«У меня вполне реальное расстройство личности»

• — Вы довольно давно перестали исполнять песни с ранних альбомов — тех, что до «Satanic Panic In The Attic». Вам они больше не нравятся или вы против самой идеи возвращения к своему прошлому?

— Я просто не чувствую связи с ними — они представляют меня таким, каким я перестал быть. Если честно, мне вообще кажется, что их написал кто-то другой.

• — А что, вы так сильно изменились?

— Ну я женился, завел ребенка. Пережил довольно серьезные психологические проблемы, в какой-то момент дело дошло до депрессии. Мои ранние альбомы были очень наивными, почти детскими. А ребенком я все-таки быть перестал, так что и песни эти будто бы уже не мои, понимаете?

• — То есть вы не из тех, кто считает важным оставаться ребенком до конца жизни? Немалому количеству музыкантов это, в общем-то, удается.

— Во-первых, наличие семьи как-то не очень располагает к тому, чтобы быть ребенком, но дело не только в этом. Просто детство — это ведь не только внутреннее ощущение, но и поступки, которые ты, ведомый этим ощущением, совершаешь. А по своим поступкам того периода я совершенно не скучаю. Ностальгия мне вообще не свойственна, и текущий момент мне куда интереснее прошлого. К тому же последние альбомы вполне себе отражают мою нынешнюю сущность, мой жизненный опыт, да даже психотип, если угодно. Так что мне их хватает.

• — Я еще про ваше альтер эго хотел поговорить, про Джорджи Фрукта (глэм-рок-звезда, в образе которой Барнс регулярно появляется на людях и выступает последние семь лет. — Прим. ред.). Вы его в повседневной жизни используете? Может, даже есть люди, которые познакомились с ним раньше, чем с вами.

— (Смеется) Джорджи — это не то чтобы надстройка надо мной, скорее, одно из естественных состояний. Так что мне, с одной стороны, не приходится думать, когда выпускать его наружу, а с другой — я могу не знать, что он уже выбрался. Это все может выглядеть как шутка или игра на публику, но это, к сожалению или к счастью, вполне реальное расстройство личности. Половина меня — это Кевин Барнс, половина — Джорджи Фрукт, поэтому мне все-таки сложно как-то трезво оценивать его действия.

• — Тогда, наверное, лишним будет вопрос, разделяете ли вы себя-артиста и себя-человека.

— Понимаете, я совершенно одержим проектом of Montreal — сочинением песен, турами, выступлениями. Это самое главное, что есть в моей жизни. Поэтому из меня не выходит хорошего друга, мужа и отца — я постоянно отвлекаюсь на творчество, на бесконечный процесс создания. Конечно, все мои близкие уже привыкли к этому и не требуют от меня серьезного внимания к своим переживаниям, но я не уверен, что им это легко далось. 

• — У вас в прошлом году вышел альбом, вдохновленный поэзией Сильвии Платт. По вашей музыке, вообще, если честно, сложно заключить, что вас вдохновляет то, что еще не прошло проверку временем. Это из-за вашей закрытости как раз?

— Ну я все-таки вдохновляюсь и тем, что происходит прямо сейчас, не только прошлым. Отношения с людьми, какие-то поступки тех, кто меня окружает, чужое счастье, печаль, страдание — все это так или иначе влияет. Может быть, мне действительно проще черпать вдохновение из прошлого, из того, что уже романтизировано — будь то Сильвия Платт или кто-то еще, — но меня точно также заботит поиск героев сегодняшнего дня, людей, которые дышат со мной одним воздухом и при этом вызывают что-то большее, чем простое любопытство. Кормак Маккарти и Дон Делилло (американские писатели. — Прим. ред.) как раз из таких.

• — А сообщество Elephant 6, в котором вы начинали, уже не играет особенной роли в вашей жизни? Просто Neutral Milk Hotel сейчас гастролируют, Apples In Stereo вполне себе активны. Про вас и говорить нечего.

— Я с теплотой вспоминаю времена своей вовлеченности в эти дела, но этим, боюсь, мои отношения с Elephant 6 и исчерпываются. Это все прекрасные коллективы — Neutral Milk Hotel, Elf Power, The Olivia Tremor Control, Apples In Stereo, — но сейчас все мы словно разъехались по разным островам. Нас объединяет взаимная поддержка и интерес к делам друг друга, но полноценного сотрудничества уже давно нет. Но я не жалею об этом, нет. 

• — Вы ведь постоянно сотрудничаете со своими родными — брат вам рисует обложки, жена вместе с вами выступает. В этом нет следования традиции? В южных штатах (Барнс родом из города Афины, Джорджия. — Прим. ред.), насколько я могу судить, семейные ценности всегда ценились превыше всего.

— Хм. Ну я бы вряд ли сотрудничал со своим братом, если бы он не был хорошим художником. Делает ли его особенным для меня тот факт, что мы братья? Пожалуй, но само по себе это не имеет отношения к творчеству — мне нравится его подход к делу, ему — мой, а родственная связь, наверное, способна лишь усиливать эмоции, возникающие когда мы делаем что-то вместе. То же с самое с женой и с друзьями. У меня практически нет друзей, которые бы не были хоть как-то вовлечены в мои проекты. Из этого, наверное, можно сделать какой-то вывод, но для меня это просто естественное и логичное положение вещей, не более того.

• — То есть, вы, скорее всего, не тот человек, который даст миру новых Carter Family? Знаете, вы с женой и дочкой, до конца жизни играющие вместе...

— Отличная идея, кстати, хотя я никогда об этом не думал. Моя дочь, конечно, еще немного мала для таких дел, но уже кое-как играет на пианино, и кто знает, может, еще сама потащит родителей в тур.

• — Вы сами, насколько мне известно, росли в довольно консервативной семье. Ваша нынешняя эксцентричность — это результат какого-то юношеского бунта против предков? 

— Знаете, я всегда был достаточно уверен в себе, чтобы не слушать, что говорят другие. Есть, конечно, отдельные регионы США и тем более европейские страны, где идея смешения мужского и женского начала изначально воспринимается более адекватно, но это не значит, что мне приходилось переступать через себя, чтобы стать тем, кем я являюсь. Важнее было вообще найти свое лицо и — сейчас банальную вещь скажу — не отступать перед тем фактом, что общество может не оценить твой поступок. Ведь на то он и твой, не так ли?