Ответы. Виталий Манский, режиссер

В прокат выходит «Девственность» Виталия Манского — документальный фильм о трех девушках из провинции, которые приезжают в Москву, чтобы продать невинность. Одна метит в светские львицы, другая — в «Дом-2», третья буквально торгует собой.

— Зачем вы это сделали?

— «Девственность»  — это часть большого проекта; в нем мы пытаемся исследовать, возможно ли человеку сегодня сохранить свою идентичность.

— «Девственность» выходит в прокат, причем не только в Москве. На моей памяти документальных фильмов в кинотеатрах не показывали.

— Ну да — мы и начинали с расчетом на то, чтобы пробить брешь в прокате. Такое последний раз было, когда появился фильм «Легко ли быть молодым» (латышская картина 1987 го­да, составленная из интервью со зрителями на рок-­концерте. — Прим. ред.).

— Это ж было лет двадцать тому назад.

— Даже больше. Я отлично помню, как это было. Его показывали в кинотеатре «Россия» в малом зале, а я именно в этом зале служил тогда ночным уборщиком. Ну так, ерунда: после сеанса нужно было прийти, немного поводить веничком. И тут вдруг моя непыльная работа превращается в каторжный труд: в зале постоянно толпа, на входе давка, грязи по колено. Сейчас, кстати, в этом зале казино.

— В подтверждение вашей идеи, что Москва стала супермаркетом.

— Точно.

— Если мир — супермаркет, почему вы показываете товар, а покупателя — нет?

— Я специально его изъял. В каждом из трех случаев этот покупатель снят, но я не стал его ставить в картину, чтобы не конкретизировать покупателя. Чтобы это был обобщенный образ — общество.

— Вы подолгу следите за судьбами героев, которые вам ­действительно интересны. За этими девочками тоже будете наблюдать?

— Не знаю. По сути, ведь сценаристом в документальном кино является Господь Бог. Вот мы недавно были в Хельсинки и обсуждали «Марселлу» — чешскую картину, которая снималась тридцать лет. Когда начинаешь смотреть, вообще непонятно, почему режиссер стал снимать эту женщину. Обычная гражданка Чешской Социалистической Респуб­лики. Но через десять-пятнадцать лет такое начинается! Это непередаваемое ощущение — картина, как спрессован­ная жизнь, настоящая машина времени. И эту машину мы можем запустить. «Девст­венность» — самодостаточная ­история, а дальше — кто знает. Две из трех героинь абсолют­но предсказуемые. Если все бу­дет идти, как сейчас, то одна из них либо станет Ксенией ­Собчак, ­либо сгинет. Вторая бу­дет нормальным обывателем. А вот с третьей может что-то произойти.

— Что же, например?

— Ну недавно мы узнали, что она родила.

— В одном из эпизодов вы в кадре спрашиваете девочку, что нужно сделать, чтобы она не продавала себя. Мало то­го что тут нарушено золотое правило документалистики — не вторгаться в реальность, вы еще и…

— Ох. Вообще говоря, это самый простой момент с ­ки­нематографической точки зрения, а оказалось — самый ­спорный эпизод. Где бы я ни показывал «Девственность», ­каждый раз вокруг него начинаются споры. А он мне лич­но важен был: я в этом эпизоде подписываюсь под тем, что все происходящее и ко мне имеет отношение. Что я являюсь частью социума, частью зла. И более того: я признаю, что мы заплатили этой девушке за съемки — это было еще одной формой продажи девственности. ­Может быть, даже более жестокой, чем продажа букваль-
­ная.

— А почему вы не дали ей всю сумму? Почем она продавала невинность? Три тысячи долларов?

— Да я бы дал, конечно! Если бы не был уверен, что она в этом случае увезет из Москвы не три, а шесть тысяч.