«Нам нравится жирная, толстая фига в кармане»

• — Вы начинали в конце 1990-х как панк-команда, однако со временем стали отдаляться от DIY-андеграунда. В какой момент вы поняли, что эта компания вам больше не подходит?

Михаил Шульгин (гитара, бэк-вокал): В начале двухтысячных мы были моложе, и тогда панк-рок канал. Нам было интересно это направление, и в нашей музыке оно чувствовалось гораздо сильнее, чем сейчас. Мы тусовались с соответствующими группами и играли с ними концерты. Но если честно, вплотную к панку, если так можно выразиться, мы никогда не приближались. 

Алексей Зверьков (бас-гитара, вокал): Мы тусовались скорее с хардкорщиками, наши пути с ними часто пересекались, но когда нам писали, что мы играем панк-рок, мы, честно говоря, удивлялись. Никакого громкого расставания с хардкор-тусовкой у нас не было, просто окружавшие нас люди из групп вроде Unconform, Skygrain, Loa Loa и Sandinista! выросли и стали заниматься чем-то другим. Кроме того, мы всегда были скорее по рок-н-роллу, по инди, по гранжу, по драйвовым гитарам, чем по какому-то радикализму, политическим подтекстам или социалке. У нас просто другое мышление. Или ты хочешь, чтобы мы сказали: «Нет! Мы больше этим не занимаемся! Мы поставили крест на хардкоре! Только поп-культура!» (Смеется.)

• — Свои впервые записи вы выпускали самостоятельно, однако в 2008 году подписались на лейбл «Союз». Зачем?

Зверьков: Сначала мы избегали контрактов с какими бы то ни было лейблами. Наши друзья из группы «Пеппи» сильно на этом погорели. Они подписали контракт с Gala Records, но невнимательно изучили условия договора. В итоге выяснилось, что они передали лейблу права на все свои песни, которые будут написаны ими в течение следующих 50 лет! По-моему, это настоящее рабство. У нас же с «Союзом» все было иначе. От лица этой фирмы выступал московский продюсер Петр Волков, который, в частности, был саундпродюсером фильмов «Выкрутасы» и «Елки». У него была связь с «Союзом», и он предложил все сделать через этот лейбл. Там была команда, которая занималась раскруткой, нам даже предложили какую-то сумму денег. Все было по-человечески, без всяких там жутких контрактов. Мы проработали с ним год, потом контракт закончился, и мы по-дружески расстались. Кстати, механизмы раскрутки, как ни странно, работают. Правда, чтобы все получилось, продюсер и лейбл должны врубаться в то, что играют музыканты. Если же они будут говорить: «Ребята, пойте это, а вот это не пойте», — группа станет частью серой массы. 

Премьера: «Морэ & рэльсы» — «67»

• — Вы же в рамках той истории выступили на «Нашествии» и «Крыльях». Каково вам было играть на таких больших площадках?

Шульгин: Все прошло хорошо, мы были достаточно подготовлены к этому. Никакого особого стрема или мандража не ощущали. 

Зверьков: Да, мы сфотографировались с Сергеем Галаниным, а Миша даже затер с ним о гитарах! (Смеется.)

• — А как вам вообще «Нашествие»? Там же творится черт знает что. Агрессивная охрана, гигантские очереди, хамское отношение к публике и к артистам.

Шульгин: Я видел это своими глазами, да. Это было жестко. Людей сурово били дубинками ни за что.

Зверьков: Нужно быть меркантильным музыкантом, чтобы закрывать на это глаза и приезжать на «Нашествие» снова. Мы, кстати, во второй раз туда не поехали. 

• — В одном из ваших пресс-релизов сказано, что в 2010 году вы распались «на пике творческой формы, устав от образа, рамок и материала». Что это было? 

Шульгин: Можно сказать, что мы просто взяли творческую паузу.

Зверьков: Мы действительно очень устали. У нас до последнего момента все строилось на полнейшем DIY: барабанщик Ляпа занимался организацией концертов, я — съемками клипов, а Миша отвечал за всякие транспортные и технические вопросы. В какой- то момент мы просто задолбались все это делать и при этом еще играть музыку.

• — Вы нечасто даете интервью, поэтому я вынужден продолжить цитировать пресс-релизы. В одном из них было сказано, что на новом альбоме вы хотите отразить некие современные тенденции. При этом ваша новая запись звучит скорее как рокопопс в духе «Нашего радио», который был актуален в начале нулевых.

Зверьков: Даже не представляю, кто из нас мог сказать что-то про современные тенденции. Но вообще, ты прав, наш новый альбом получился более доступным для широкого круга слушателей, чем старые записи. Хотя мы и не пытались сделать нарочито мейнстримовый продукт. А современное звучание — это… Я даже не знаю, что сказать.

Шульгин: Да на фиг современное звучание вообще! (Смеется.) У нас свое звучание, какое есть.

Зверьков: Мы сделали то, что мы хотели сделать. Записали песни  с тем качеством, которое раньше нам было недоступно. 

• — Несмотря на то что за последние годы вы ощутимо выросли и местами стали серьезнее, многие радиоведущие, которые приглашали вас на эфиры за последнее время, воспринимают «Морэ & рэльсы» как бездумную музыку для развлечений, а вас — как таких мальчиков-зайчиков. Вы не устали от такого амплуа?

Зверьков: Трудно сказать. Если честно, мне не кажется, что радиоведущие нас так воспринимают. То, что они задают одни и те же дурацкие вопросы, скорее указывает на их неопытность и непрофессионализм. И тут уж, конечно, не до веселья. Мы не против прикольнуться, но как можно в 158-й раз шутить над названием нашей группы? А вообще, нам комфортно в том амплуа, в котором мы сейчас находимся. Пусть каждый воспринимает нас как хочет. Мы записали эти песни, и все. А объяснять, почему они написались, — ну на фиг. Можно включить музыку, повесить черную занавеску и не смотреть, кто ее написал. Если хочешь узнать больше, подними жопу, отодвинь эту занавеску и посмотри, кто эту песню поет и что он за человек. О чем тут еще говорить-то?

• — Вы говорили, что планируете записать совместную композицию с Евгением Федоровым из Zorge и Tequilajazzz. На мой взгляд, довольно необычный выбор. В творчестве Федорова, по-моему, нет расслабленного гедонизма, вам присущего.

Зверьков: Ты был на концертах «Текилы»? Они нормальные парни, шутят между песнями. Мне кажется, настроение Zorge вполне сочетается с нашим. Я думаю, Федоров мог бы и с певицей Максим сыграть, но она испугается его лысой башки, и они будут смотреться как красавица и чудовище, а ей нужно, чтобы вокруг были только красавцы. (Смеется.) Федоров — нормальный чувак, он знает наше творчество и согласился с нами поработать. Если бы он думал: «На фиг этих гедонистических уродов, — то сказал бы: — Ладно, ребята, в другой раз».

• — Вы начинали как клубный проект, потом добрались до крупных фестивалей, а сегодня снова вернулись в клубы. Кто вам интересен из питерских клубных команд?

Шульгин: Мне нравятся два питерских проекта, один называется «Нихао», а другой — Samosad Bаnd, их очень люблю.

Зверьков: Но это же старые коллективы, ты их давно слушаешь. Еще есть группа Vinyl Sluts, в ней наши друзья играют электропоп, а у вокалистки Сони голос похож на Агузарову. По-моему, это прикольно, у них хороший потенциал. Группа Bzik нормальные; Jazzista, которые играют кавера. Они сами панки и продроты, но выглядят как пижоны. Носят пиджачки и играют на корпоративах. Мне нравится жирная, толстая фига в кармане.

• — А в вашем творчестве она есть, как вы чувствуете?

Зверьков: Она у нас всегда была, просто иногда она большая, а иногда маленькая. Сейчас, после твоих вопросов, она съежилась в маленький комочек, и теперь придется пойти в бар потанцевать, чтобы она снова набухла. (Смеется.)

• — Кстати, насчет баров. Вы все, судя по всему, взрослые семейные люди, но песни пишете, такое ощущение, по-прежнему от лица подростков. Клубы, вечеринки, юношеская влюбленность…

Зверьков: Да кто это говорит, откуда ты набрался этих тем? Ты говоришь, что мы какие-то вот такие, а мы на самом деле другие. Что я могу сказать: «Нет, мы не ведем себя как дети»? Мы вообще об этом не задумываемся, ты ведешь себя как обычно из года в год, стараешься быть естественным и не обманывать себя. Кривляться — это тупо, ты же понимаешь. А все эти разговоры, мол, дети, музычка… Какой ты в жизни, такой и на сцене. Не кривить душой — это, по-моему, самое важное.

• — У меня просто сложилось впечатление, что герои некоторых ваших песен за минувшие десять 8–10 лет не выросли, это все те же персонажи.

Зверьков: Ну приведи пример, давай обсудим.

• — Возьмем песню «С братом» про брата, которому не пишет девчонка Светка.

Зверьков: Да, эта песня была написана, наверное, года 3–4 назад. Но тем не менее я могу пойти гулять со своим корешем, этим вот братом, которому посвящена данная песня, и на нем будет все та же кепка, и он будет все так же искать свою любовь. Он до сих пор ее не нашел, все мается да мается. Он по-прежнему из-за этого переживает, поэтому песня актуальна даже сейчас. Это вполне нормальная романтика, ты зря. Она ни фига не детская и не подростковая.

• — Еще, судя по песням, вы ходите по клубам столь же интенсивно, как и в начале нулевых.

Шульгин: Я точно нет. Больше склоняюсь к квартирникам. Там проводить время дешевле и приятнее.

Зверьков: Я, честно говоря, тоже, потому что здоровье дороже. Да и кроме того, мы нашли своих спутниц по жизни, поэтому чего нам ходить в кабаки и понапрасну увеличивать свою фигу?

• — Одна из ваших относительно новых песен называется «Когда-нибудь ты сгоришь». Не боитесь, что вас постигнет эта участь?

Зверьков: Обычно горит тот, кто берет на себя непосильную ношу. Но если двигаться маленькими шажками и отдавать себе отчет в том, что ты делаешь, то данные очаги возгорания можно обойти. В любом случае, если ты делаешь то, что интересно людям, то периодически неизбежно будешь обжигаться. Но к этому тоже можно привыкнуть и не обращать внимания. Просто ходить обожженным, как Фредди Крюгер. На этом вообще весь рок-н-ролл держится! Все личности рок-н-ролльные падают на дно, чтобы сделать что-то настоящее, а людям это нравится.

• — Вы готовы к этому?

Зверьков: Раз мы этим занимаемся, значит, готовы ко всему. Сказал он неуверенно. (Смеется.) Мы уже там побывали, и не один раз.