«Война закончилась в четверг, а в пятницу я уже играл»

• — Первый раз мы общались, когда вы приезжали в Москву 10 лет назад на презентацию проекта для одного водочного бренда. С тех пор буквально все изменилось. Что главное?

— Технологии! Я вот собираюсь после нашего интервью написать пост в своем блоге про то, как ходил сегодня в банк — и они все там поменяли: клиентский сервис полностью убрали в свой виртуальный киоск, а общение с живыми операционистами теперь практически исключено. В продуктовом магазине тоже все автоматизировано, и везде ты постоянно общаешься с роботами. 10 лет назад только появился фейсбук и был MySpace. Айпэды, айфоны и айподы — это все стало жутко дешевым. Можно найти любую музыку — из Перу, из Китая. И как у всех изменений, у технологических новшеств есть хорошая сторона и плохая, потому что мне все-таки хочется общаться с человеком в банке.

• — В конце 90-х аудитории в России было очень важно, что человек с русским именем, с альбомами, у которых был подзаголовок «USSR», добился успеха на Западе, издается на Ninja Tune. Хотя технически вы ведь англичанин русского происхождения. Вас вывезли в 5 лет из СССР, да?

— Да, в 1979-м, мне сейчас 39 лет. Я плохо помню свою ленинградскую жизнь. Катание на санках, громадные очереди за хлебом, снег и холод — вот разве что.

• — Как вам удалось сбежать из СССР?

— Моя мама вышла замуж за англичанина. Отчиму нравилась Россия, водка, он любил русскую историю и приехал в Ленинград как турист. Мама работала автобусным гидом, и он, попав в ее туристическую группу, просто к ней подошел и познакомился. Родной отец остался в СССР, и я не видел его 34 года. Мое русское имя — Вадим Александрович Андреев.

• — Ваш родной отец жив?

— Я знаю, что он живет в Петербурге, занимается наукой. Но мы с ним никогда не встречались, и ни он, ни я никогда не пытались связаться. Сейчас я думаю, что нам пора уже познакомиться. Но чтобы найти его, придется постараться — ничего общего между нами не осталось.

• — Как бы сложилась ваша судьба, если бы семья осталась в Ленинграде?

— Я бы точно не занимался музыкой. Может, стал бы инженером или пошел бы по стопам деда — он был капитаном на торговом судне и объездил весь мир. Мне тоже нравится путешествовать. Только на самолете.

• — А музыка каким-либо образом присутствовала в семье?

— Я задавал вопрос бабушке, откуда у меня такой интерес к звуку, и она сказала, что ей в детстве нравилось играть на пианино и петь. Хотя она никогда не занималась этим серьезно, ведь 50–70 лет назад в России нужно было приложить неимоверное количество усилий, чтобы превратить музыку в профессию. Может, поэтому моя мать была сильно против, когда я ей сказал, что собираюсь стать музыкантом. Она была уверена, что все они живут на улице и употребляют наркотики, — видимо, русская ментальность предполагает, что искусством нельзя честно зарабатывать на жизнь. Но сейчас она довольна моими успехами — тем, что я купил дом, что у меня карьера.  

• — Почему вы увлеклись именно хип-хопом? Почему не панк и не «новая волна»?

— Ну а почему нет? Я маленьким посмотрел кучу фильмов — «Beat Street», «Style Wars», «Wild Style», — и мне все это жутко понравилось. Тем более что хип-хоп давал возможность построить полную картину мира через музыку, танец, брейк-данс и искусство граффити. Я и сам рисовал на улице, но был несколько раз пойман полицией и решил полностью сосредоточиться на музыке. Свое первое выступление в 18 лет я организовывал сам в одном клубе в Кингстоне. Был мой день рождения, и случилась драка — какие-то пьяные ребята начали слэмиться на танцполе, вывалились на улицу и раздолбали двухметровую керамическую статую у входа. Мне потом хозяева предъявили претензии, заставили заплатить. Но я плюнул на неприятности и решил продолжать.

• — Вас прославила серия альбомов под общим заголовком «USSR» на Ninja Tunes. Вы сознательно играли на том, что вы русский: псевдоним, название серии, оформление в конструктивистском духе... 

— Первая пластинка вышла в 1995-м, когда я был фанатом американской рэп-группы EPMD. А у них в названиях всех альбомов фигурировало слово «business» — «Strictly Business», «Out of Business», «Back to Business». Мне нравилось, что каждая пластинка является как бы частью чего-то целого. К тому же у Wu-Tang Clan в одной из песен упоминался СССР. В общем, я придумал свою расшифровку для аббревиатуры USSR — underground secret society of rap. А что касается имени... На Западе не знают, что Вадим — это что-то русское. Я любил русский конструктивизм, политические афиши 1920–1930-х годов, цвета, простоту линий — все это как-то сплавилось с тем, что русских тогда в Лондоне было совсем немного. Быть русским означало быть другим. У Ninja Tune был диджей Краш из Японии, диджей Кэм из Франции — и в 1995-м у них появился диджей Вадим из России!

• — Все эти люди занимались тем, что принято называть альтернативным хип-хопом. Сейчас этот жанр, кажется, окончательно потерял связь с рэпом, ну и как-то затух по сравнению с началом нулевых. Как вы думаете — почему?

— Ну… Да, эти люди не особенно эволюционировали. Сейчас много говорят про Tokimonsta и Flying Lotus, но когда я слушаю всю эту современную волну хип-хопа, то часто ловлю себя на мысли, что мы тоже самое писали в 1995-м. Да, мне нравится Flying Lotus, но вся эта лос-анджелесская бит-сцена, которая сейчас на хайпе, на 95 процентов копирует то, что делали мы 15 лет назад. Все это уже было на Ninja Tune и Mo-Wax в Лондоне. Мода в хип-хопе совершила полный оборот и пришла к стартовой точке. Ну как Oasis… Это же гребаная копия The Beatles! Да, сейчас все мы менее известны, чем в 90-е, но наш стиль по-прежнему нравится людям. Просто — ну вот сколько лет тем, кто сейчас шляется по вечеринкам? 19? 20? 23? Конечно, они хотят молодых героев, им не нужны сорокапятилетние ветераны. Вообще, мне кажется, в конце 90-х в хип-хопе случилось одно ключевое событие. Появился Тимбаленд, и все изменилось: он был безумно коммерческим продюсером и притом превосходным! До него считалось, что андеграунд — это уход в себя, в поле чистого эксперимента, в сторону от слушателя. А потом пришли Тимбаленд и Мисси Эллиотт и похоронили эту идею. Они произвели эффект разорвавшейся бомбы! В коммерцию ринулась куча талантливых деятелей андеграунда. А сейчас вновь возникает интерес к дотимбалендовскому периоду — к тому, что было в начале 90-х.

• — Вы говорите, что новой молодежи нужны новые кумиры. Не значит ли это, что ваше поколение устарело? Что вас теперь слушают только люди, которым по 30–40 лет?

— Когда я слушаю музыку, мне совершенно не важно, сколько лет ее авторам. Но другим — да, это важно. Если поглядеть на поп-чарты, то наверху только молодежь. Почему? Потому что только молодые люди так неистово покупают новую музыку. Когда тебе 19–20 лет, ты заканчиваешь университет, идешь домой, и вся твоя жизнь — это секс, вечеринки, музыка и наркотики. Ты все еще живешь с мамой, значит, тебе не надо платить за дом, она тебя кормит, одевает, и ты можешь тратить свое свободное время на наркотики, девушек или парней — уж кому как нравится. А когда тебе 30–40, у тебя есть жена и дети, ты больше задумываешься о том, какой диван в гостиной поставить, чем о новых альбомах, о ремонте машины, о каникулах для детей. У тебя есть деньги, но нет времени. Я знаю кучу людей, с которыми мы 20 лет назад катались на скейте и ходили в клубы, — они сейчас все в костюмах и вместо концертов пьют пиво перед телевизором со своими женами. Я не говорю, что это плохая жизнь, но она не моя. Я не хочу 365 дней в году пить пиво с женой! Одного дня на это мне вполне достаточно.

• — Удивительно, что адептами культуры техно — и особенно той ее формы, что распространена в Берлине, — являются как раз люди повзрослее. Им по 30, по 40, Рикардо Виллалобосу вообще под 50. При этом хип-хоп ассоциируется больше с молодежью. Как вы объясняете такое возрастное разграничение?

— Ну, у всех разное понимание того, что такое хип-хоп. Некоторые крепко сидят на Wu-Tang Clan, считают рэпом только Джей-Зи, Дрейка и Кендрика Ламара. Для других хип-хоп — это диджей Шэдоу, диджей Краш, Джей Дилла. Люди, которым нравится Дрейк и Рик Росс, никогда не будут слушать диджея Шэдоу. Для них это все равно что техно — бум-бум-бум. А фанаты Шэдоу презирают Рика Росса. Весь новый рэп строится вокруг девок и наркотиков — темы текстов молодежные, поэтому их и слушают 15–16-летние подростки. Им нравится говорить «fuck the police, bitch». В тридцать ты уже думаешь по-другому: ты не хочешь трахать сучек и переключаешься на что-то более элитарное типа на The Roots, скажем. Но такого взрослого хип-хопа нет ни на ТВ, ни на радио — надо потрудиться, чтобы его найти. Поэтому мои друзья, бывшие рэперы, потеряв интерес к хип-хопу с возрастом, стали слушать рок или поп-музыку — то, что шире представлено в медиа и подходит к их ощущениям мира. А что касается техно... Тут две причины. Во-первых, там нет текстов, эта музыка не загружает мозг смыслом, и ты можешь под нее спокойно попить пива. Во-вторых, она нравится девочкам — в отличие от хип-хопа. А мужики ходят туда, куда ходят девочки.

• — Ну вот вы играете и пишете музыку уже 20 лет. Как вы сами для себя формулируете, что такое взросление в хип-хопе?

— Мне по-прежнему нравятся Niggaz Wit Attitudes и Public Enemy, которых я слушал в 16, нравится вспоминать, где я впервые услышал ту или иную песню. И мне кажется, их отличие от Рика Росса и Дрейка в том, что тогда у рэперов был очень правильный месседж. Они говорили про свободу слова, выступали против расизма, а новый гангста-рэп состоит исключительно из оскорблений. И важно еще, что для меня хип-хоп никогда не состоял только из текстов — это биты, это музыка.

• — Вы сейчас часто ездите в Россию. Когда вы в первый раз во взрослом возрасте здесь оказались?

— Моя мама была жутко против моих гастролей в Москве. Ей почему-то казалось, что меня будут преследовать за уклонение от воинской повинности, заберут в армию или посадят в тюрьму. Ну знаете, у России вечно какие-то военные проблемы — то Афганистан, то Чечня, то Украина теперь. Но я приехал в 1999-м по приглашению одного молодежного журнала…

• — «Птюч»?

— Не помню, как он назывался, но там были материалы про моду, музыку, скейтбординг. Нечто вроде русского Dazed & Confused. Мы приехали вместе с Herbaliser, и было смешно, потому что на вечеринке возникли какие-то проблемы с местной мафией. Одного из охранников расстреляли из проезжающей мимо машины — типа он был в одной мафии, а другой это не понравилось. Вау! Я первый раз в стране, а тут такое! Приехала милиция, конечно, стали разбираться. Не хочу сказать, что подобное происходит только в России — я за 20 лет диджейской практики всякого насмотрелся, — и все остальные мои визиты сюда проходили абсолютно спокойно. 

• — Ваши коллеги, вероятно, мнение о нашей стране поменяли после Украины? 

— Все спрашивают у меня: «What the fuck happens in Russia?» И я не знаю, что им ответить. Я смотрю телевизор, говорю с мамой и бабушкой — и они тоже говорят: «What the fuck?» Я знаю, что российские медиа освещают происходящее совершенно иначе, чем западные. Вам говорят, что русские солдаты защищают жителей Восточной Украины, которые хотят войти в состав России. Но я вот что скажу: когда у тебя есть деньги, ты можешь делать что хочешь. И не только Россия забирает себе чужие территории при удобной возможности. Америка вошла в Ирак, заинтересовавшись их нефтью. Ирак и США через океан находятся, а Украина раньше, по крайней мере, с Россией была в одном государстве, и в обоих странах говорят на русском. Ясно, что ваша история очень связана — не как у Ирака и США. Все сильные государства присваивают себе чужие территории, но критикуют Россию, решившуюся совершить это довольно неизящным способом. Реальный вопрос в том, будет ли жизнь крымчан лучше в составе России. И вот в этом я сильно сомневаюсь.

• — Так или иначе, сейчас вы бы вряд ли взяли русский псевдоним и называли свои альбомы аббревиатурой «U.S.S.R.».

— Да, вы правы. Сейчас, когда люди в Англии говорят о России, они думают о трех вещах. Первое — это Путин, которого они считают самым большим преступником в мире. Второе — антигейские законы. Третье — это Украина. 20 лет назад, когда я начинал играть, люди думали про Горбачева, Ельцина, про перестройку… В то время к русской теме относились лучше. Вопрос заключается в том, изменилась ли действительно Россия или весь этот негатив наносной? Насколько сильно страну определяет персона ее лидера? При Буше США ненавидели и только кричали, какой же Буш идиот. Следом пришел Барак Обама — отличный спикер, сыгравший на человеческом желании перемен. Однако остается фактом то, что как президент он хуже своего предшественника. Он гораздо больше зла причинил среднестатистическому американцу, чем Буш. Мне из-за него теперь гораздо сложнее получить рабочую визу в США. Но поскольку сам Обама довольно приятный человек, к тому же он черный, люди считают, что Америка — это прекрасный край либерализма. В этом-то и состоит обманчивость политики: со сменой лидера меняется отношение к стране, притом что страна остается той же самой.

• — У вас, кстати, в планах гастроли в Днепропетровске в августе. Эта поездка пока не отменяется?

— А где это?

• — Это Восточная Украина.

— У них проблемы сейчас?

• — В соседнем Донецке проблемы.

— Я не знаю, что случится летом, но если меня приглашают и я могу приехать, то я еду. Я выступал в Сербии на следующий день после революции, когда они взяли Милошевича. Я увидел по телевизору, как Белград бомбят английские и американские самолеты, и позвонил промоутеру. «Fuck, bro, — говорю, — шоу ведь отменяется, так? У вас же гражданская война». А он меня убеждает, что война через пару дней кончится. И ведь прав был! Война кончилась в четверг, а в пятницу я уже играл.

• — В 2008-м у вас диагностировали рак и вы перенесли серьезную операцию. Я понимаю, что об этом не так просто говорить, но подобное переживание явно полностью меняет отношение к жизни...

— У меня был рак кожи в районе глаз — появилось сантиметровое новообразование прямо в глазу. Я не проходил химиотерпию — ее нельзя делать, если раковая опухоль возникает на голове. Мне сделали одну из самых опасных в медицинской практике операций, которая длится дольше, чем пересадка мозга, — более 5 часов. Больного погружают в искусственную кому, понижают кровяное давление, и существует возможность никогда из нее не вернуться. Вероятность летального исхода — 40 процентов. Да, это изменило мое отношение к жизни, ведь я буквально вернулся с того света. После болезни я стал гораздо более производительным в плане творчества. Я меньше экономлю себя, больше зависаю в студии.

• — А что касается режима? Вернувшись из комы, вероятно, начинают чаще отдыхать и лучше питаться?

— Я не ем ничего вредного. Мясо — не чаще раза в месяц. Больше налегаю на салат и рыбу. Темные фрукты, потому что в них, говорят, больше антиоксидантов. Ем брокколи, шпинат, клюкву. Отказываюсь от жареного.

• — Проект Oneself вы так и не восстановили?

— Проект закрылся в 2007-м, потому что вокалисты Яра Браво и Блю Рум больше не общаются. Помирятся, может, восстановим. Сейчас я делаю альбом c Ярой, ставшей моей женой, и Абстракт Рут — у всего этого пока нет названия.

• — Вы же еще сотрудничали с 5’Nizza, интересовались русским хип-хопом — это к чему-то привело?

— С 5’Nizza смешная история вышла: мне впервые их диск подсунул мой друг в Германии — типа, послушай, кажется, русские поют. Там написано: «5’Nizza», и я никак не мог понять, что это значит. Стал думать: five, пять… А, пятница! Понял! Мы записали совместную версию их песни «Солдат». Одну-две песни в Питере сделали со Смоки Мо. Другую — в Москве с эмси Пандой, были вещи с рэпером Серегой, но он не русский, а белорус.

• — В интернете валяется видео, где под ваши биты читает Оксимирон, — это черновик некоей будущей коллаборации?

— А, вы видели это? Он, кстати, тоже не русский — из Казахстана, кажется. Он жил в километре от меня и как-то зашел, мы записали с ним интервью для некоего русскоязычного рэп-ресурса. Он показал музыку, которую пишет — грайм по-русски, — показал свои видео. Это все было три-четыре года назад, и с тех пор каждые полгода я ему напоминаю о том, что хорошо бы чего-то сделать вместе. У него были какие-то проблемы с визой — он жил в Лондоне, у него кончилось разрешение, он уехал в Россию... Я, честно говоря, позабыл уже про него — так что спасибо, что напомнили. Надо ему написать.