«Тебе двадцать три. Хватит вести себя, как идиот»

• — У вас весьма музыкальная семья. Бабушка, дедушка, тетя и мама — все так или иначе занимались музыкой. Вы с самого детства знали, что вас ждет та же судьба?

— Наоборот, мне очень не хотелось становиться музыкантом. Родные все время давили на меня: «Пойди возьми уроки фортепиано» или «Давай я научу тебя петь», — сделай то, сделай это. Это отбило всякую охоту заниматься музыкой. В детстве у меня были совсем другие интересы. Но в подростковом возрасте я все-таки попробовал — и втянулся. У меня так легко получалось играть и сочинять, что я так и не перестал этого делать.

• — Вы при этом долгое время не могли заработать музыкой и занимались всякими странными вещами: чинили дороги, были подопытным в экспериментах и так далее.

— Да, до последних двух лет денег от музыки не хватало. Но надо же было как-то тусоваться, записываться, платить за жилье. Концерты денег не приносили, без знания французского найти ничего нельзя было, так что я участвовал во всяких странных медицинских экспериментах в университетах. Ничего безумного, но платили нормально. Потом я еще во всяких плохих магазинах работал — в общем, делал все, чтобы выжить.

• — В Канаде же вроде дают деньги музыкантам?

— Ага, есть всякое финансирование, которым заправляет правительство. Но в Канаде масса великолепных групп, которые ни гроша не получают. Нам вот только-только начали давать какие-то деньги. Все самые важные штуки все равно с нами в Штатах и Европе происходят. Я, собственно, в Канаде и не живу уже. Поскольку программа поддержки государственная, они дают деньги в первую очередь тем группам, про которые думают, что они хорошо нашу страну представляют. Ну, то, что идет на экспорт. «У этих ребят хорошо идут дела, Канада будет хорошо выглядеть». Группы, которым реально нужны деньги, никогда их не получают. Немного хреновая ситуация.

• — Но теперь-то вам хватает денег на жизнь?

— Вроде да. Я просто непривередливый парень. Так что зависит от ваших стандартов. Я всегда был нищебродом, не покупаю крутую одежду, не трачу деньги на дорогую еду, живу в маленькой комнатке на отшибе Нью-Йорка. Но мне нравится. Если бы я жил в сердце Нью-Йорка, в каком-нибудь Уилльямсбурге, в дорогой квартире, то ходил бы с пустыми карманами.

• — У вашего лейбла, Captured Tracks, были всякие соображения по поводу «Salad Days»: им нужен был сингл полегче, и они сначала пытались заставить вас перезаписать старую песню «Together», а потом вы написали «Let Her Go». Они вообще сильно вас контролируют?

— Да нет, на самом деле. Пресса очень сильно раздула эту историю. Кто-то в Англии написал что-то в духе: «Лейбл Мака ДеМарко доит его, как корову!» Бред полный. Они милейшие ребята. Хотя это очень странно, когда ты показываешь альбом лейблу, а тебе говорят: «Оу… Было бы круто сделать то-то, то-то и то-то». Я немного не привык к такому. Ну и да, я очень удивился, когда они попросили меня перезаписать песню четырехлетней давности. Я так не делаю. По мне так первый раз когда что-то записано или сделано — это всегда лучший вариант. В любом случае, лейбл мне просто помогает. У меня нет к ним претензий. Не то чтобы они мной управляют, как кукловоды. Если правда начнут — пошлю их куда подальше.

• — У меня от «Salad Days» было такое ощущение, что вы его очень уставшим записывали. Будто вам надоели концерты, фестивали, толпы фанатов. Это так?

— Мы действительно очень много играли концертов, провели почти полтора года в туре без остановки. У меня не было шанса присесть, отдышаться, оглянуться на то, что в моей жизни произошло за последнее время. А произошло много всякой безумной хрени! Мы ездили по всему миру, повидали чертову тучу людей, очень мало спали, часто тусовались по ночам и так далее. Так что, когда у меня наконец появилось время, чтобы сесть дома и записать альбом, я подумал: «Ничего себе! Что в моей жизни творится?!» Разумеется, это вылилось в песни. Я действительно был вымотан. Так что там есть такое настроение: «У-у-у, я так устал, все так тяжело, на концерты приходит слишком много людей, мне надоело». В то же время я обращаюсь сам к себе: «Парень, ты о чем? Тебе двадцать три. Хватит вести себя, как идиот. Тебе нечеловечески повезло! Нет причин отчаиваться».

• — А вы представляете, что дальше с вами и вашей музыкой будет?

— Не знаю. На «Salad Days» я разобрался с каким-то количеством проблем, спел о них. Наверное, я хочу делать осмысленную музыку. Сейчас такой момент — я могу пару месяцев не думать о том, что делать дальше. (Смеется.) Вообще думаю так: я выпустил два серьезных альбома, так что теперь можно хорошенько подурачиться. Сделать пластинку в духе «Rock and Roll Night Club», просто отжечь.

• — Прежде чем официально заявить альбом, вы повесили очень странное видео под названием «Eddie’s Dream». И все решили, что это тизер новой пластинки. Что это было вообще?

— Мы с моим другом Джесси просто как-то раз напились у меня дома, записали песню и сняли видео. Подумали, что будет прикольно поиздеваться над людьми. В итоге это все приобрело какие-то нешуточные масштабы и превратилось в часть пресс-кампании «Salad Days». А я раньше все время так придуривался, когда больше свободного времени было. Все сайты сразу написали: «Сон Эдди» — новый альбом Мака ДеМарко!» Вы что, издеваетесь? Люди вообще перестали понимать, где в интернете шутка, а где что.

• — Ну да, вы вот сами не опасаетесь перегнуть палку с шутовством?

— Ну как сказать. Я, в принципе, не боюсь веселиться, выставлять себя дураком. Наверное, иногда это работает как защитный механизм, но такой уж я парень. В то же время я пишу вполне серьезные песни о своей жизни, но если бы я как-то очень пафосно к ним подходил бы, я бы, наверное, сошел с ума. Юмор, конечно, никого еще не убивал. Но предел всему есть.

• — У вас есть список героев, которых вы упоминаете в интервью и которых в вашей музыке тоже слышно. Например, Джонатан Ричман, или Гарри Нильссон, или даже The Kinks. Не исключено при этом, что ваши слушатели их вообще не знают. Для вас это важно?

— По-моему, это любопытно. Я шлю запись лейблу, или друзьям, или более взрослым знакомым, и они сразу понимают, откуда что взято, все угадывают. Но на мои концерты в Штатах и Европе приходят подростки, и они понятия не имеют, откуда ноги растут. Не то чтобы я расстраиваюсь, что они не знают, у кого я что украл, но это так странно! 

• — Ричман, Нильссон, вы — все так или иначе странные музыканты немного с придурью. Вы согласны с тем, что музыка в принципе довольно странное занятие?

— Да, абсолютно. Особенно поражает, что мне дают деньги за то, что я делаю. Это совершенно ненормально. Развлечения вообще странная штука. То, что мы так себя ведем, противопоставляем себя серьезным группам, — это наша реакция на то, как устроен мир музыки. 

• — Я где-то читал, что вы любите масонов. Даже песню на «Salad Days» им посвятили. Это серьезное увлечение?
  

— Вполне. Я много лет назад во все это врубился. Дело было так: у меня умер дедушка и оставил мне часы, на которых был символ циркуля и наугольника. Я решил разобраться, что это, и наткнулся на кучу разных безумных конспирологических теорий — меня все это очень впечатлило. Не думаю, что масоны реально управляли или до сих пор управляют миром, но меня захватили все эти оккультные штуки, иллюминаты и так далее. Так что я стал вставлять разные отсылки к масонам в своих песнях, давать намеки на обложках альбомов и так далее. На «Salad Days» мне захотелось больше написать про свою собственную жизнь, и я стал опять рыться в историях про масонов, чтобы найти материал для вдохновения. В этот раз, правда, я смотрел на них как на религию, а не какое-то страшное и злое секретное общество. У меня похожая история с христианством: я сам не хожу в церковь, но из него можно извлечь какие-то важные и осмысленные уроки. У тех же масонов есть такая штука, как комната размышлений (и песня называется «Chamber of Reflection»), куда ты заходишь и сидишь там несколько часов или целый день: там всякие странные символы внутри, ты смотришь на это и вспоминаешь все, что происходило с тобой в жизни до этого момента. Ты должен как-то смириться со своей жизнью, оставить все позади, отбросить и стать вольным каменщиком, абсолютно новым человеком. Перерождение такое. Я подумал, что это ровно то, что я сделал, записывая альбом в своей маленькой комнате.

• — Что вы думаете про термин «слэкер-рок»? Его часто к вам применяют.

— Ну да, я понимаю. Музыка звучит лениво, расслабленно… Жанры — это ерунда. Слэкер-рок? Смешно (Slacker в переводе «халтурщик», «сачок». — Прим. ред.). Мы два года без остановки записываемся и долбим концерты. «Ура, мы раздолбаи!» У меня не было ни секунды на отдых за два года. А-а-а, ладно. Люди могут называть мою музыку как угодно. 

• — Еще в вашей музыке слышен софт-рок 70-х. Мне кажется, сейчас какая-то мощная волна интереса к такому звуку: Real Estate, Кристофер Оуэнс, Iron and Wine сейчас так играют. Откуда он берется?

— Даже не знаю. Чем ближе ты к тому, чтобы превратиться в старика… Я всегда любил музыку для стариканов. Steely Dan, Кристофер Кросс, Майкл МакДональд, всю эту фигню, которую надо слушать, и восклицать: «Ох, да ты только послушай, как рабочий барабан звучит!» По мере того, чем больше я врубался в запись и аранжировки, я слушал всю эту музыку и думал: «С ума сойти! Эти парни точно знают, что они делают». Притом что музыка у них, конечно, пошлятина страшная. Пошлее не представить. Но мне она нравится! Плевать. Плевать, что безвкусица, все равно буду слушать.

• — Вы считаете себя принцом инди-рока? Pitchfork вас так назвали, так что… 

— (Смеется). Ну-у-у не знаю… Я простой парень. Не могу больше читать все это дерьмо в интернете, слишком ненормальные все. Принц! Не думаю. Я просто странный парнишка.

• — Вы в том же тексте еще признаетесь в любви к пинболу. Вы правда так сильно им увлекаетесь?

— Да. Я одержим им. Пока я отсутствовал в Канаде, многие мои старые друзья сильно увлеклись пинболом. Как-то приезжаю и говорю: «Ну чего, ребят, тусанем, как раньше?» А они: «Ага, мы сейчас пойдем в один дерьмовый бар на окраине города и будем рубиться в пинбол всю ночь». Я не сразу понял, о чем они вообще, среагировал, как большинство людей нашего возраста: «Пинбол? Это что вообще такое?» Но после того как поиграешь в него, поупражняешься, становится понятно, что это очень умная игра, в которой требуется куча навыков. Я чувствую огромное удовлетворение, когда у меня что-нибудь получается с пинболом. В ней есть что-то… Это уникальная для нашего времени штука, автоматов же почти не осталось. При этом это абсолютно физическая, реальная игра, с металлическим шариком и целым миром под стеклом. Мне очень нравятся физические ощущения от него.

• — Вы известны тем, что на концертах много чего творите: раздеваетесь, палец себе засовываете, куда не надо, и так далее. В Москве планируете то же самое делать? У нас много консервативных людей.

— Как пойдет. Зависит от того, какое настроение будет у зрителей. Если я почувствую, что они настроены на что-то странное, может, что-нибудь вытворю. Я реагирую на то, что чувствую от зала. Но вы не думайте, я не то чтобы раздеваюсь догола на сцене. Может, майку сниму. Всего пару раз оголялся, на самом деле. Чудеса интернета: люди все время пишут, что я на каждом концерте это делаю. Это неправда. На самом деле, я просто не знаю, что будет, когда выхожу на сцену.