого он десятилетиями сидел в выдуманном Нью-Йорке). Это осознанная позиция не туриста даже — турист все же нет-нет да и свернет из любопытства в неприметный переулок — а какой-то, что ли, птицы. Или автора — в самом дерзком смысле слова, — который замечает лишь те декорации, которые ему нужны, могут пригодиться. В «Полуночи» есть пассаж — что-то насчет парижских огней, видных из космоса и отчасти оправдывающих существование цивилизации. И это очень по-алленовски, очень сообразно его жизненной философии: из космоса не видны гетто 18-го аррондисмана, а виден только Монмартр, ну и замечательно, ну и чудно.

Главный парижский опыт Аллена, что характерно, — это восемь месяцев в отеле «Георг V» в 1964 году, в качестве нанятого сценариста. При этом единственный раз, кажется, когда французская столица мелькала прежде в его фильме, — 15 лет назад во «Все говорят, что я люблю тебя». Там она была логичным образом сведена к набережной Сены, и вот по ней вновь шагает Вуди, теперь одолживший свой костюм (в прямом, кажется, смысле) Оуэну Уилсону. Уилсон — голливудский сценарист и начинающий писатель, обрученный со стервозной балдой (ее играет Рейчел МакАдамс), дочкой еще более неприятных миллионеров, к тому же правых республиканцев. Он что-то бесконечно мямлит про ночные прогулки и Сену под дождем, невесту интересует в лучшем случае шикарный антиквариат. Плюс на заднем плане мыкается еще один любимый алленовский типаж — похотливый самовлюбленный интеллектуал с нудными лекциями о вине и Клоде Моне (его — неожиданно — играет Майкл Шин с бородкой).

Что происходит дальше — некое магическое допущение в духе «Пурпурной розы Каира», или «Сыграй это снова, Сэм», или «Сенсации», — вы прочтете, видимо, в каждой первой рецензии, но Аллен, судя по интервью, трейлеру и проч., явно предпочел бы этого не выдавать, и мы тоже не станем. Не бог весть какой поворот и для кинематографа, гм, не слишком новый, и тем не менее.

«Полночь», пожалуй, несколько выбивается из нынешнего алленовского курса — ее легче представить снятой где-нибудь в конце 90-х, когда на старика все ворчали, — но именно поэтому, кажется, сейчас ее примут лучше, чем «Высокого незнакомца» или «Вики, Кристину». Это кино очевидно очаровательное и чрезвычайно доступное — язвительность, которая незаметными горошинками многим помешала спокойно распластаться на той же «Вики», здесь упрятана под совсем уж огромную гору матрасов.

И, конечно, тут чрезвычайно уместен оказался Оуэн Уилсон — человек — мягкая игрушка, но при этом в облаке уэс-андерсоновских ролей и с каким-то едва заметным намеком на надлом, который читается даже вне известной истории. Из всех, кто примерял эти брюки и эти всплескивания руками в последние годы, Уилсон единственный, может быть, кто вышел далеко за режиссерское задание просто за счет своей психофизики.

И при всем при этом, если рассматривать карьеру Вуди как некий путь (в чем, наверное, есть определенная ошибка), «Полночь в Париже» все-таки шаг назад. Оказавшись за пределами сфер интимного, его рассуждения немного повисают в воздухе — и режут слух дидактичностью. Здесь слишком много — особенно в конце — эпизодов, где видна уже не фирменная легкость, а небрежность — Вуди, попросту говоря, слегка халтурит. Некоторые сцены, о которых мы договорились не упоминать, — ну, они порой самую малость напоминают передачу «Городок».

И, должно быть, главное — здесь впервые за долгое время нет, что называется, яркого женского образа, ошеломительной барышни, без которых кинематограф Вуди разом теряет половину своего обаяния. У МакАдамс роль вполне вспомогательная, а Марион Котийяр — актриса прекрасная, но не совсем алленовская, слишком, может быть, французская, слишком буквально выполняющая то, что от нее требуется. (Эпизодическое участие Карлы Бруни обсуждать не приходится — на этом месте мог быть кто угодно, хоть ее супруг.) Слишком заметно, что Аллен на этот раз сам ни в кого не влюбился — и, с одной стороны, винить в таких ситуациях некого, а с другой — это ведь самое грустное, что в Париже может случиться.