«На первых порах играть каверы — полезная штука»

• — Куда-то вы пропадали в последний год — еще прошлым летом говорили, что новый альбом почти готов, а вышел он только в этом мае.
  

— У нас много всего происходило: много концертов было, осенью в Австралии впервые сыграли, потом всю зиму альбом доделывали. В общей сложности два года этот диск писали. Это, в общем, было сознательное решение — хотелось уже поработать «как большие». Раньше просто возможности не было посвятить записи должное количество времени: ресурсов не хватало, никакого опыта студийной работы у нас не было, да и попадали мы в студию довольно редко — наш друг-звукорежиссер иногда пускал по доброте душевной, но говорил строго: у вас есть два часа. И вот за эти два часа надо было как можно больше всего успеть сделать. Это, конечно, весело, спору нет, но хотелось чего-то иного. Так что в этот раз мы очень долго обдумывали каждую партию, каждый звук; у нас было штук пятьдесят демозаписей, прежде чем мы смогли достичь желаемого звучания.

• — Есть еще одно отличие новой пластинки, которое с ходу бросается в глаза, — на ней нет кавер-версий. Вы устали играть чужие песни?

— Не то чтобы устали, мы по-прежнему играем каверы на каждом концерте, людям это нравится. К тому же на первых порах играть каверы — это довольно полезная штука: с одной стороны, ты многому учишься в процессе, а с другой стороны, если версия получается эффектной, о тебе сразу начинают говорить. Честно скажу: у нас не было с самого начала такой установки, мол, все, баста, теперь только свое. Но когда началась работа, выяснилось, что на сей раз «своего» такое количество, что на каверы нас уже просто не хватит. Плюс предыдущие пластинки бесплатно выкладывались в интернет, а теперь мы на лейбле — это значит, что просто так обработку чужой песни уже не выпустишь, нужно покупать у авторов права. А это довольно трудоемко и совсем не дешево.  

• — Как группа BadBadNotGood пишет свои композиции? У них есть какой-то один автор идеи или это коллективный процесс?

— Сейчас уже точно коллективный. Скажу больше, раньше оно как было: мы брали чью-то песню, и дальше все шло по накатанной. То есть играется фрагмент этой песни, затем чье-нибудь соло, затем еще один фрагмент и еще одно соло. На новой пластинке есть композиции вообще без соло, это целиком и полностью коллективная музыка. Вот комната, в ней три человека, и они все делают вместе: вместе придумывают исходную идею, вместе ее разрабатывают, вместе доводят ее до ума.

• — Ваши предыдущие альбомы были чисто сетевыми, а новый вышел на виниле и CD. Соответственно, он продается в музыкальных магазинах — а значит, возникает вопрос, в какой раздел его поставить. Я ради интереса зашел в пару онлайн-магазинов, и там на него повешен ярлык «фьюжн». Как вам?

— М-м-м… Ну, нормально, наверное. Честно говоря, я бы не сказал, что мы слушаем много фьюжна; если уж говорить о джазе, то нам милее более старые записи: Билл Эванс или Джон Колтрейн. Но и в 1970-е, конечно, были хорошие пластинки — например, у Mahavishnu Orchestra. Недавно нам наш друг из Ирландии подарил хорошую пластинку — ее записал пианист по имени Стив Кюн (Хансен произносит его фамилию именно так. — Прим. ред.) Тоже вроде бы фьюжн, но очень приличный.

• — А на джазовых фестивалях вы играете? Спрашиваю не просто так — если в первый раз у вас в Москве был клубный концерт, то теперь вы едете на мероприятие под названием Jazz Rooftop Festival.

— Да, случается. Самым, пожалуй, важным концертом такого рода было выступление на фестивале в Монтрё; мы играли там в джазовом кафе на разогреве у Чарлза Брэдли.

• — Никогда там не был, но предполагаю, что это сидячий зал? Памятуя, какой слэм был на вашем концерте в Москве, мне довольно трудно себе представить BadBadNotGood в сидячем зале.

— Ха-ха, да, мы не так часто играем в подобном пространстве. Это, конечно, совсем другое ощущение — мне привычнее видеть, как народ отрывается. А тут все такие чинные, сидят, хлопают вежливо… Но по-своему и это довольно интересно, потому что это вызов. Ты выходишь на сцену перед таким залом и понимаешь, что должен изменить кое-какие свои партии, немного модифицировать манеру игры, в общем, приспособиться к помещению, чтобы прозвучать в нем как следует.

• — Не напоминает ли это часом ваши первые выступления в колледже перед тамошними профессорами, с которых, собственно, и началась история BadBadNotGood?

— Есть немного! Правда, прием, к счастью, обычно более благосклонный — профессорам наша музыка была не очень-то по кайфу.

• — Еще бы — вы же им играли кавер на Гуччи Мейна. Может, сейчас, послушав композиции вашего собственного сочинения, они бы по-другому отреагировали.

— Может, и так. Хотя я должен сказать, что в большинстве школ вроде нашей, конечно, преподают джазовую традицию и только ее. Это с утра до вечера стандарты, стандарты и стандарты. Что, кстати, до определенного момента вполне правильно и полезно: благодаря им ты узнаешь многое об истории музыки, о классиках жанра и их стиле игры, всерьез осваиваешь инструмент. Но понимаете, курс длится четыре года. И в какой-то момент ты проходишь его до половины и думаешь — что?! Еще два года того же самого? И дальше отвечаешь либо «да», либо «нет». Мы ответили «нет», потому что устали копировать то, что делали другие, — нам хотелось заняться чем-то своим.

• — К вопросу о стандартах — интересно, что в джазе есть такое понятие, а в более поздних музыкальных жанрах вроде бы и нет.

— Так мы же как раз попытались их найти! Ведь что такое стандарты 1940-х или 1950-х? Это просто песни тех лет, которые были настолько популярны, что любой их знал и мог сыграть. Конечно, наше время тоже должно предложить свой набор стандартов — и наши кавер-версии как раз и были попыткой сформулировать этот набор для хип-хопа и вообще современной музыки.

• — На одной из ваших пластинок говорилось — и эта фраза была потом широко растиражирована, — что в ее записи не принимал участие ни один человек старше 21 года. У нового альбома тоже есть возрастной ценз?

— Ха-ха, нет, в этот раз свой вклад внесли люди разных поколений. Но на самом деле мы не имели в виду никакие цензы — просто хотели подчеркнуть, что все делаем самостоятельно.

• — И это по-прежнему так?

— В общем и целом — да. Мы сами пишем музыку, сами принимаем все судьбоносные решения — как она будет звучать, в каком стиле будет сыграна и тому подобное, — неизменно участвуем в дизайне обложек, в съемках клипов… Конечно, выпуском и дистрибуцией сейчас занимается лейбл, но нам повезло: этим лейблом руководят давние друзья нашего менеджера. Так что это не похоже на обыкновенный шоу-бизнес, никакого давления мы не чувствуем: вся творческая часть по-прежнему сосредоточена в наших руках.

• — Когда мы с вами общались в последний раз, вы с энтузиазмом рассказывали о новой пластинке, которую тогда еще никто не слышал. Сейчас есть о чем рассказать — из того, что планируется, но еще не осуществлено?

— Эээ… Ну, у нас пока нет четких планов — хотим продолжать писать музыку, ездить с концертами, может быть, немного посотрудничать с другими музыкантами. Вот недавно у нас вышел новый трек с Ghostface Killah, мы этому очень рады.

• — Сначала Tyler, The Creator, теперь Ghostface… пытаюсь мысленно дополнить ассоциативный ряд и понять, кто будет следующий.

— Ничем не могу помочь — разве что сказать, что ассоциативный ряд правильный. Мы же до сих пор фанаты хип-хопа: всякий раз, когда подворачивается случай поработать с читкой или с битами, — не можем его упустить.

• — Я, кстати, и по концерту прошлогоднему помню, как в один миг вдруг из колонок пошел довольно громкий электронный бит.

— Конечно. Мы используем электронику; в конце концов, нас же всего трое, и порой своими силами не удается достичь желаемого звучания. У меня есть пара семплеров, Мэтт, наш клавишник, тоже недавно раздобыл себе, и у барабанщика кое-что подобное имеется в загашнике. Это все хорошие штуки, но только если ими не злоупотреблять. Во главе угла, мы считаем, все-таки должен быть живой звук.