Флориан Хенкель фон Доннерсмарк «Когда вы наконец уже поцелуетесь и почему вы до сих пор не в постели?»

— Ваш «Турист» — ремейк «Неуловимого» с Софи Марсо. При этом «Неуловимый» — серьезный триллер, а у вас, в общем, комедия.
— Ну, я хотел сделать серьезный триллер, а вышла комедия. Шучу. На самом деле я не смотрел французский фильм. Мне просто понравился сценарий и идея сделать кино, в центре которого — сильная женщина, вызывающая у окружающих мужчин мощное эротическое переживание; женщина, которой ничего не стыдно. Мне показалось, для американского кино будет менее типично, если развить ее немного по-другому, подать эту историю совсем легко.

— То есть задумывалось это все-таки как пародия на криминальную драму?
— Ну не совсем как пародия, но да. Когда мне принесли сценарий триллера, я его быстро переписал по принципу «чтобы на каждой странице была хотя бы одна шутка». Мне вот ужасно мешает в триллерах нарочитая серьезность происходящего, этот пафос на грани с идиотизмом. Надо быть проще — это же все несерьезно, человек, который собирается убить другого человека, — это странно и смешно. Мне это и хотелось показать — что даже если происходит что-то страшное, это не всегда так страшно.

— Когда один человек хочет убить другого — это несерьезно?
— Ну да, это же весело на самом деле, вы вдумайтесь. А когда несколько человек хотят убить одного — еще веселее.

— Действительно. Ну если так — у вас скорее фарс получился, что-то вроде «Высокого блондина в черном ботинке». Пол Беттани с лицом серийного убийцы, и когда итальянские полицейские прячутся за столбами, и Депп, прыгающий в пижаме по крышам, — это же чистый Робер.
— Это вы какую-то французскую комедию с Пьером Ришаром в виду имеете? 

— Ну да.
— Как интересно. Я, кажется, его видел в детстве, но не помню, про что там. Но мне нравится такое сравнение, спасибо. Ив Робер, да? У нас с ним много общего — он ведь, как и я, переехал жить в Америку, потому что там происходит лучший культурный обмен между режиссерами, а это очень важно, потому что влияет на грамматику и стиль...

— Нет-нет, в Америку Франсис Вебер переехал. В «Высоком блондине» он тоже участвовал, но как сценарист.
— Да? Ну вот видите, во французских режиссерах я не силен. Я вообще не думаю о других режиссерах, когда снимаю кино, но знаю, что все они имеют большое влияние на мой стиль. Хичкок, вне всякого сомнения, — когда я делал «Туриста», то пересматривал его романтические триллеры, мне хотелось какую-то похожую приключенческую атмосферу создать, как в «Поймать вора», например. А вот когда снимал «Жизнь других», ориентировался на Тарковского. Он, конечно, ужасный пессимист, но, несомненно, великий режиссер, один из моих любимых.

— Вы, кстати, как-то резко перешли от ужасов тоталитаризма к Анджелине Джоли в дорогих туалетах на фоне Венеции.
— Нет, тут как раз очень просто. Когда Анджелина мне позвонила и предложила этот сценарий, я как раз закончил другой, над которым работал полтора года — серьезное исследование природы самоубийства. А если полтора года размышлять — хотя бы и для сценария — о самоубийстве, логичным образом находишься в довольно мрачном расположении духа. Надо было как-то отвлечься, и читать сценарий «Туриста» было для меня своеобразной терапией. И тогда я подумал: если мне так весело это просто читать, то, если сделать фильм, эффект, возможно, распространится и на зрителя. У среднестатистического зрителя же жизнь гораздо тяжелее, чем у меня. И если, посмотрев мой фильм, кто-то будет чуть меньше задумываться о самоубийстве, я буду ужасно рад.

— Есть ощущение, что Анджелина вас интересует больше, чем собственно криминальная история. Она у вас расхаживает, как по подиуму, а остальные, включая Деппа, выглядят трогательно, но, мягко говоря, нелепо.
— Так это же специально! Я хотел максимально подчеркнуть контраст между этими двумя персонажами. И я правда восхищаюсь Анджелиной — она сильная роскошная женщина, которая все время себя контролирует и все делает с достоинством. Она — монолит, в ней все должно быть идеально и красиво — как она ест, ходит, как раздевается. И поскольку она такая идеальная, ей нужен кто-то в противовес — смешнее будет, если Джонни Депп будет выглядеть совсем неловко — видите, нам даже пришлось его немного откормить. Он постоянно извиняется, читает шпионские детективы, курит электронные сигареты, он и должен быть таким нескладным — это создает комический контраст между ними. Потому что когда я вижу в фильме прекрасную женщину и не менее прекрасного мужчину, я сразу начинаю думать: чего вы тянете? Когда вы наконец уже поцелуетесь и почему вы до сих пор не в постели? Вообще, ожидание постельной сцены — по-моему, главное, что создает напряжение в кино. Я, например, всегда жду только этого — когда красивые герои переспали, зритель, по-моему, может смело вставать и уходить. Так что можете считать, что у меня получилась эротическая комедия.

— Эротическая, значит.
— Я думаю, что любовь и эротический подтекст — всегда главные. Если приходится выбирать между любовью и приключением, меня всегда больше интересует любовь. Вот, кстати, вы раньше про выражение лица Пола Беттани вспоминали. Я вообще считаю, что протагонист тут — он. Он влюблен в Анджелину и как-то свыкся за годы с тем, что та любит международного преступника, но в тот момент, когда она начинает оказывать знаки внимания обыкновенному туристу, возникает вопрос: «Я бедный полицейский, о'кей, но этот-то вообще — учитель из Висконсина. Чем я хуже?» А поскольку ему по-прежнему ничего не светит, это ввергает его в отчаяние. Весь фильм на самом деле строится на этой драме. Тем более Беттани — мой любимый актер, и уж точно лучший актер моего поколения. В «Истории рыцаря» я из-за него забываю, что там еще Хит Леджер есть, в «Играх разума» ему даже проигрывает Рассел Кроу. Даже в «Коде Да Винчи», где он играет монаха, он все мое внимание переключает на себя.

— Вас не удивляет, что ваш малобюджетный немецкий дебют имел такой невероятный успех, а тут вроде все как надо — двое самых привлекательных людей на планете играют в дорогом шпионском боевике, а он все равно проваливается.
— Знаете, с критикой как раз все ясно. Критики — все страшные пессимисты, им чем мрачнее и серьезнее, тем милее. Поэтому любое нарядное кино воспринимается отрицательно. А вот почему на него никто не пошел, это и мне непонятно. Возможно, зритель ожидал чего-то страшно серьезного, какого-то глубокого психологического триллера, а мой фильм совсем не про это. Но даже если так, ведь просто смотреть на Анджелину в течение полутора часов — это уже наслаждение, я считаю. Так что я в замешательстве.