«Artpop» Леди Гаги как конец диктатуры

Самое интересное на новом альбоме Леди Гаги — это его первые примерно полторы минуты. Сначала появляются странные латинообразные гитары с перкуссиями, одновременно задающие и мелодию, и ритм. На заднем фоне заливается полумистический вокализ. Искаженный помехами голос Стефани Джерманотты произносит торжественную речь. Потом гитарные партии рассыпаются на осколки; потом раздается зловещий смех примадонны, а потом… А потом начинается привычная низкочастотная молотилка, требующая от слушателя полной и абсолютной покорности. Еще через тридцать секунд Леди Гага споет: «Хочешь ли ты увидеть меня голой, любимый?» Весь парадокс ее новой пластинки в каком-то смысле заключается в том, что ответ — на самом деле нет. Потому как — ну правда: чего мы там не видели?

Третий (ну или, вернее, третий с половиной) альбом Леди Гаги — это бензопила цифрового баса, немилосердно вгрызающаяся в уши. Это окказиональные псевдоориентальные псевдоавангардизмы в духе певицы Майи, но хуже. Это трэп в его самом нарочитом и дефолтном изводе. Это попытки воссоздать энергию хэйр-метала на языке семплеров и синтезаторов последнего поколения. Это возвышенный совместный диско-гимн с R’n’B-классиком Р.Келли («Do What U Want», лучшая, пожалуй, вещь на пластинке). Это песни во славу легких наркотиков — и песни про то, как мода правит миром. Это, как уже было заведено раньше, много секса и много референций к космическому и мифологическому. Это восьмидесятнические танцы — и привычный вооруженный до зубов евродэнс, который не столько призывает слушателя подвигаться, сколько требует этого в приказном порядке. Это, наконец, выдающаяся по-своему песня «Swine», которая и правда звучит так, будто режут свинью, притом довольно неприятную. Впрочем, самым показательным для «Artpop» сочинением является даже не это, а титульная вещь — образцово ровная и проходная в своей европоприплюснутости. Предыдущие записи Леди Гаги — или как минимум их наиболее яркие фрагменты — можно было легко представить себе звучащими как на провинциальной дискотеке в спальном районе, так и на YouTube-вечеринке на Патриарших прудах. «Artpop», судя по всему, ожидает исключительно Zona. Напряженно-беспросветная, как и было сказано.

Впрочем, прежде чем подписать Гаге приговор, неплохо бы напомнить, чем современная поп-культура ей обязана, — а для этого просто отмотать на пять лет назад. Итак, лето 2008 года. Рианна — смешная и милая девушка с Барбадоса, известная главным образом суперхитом «Umbrella» и счастливо живущая с Крисом Брауном. Бейонсе недавно вышла замуж за Джей-Зи, ее карьерой по-прежнему занимается отец, опекавший девушку с ранних лет в группе Destiny’s Child. Певица Адель выпустила относительно успешный первый альбом, но в целом проиграла конкуренцию в области нового светского соула Даффи (если вы еще помните, кто это такая). Кэти Перри уже целовала девочек, но еще не стала мечтой подростков. Бритни Спирс только вышла из психушки и сидит дома под присмотром отца и адвоката. Лана дель Рей живет в трейлер-парке в Нью-Джерси и записывает песни, которые впоследствии не будут нужны даже ее собственному лейблу. 26 сентября 2008-го выходит в свет сингл «Poker Face». Дальнейшее, в общем, известно. Осенью 2013-го глобальная поп-музыка является исключительно женским делом, ареной крайне зрелищного соперничества красивых девушек, которым откуда-то сбоку подпевает и прихлопывает Джастин Тимберлейк (тоже, между прочим, характерная ситуация — чтобы спасти достоинство мужчин на эстраде, ему пришлось на эту эстраду вернуться). Я, разумеется, не хочу сказать, что Бейонсе быстренько записала «Single Ladies» под впечатлением от появления Стефани Джерманотты, а Крис Браун набросился на Рианну, наслушавшись песни «Paparazzi». Но факт остается фактом — за пять лет гендерная, да и стилистическая конъюнктура поп-музыки для миллионов изменилась полностью. И основным агентом этих изменений была именно Леди Гага.

Как у нее это получилось, в общем, известно и многократно описано — в том числе на страницах «Афиши». Тотальная провокация. Игра за гранью фола. Эстетический бронетранспортер, собранный из передовой моды, видеоарта, дорогого современного искусства и — едва ли не в последнюю очередь — недорогого, но эффективного синтетического звука. Полное и осознанное стирание грани между подлинником и фейком, копией и оригиналом: Гага была настоящей именно в силу своей тотальной искусственности — как и та культура, жрицой которой она являлась. Все это ясно. Интереснее попытаться понять, в какой момент и почему что-то пошло не так. Первым делом в голову, конечно, приходят вышеупомянутые конкурентки. Никто из них, подобно Гаге, не сумел, да и не пытался сыграть на всех полях сразу — но каждая превзошла ее на своей отдельной территории. Адель — по части мелодии и эмоции: после триумфа альбома «21» как-то уже неловко указывать на видеоролики, в которых молодая Джерманотта зычно и чисто поет под пианино. Бейонсе — по части глянцевого шика и блеска: просто потому что для дочери Мэттью Ноулза этот мир был куда ближе и органичнее, чем для американской итальянки, чьи родители работали по 12 часов день. Лана дель Рей — по части новой неискренности: там, где у Гаги был арт-проект, у Лиззи Грант оказалась собственная биография. Рианна — по части сексуальности и капиталистической эйфории: если Гага эксплуатировала тренды и бренды, то Рианна и есть образцовый современный гиперпотребитель; и инстаграм Рианны интереснее и мощнее твиттера Гаги ровно настолько же, насколько инстаграм Кадырова интереснее и мощнее твиттера Медведева. Ну и так далее.

Так-то оно так, но главное внутреннее противоречие Гаги как культурного проекта заключается в том, что она попросту не хочет — да и уже не может, настолько высоко подняты ставки, — участвовать в этой конкуренции. Даже удивительно, что многочисленные современные российские публицисты, бесконечно выдумывающие аргументы супротив либерализма, толерантности и прочих американских зараз, не поднимают Гагу на щит. Она ведь как раз и проповедует ценности добра, демократии и красоты с помощью напалма, насаждает их, не признавая возражений и контраргументов. Леди Гага — это в каком-то смысле человек-корпорация и человек-сверхдержава; ее музыка есть всегда демонстрация силы и власти — причем власти принципиально безраздельной. Как известно, в условиях внешней угрозы такая власть обычно начинает вести себя нервно и неадекватно — что мы в принципе и наблюдаем на «Artpop». Там, где раньше Гага полагалась на собственные силы, она прибегает к дополнительным тегам; к тем дверям, которые она раньше выбивала плечом, теперь подбирает ключи: вот тебе обложка в исполнении Джеффа Кунса (#современноеискусство); вот посвящение Донателле Версаче (#современнаямода); вот трэп (#современнаямузыка). Но увы — чего-то не хватает: прежде Гага брала нахрапом, ослепительной силой; теперь она вынуждена опираться на дополнительные костыли, чтобы обеспечить свою актуальность; результат — колосс на глиняных ногах. В сущности, «Artpop» есть в первую очередь доказательство того старого тезиса, что взять власть куда проще, чем ее удержать, — и иногда не помогает даже террор. И раз уж мы тут все-таки об искусстве, хуже всего даже не то, что попытки Гаги уцепиться за трон наращенными ногтями нередко выглядят маразматично (см. летающее платье, в котором певица предстала на премьере «Artpop»). Хуже всего, что это попросту некрасиво.

Впрочем, с точки зрения перспектив мирового капитализма все это даже скорее радует.