«Я хочу делать рок-н-ролл на уровне «Братьев Карамазовых»: Рид о себе и музыке

О музыке

«Я хочу делать рок-н-ролл на уровне «Братьев Карамазовых». Наверное, это прозвучит претенциозно. Именно поэтому я обычно вообще ничего не говорю о своей музыке». (1979)

«Если вы хотите понять музыку, вам надо ее играть. Знание таких фактов, что музыкант побил жену, трахнул свою собаку или в ближайшие 99 лет будет сидеть в сраной тюрьме, никак не помогает вам оценить песню. То же самое, кстати, относится к чтению «Улисса». (2005)

«Я никогда не думал о музыке как об испытании — ты всегда предполагаешь, что слушатель не глупее тебя. Ты делаешь то, что делаешь, потому что считаешь, что это красиво. И что, возможно, кому-то еще это тоже покажется красивым. Когда я выпустил «Metal Machine Music», критик The New York Times написал: да, это очень сложная запись. А я никогда об этом не думал. Я думал так: вау, ну если вы любите гитарный звук — это он и есть, в чистом виде, во всех возможных вариациях, от начала до конца. И уж точно я не думал — ну-ка, попробуйте послушать то, что я соорудил. Думаю, с Канье Уэстом та же история. Ты делаешь то, что делаешь, потому что это любовь». (2013)

«Я правда не знаю, как я пишу песни. Но я знаю, как не надо писать песни. Я знаю, как облажаться. Так что я трачу время на то, чтобы убрать из песни то, что ее портит. Препятствия, ошибки, лишние позы. Если вынуть из музыки это все — тогда у вас уже будет с чем работать». (2000)

«Мне кажется, выпускать одну пластинку в год — это просто смехотворно. Это не много. Это вообще ничто. Можно делать десять альбомов в год как два пальца. Самое сложное — решить, что ты хочешь делать. А когда ты решил, все просто. Нет, правда, очень легко. Хотя, наверное, кто-то на это скажет: «Ну да, оно и видно, учитывая, какое говно ты играешь». (2000)

«Если бы все было по-моему, я бы перестрелял всех звукорежиссеров и утопил бы в Гудзоне. Они всех запихивают в звукоизолированные кабинки. Потому-то записи на цифру и звучат будто паззл, собранный из звуков. Черт, просто запишите то, что я играю, и оставьте меня в покое!» (2011)

«Одно из моих правил: никогда не слушай свои старые записи. Если ты начинаешь это делать, ты больше не музыкант, а просто ностальгирующий самодовольный идиот, которому неинтересно больше ничего изобретать. Жизнь слишком коротка, чтобы концентрироваться на прошлом». (1998)

О юности и The Velvet Underground

«Когда я ходил в колледж, я приезжал в Нью-Йорк и ходил по клубам за квартетом Орнетта Колмана. Правда, у меня не было денег на билет, поэтому я просто стоял у окна и пытался уловить звуки, которые до меня доносились. Однажды я услышал «Lonely Woman» — и это навсегда изменило мою жизнь». (2005)

«Поначалу мы ночевали в метро и в кинотеатрах. В молодости это довольно забавно, пока организм позволяет. Тогда еще были линии метро, где ты мог сесть и просто заснуть. Сейчас таких людей гоняют, а тогда еще можно было это делать. Плюс были круглосуточные кинотеатры, где тоже можно было переночевать — ну если тебя не зарежут, конечно. И еще я часто сидел в лобби отеля «Челси» и спал. Честно говоря, ничего хорошего в этом не было. Нет никакой романтики в том, чтобы продрогнуть как собака. Абсолютно никакой. А потом нам повезло и мы встретили Энди. Он увидел нас в одной дыре, где мы играли за еду, и нас уволили, причем со скандалом — туда вломились какие-то матросы и сказали: «Сыграйте еще одну такую песню, и мы вас вздрючим». Естественно, мы сыграли еще одну. Ну и началась заварушка. А потом подошел Энди и сказал: «Приходите к нам на «Фабрику». У меня сейчас неделя фильмов в «Синематеке» — давайте вы будете играть, а я на вас буду проецировать кино». Так все и началось». (2005)

«Когда The Velvet Underground начинали, люди просто не знали, кто мы такие. В буквальном смысле слова. Многие думали, что Энди Уорхол играет у нас на гитаре». (2000)

«По сравнению с Уорхолом я всегда буду считать себя ленивым. Посмотрите, сколько он всего сделал. Просто бесконечность. Невероятно. Но сам Энди не видел в этом ничего поразительного — он просто работал. И он всегда говорил, что я очень ленив. Он считал, что мне следует писать гораздо больше». (2000)

О личном

«Если в человеке есть гомосексуальное начало, это не значит, что он обязательно будет краситься. Ты не можешь притвориться геем. Быть геем — это значит сосать … и трахаться с мужиками. Ты не можешь послушать чей-то альбом и сказать: «О, эти песни меня так заводят, теперь я буду геем!» (1973)

«После того как я ушел из The Velvet Underground, я недолгое время работал на моего отца машинистом — печатал на машинке. Он был типа президентом компании и хотел, чтобы я был в семейном бизнесе. Но для меня это, конечно, был не вариант. А потом я ушел из The Velvet Underground, мне все осточертело — ну и я печатал два года. Моя мама, когда я был школьником, помню, говорила мне: «Слушай, научись печатать. Будет чем заняться в случае чего». Конечно, она была права». (1989)

«Я принимаю наркотики просто потому, что, когда ты живешь в ХХ веке в эпоху технологий в современном городе, они необходимы, чтобы оставаться нормальным. Чтобы как-то обрести внутреннее равновесие. Это не вопрос кайфа — это вопрос того, чтобы просто оставаться в норме». (1973)

«Говорю вам, я вообще-то приятный парень. Реально. Просто у меня есть свой темперамент. И иногда может показаться, что я сложный человек. Например, я не люблю, когда у меня берут интервью. Почему вообще кто-то может хотеть, чтобы у него взяли интервью? Ну, если он не сумасшедший?» (1989)

О словах

«Меня учил Делмор Шварц (американский поэт. — Прим. ред.). И он просто ненавидел любую музыку со словами. Он считал, что все это — полное говно. Конечно, он не очень много знал о музыке, которая интересна мне. Но все равно эта ситуация заставила меня задаться любопытным вопросом. Я вот считаю, что шварцевский «In Dreams We Take Responsibility» — это один из величайших рассказов в истории человечества. Простой язык, пять страниц — и одна из самых поразительных вещей, которые я читал в своей жизни. Представляете, он очень простым языком, доступным каждому, делает вот такое. Это просто в голове не укладывается. А теперь представьте — а что если то же самое сделать с песней? Чтобы было так же просто и круто. И я бы не сказал, что с моей стороны это был прорыв в подходе к написанию песен. Скорее я первым заметил бревно, которое лежало посреди дороги. Типа — привет, а ничего, что вы все можете навернуться?» (2000)

«Знаете, я хотел стать актером. Это было моей жизненной целью. Но у меня ни хрена не получалось, так что я начал писать свои песни и играть через них. В песне я могу быть кем угодно. Вот и все. Очень просто. И я не понимаю, когда кто-то пытается сказать, что мои песни искажают представления о добре и зле. Слушайте, Отелло убивает Дездемону. Ну и что вы, считаете Шекспира моральным ориентиром? Парень из Берлина избивает свою подругу. Значит ли это, что все должны себя вести так же? Не думаю. Возможно, на мои пластинки надо клеить стикер «Не подходите, если вы морально неустойчивы». (2010)

«Люди делают музыку, чтобы выразить какие-то вещи. Они пишут тексты, чтобы выразить какие-то вещи. И говорить об этом нет никакого смысла, потому что ты уже сказал. Песня — это и есть высказывание. Все остальное будет заведомо хуже. И когда меня спрашивают, что я хотел сказать… Вот это я и хотел сказать!» (1979)

«Было бы, конечно, неплохо, если бы мои песни стали популярными. Но это никогда не было задачей. У меня были другие амбиции. Уильям Берроуз. Аллен Гинзберг. Делмор Шварц. Я хотел достичь того же, что они, на маленьком пространстве песни, используя очень простые слова. Я думал, что, если суметь сделать то же, что эти писатели, под гитару и барабаны, получится самая крутая штука в мире. Очень простая амбиция, на самом деле. Но я вообще простой парень». (2010)

О статусе

«Я, в принципе, привык к тому, что я культовая фигура». (1989)

«Музыкальный бизнес давно меня не интересует. В конце 70-х я начал искать идеальный звук — каким бы он ни был. До того я в основном интересовался наркотиками, безумием и рок-н-ролльным стилем жизни. Но с этим пришлось завязать, потому что иначе бы я откинул копыта. Так что я начал искать безумие в звуке, в музыке. Для меня это был просто еще один способ выжить». (1998)

«Америка, кажется, нарочно превращает группы в ностальгические объекты. Здесь все происходит очень быстро. Индустрия нацелена на 14-летних подростков. Люди становятся взрослее и просто перестают покупать пластинки. И это замкнутый круг. Одни перестают записывать альбомы, потому что их никто не покупает. Другие перестают их покупать, потому что никто для них не пишет. Нет, я не имею ничего против 14-летних. Мне и самому столько было. И это прекрасно. Но музыка как таковая слишком хороша, чтобы делать ее только для детей». (2000)

«Моя музыка — это от «Pale Blue Eyes» до «White Light/White Heat» со всеми остановками. На самом-то деле вы могли бы и не догадаться, что эти песни написаны одним человеком. Но я понятия не имею, как я на кого повлиял. Правда. Когда мне кто-нибудь говорит: «Ты слышал, что такой-то звучит как ты?». Почему? Потому что он фальшивит?» (2010)

«Metal Machine Music» практически покончил с моей карьерой. А теперь его исполняют оркестром. Теперь манипуляции с пленкой — это нормально; теперь нойз — это нормально. А дальше представьте себя на месте человека, для которого все это было очевидно еще тогда — и которого за это чуть не разорвали. Подумаешь, нойз! Для меня это было понятно еще тогда». (2005)

«У меня есть напечатанная на машинке книга моих текстов на чешском языке, которую мне подарил Вацлав Гавел. Это поразительно. Эти песни значили для них так много. Музыка в Чехословакии по-настоящему выражала требования социальных изменений. Когда я был в Праге, мы шли по Карлову мосту, и мне сказали, что еще несколько лет назад я бы не увидел там ни одного гитариста — это считалось опасным для государства. Ну да: когда люди собираются вместе и начинают придумывать какие-то идеи, это всегда опасно для тоталитарного режима. Нам сложно даже вообразить, каково людям было жить в таких условиях». (1992)

«У меня давно не осталось фанатов. Они все свалили после «Metal Machine Music». Ну и какая разница? Главная, что мне весело». (2011)

«Что я думаю о том, что я классик и на всех повлиял? (Длинная пауза.) Я думаю, они должны поставить мне памятник! (Смеется.) В Центральном парке. А в остальном мне это не очень интересно. Писать песни — это удивительное занятие. Меня оно дико вставляет. И это единственная причина, по которой я этим занимаюсь». (2000)