«Мы верим, что наша музыка особенная»: Young Fathers о СМИ и новом альбоме

• — Начнем с очевидного: что вы чувствуете после получения Mercury Prize за лучший альбом? Вы ожидали?

— Такого мы не ожидали. Просто хотели прийти и выступить, чтобы о нас узнало больше людей. Но не было ощущения, что мы ее не заслужили — об альбоме много говорили и мы чрезвычайно этим гордимся.

• — Вы вообще верите в награды и авторитетные СМИ?

— Мы в последнюю очередь думаем о том, чтобы быть клевыми, быть частью «элиты». Мы эгоистично делали «Dead» для себя. При этом именно для этого мы выпускаем альбомы, а не храним их в студии. Мы выпускаем музыку для того, чтобы люди сами сложили о ней мнение и увидели в ней то, что они хотят увидеть. Мы верим, что наша музыка особенная. Люди могут реагировать, как хотят. Если людям из так называемых «медиакругов» нравится — они ее берут. Если не нравится — не берут. Мы не очень волнуемся по этому поводу. Но внимание к нашей музыке приятно, это безусловно.

• — Вы очевидно не хотите быть ни на кого похожими. Но на любого современного артиста повлияли другие музыканты, будь то современники или люди из прошлого. Можете назвать наиболее сильно повлиявших на ваш стиль артистов или альбомы?

— Мы всегда называли себя губками: с 14 лет мы впитывали в себя абсолютно разную музыку. Казалось, что мы должны стать не просто группой. Самым важным для нас сразу было оставаться сами собой и выражать себя настолько хорошо, насколько мы можем, быть искренними в этом.

• — Но все же у вас есть любимые музыканты или пластинки?

— Да, если честно, всех не перечислить. Мы слушаем многих исполнителей и иногда даже не знаем, откуда они родом. Например, если углубляться в архивы африканской музыки — ты получаешь суть, общее ощущение от музыки и ценишь ее за это. Чувствуешь, что можешь что-то почерпнуть из нее. Имена многих артистов мы даже не можем произнести, но нам нравится их музыка и это делает их не менее важными, чем тех артистов, имена которых вы постоянно слышите по радио. Недавно мы с парнями говорили о гламурной стороне музыки. Люди больше не обращают особенного внимания на саму музыку. Важно то, сколько у тебя фолловеров. Упоминали ли тебя на Pitchfork. Если про группу писали на Pitchfork, это сразу повышает уровень доверия к ней, автоматически делает ее заслуживающей внимания. Но можно проникать в неизведанные территории и открывать для себя музыку, которая превосходит все это. Часто было так, что нам нравилось то, что мы услышали абсолютно случайно. Просто кто-то сказал: «слышал этого?». Или находишь в пластинках родителей винил под слоем пыли и думаешь «боже, это потрясающе, почему я никогда об этом не слышал?!».

• — Что же тогда насчет радио?

— Не знаю как в России, но в Великобритании если ты включаешь поп-радио, появляется ощущение, что ты слушаешь одну и ту же песню из раза в раз. Они копируют друг друга. Радио играет одноформатные песни и если это единственный канал, который связывает человека с музыкой — складывается предвзятое мнение о том, что музыка звучит именно так. Если она звучит не так — это не музыка. Очевидно, что должен быть контроль качества: музыка может быть нестандартной, а может быть дерьмовой. (смеется) Но долг радио — ставить разноплановую музыку. Это важно для культуры. Это важно для музыкантов, которым вбивают в голову, что они должны повторять за кем-то, а не вносить новшества.

• — Вы сейчас записали новый альбом. Насколько ощутимо влияние Германии, более качественной студии? В одном из интервью вы упомянули, что в Эдинбурге студия была без окон.

— Эдинбургская студия была в порядке. Просто мы всегда стараемся выйти из зоны комфорта — и это наверняка слышно в музыке, которую мы делаем. Иногда ты просто должен заставить себя и посмотреть, как далеко ты можешь зайти. В такие моменты делаешь по настоящему прекрасные вещи или открываешь что-то, что никто до тебя не открывал.

• — В чем отличие нового альбома от предыдущего?

— Мне кажется, что каждая наша запись разительно отличается от предыдущей. Это как когда ты читаешь книгу, она тебе очень нравится и ты говоришь «о, черт, я хочу продолжение». Я всегда рассматривал «Tape 1» и «Tape 2» как части одной книги. Несмотря на то, что время и место действия другие — это все еще часть одной книги.

• — На своих предыдущих альбомах вы обходились без приглашенных музыкантов. Планируете поработать с кем-то?

— Если это необходимо для песни. Мы всегда отталкиваемся именно от песен. Если в песне должен петь только один из нас — так и будет, мы не эгоистичны в этом плане. Например, делали ремикс на песню Трики «Nicotine Love». Общаемся с ребятами из Massive Attack. Недавно мы были на конференции в одной из школ Эдинбурга: парень с девушкой из Южной Африки рассказывали о проблемах своего региона. Перед этим они выступили с собственной музыкой, мы впечатлились и позвали их записаться. В студии никто не ожидал, что вокалистка споет все идеально с первой попытки. Такие вещи происходят случайно. Мы не зарекаемся от коллабораций, просто пока не чувствовали, что это было нужно в наших предыдущих песнях. Пока мы очень самодостаточные. Если все получилось отлично — ты знаешь, что сделал это сам. Если провалился — это твоя вина. Несешь ответственность сам за себя. А еще мы одержимы желанием все контролировать. (смеется) Идеями нужно делиться друг с другом, а не прятать их в себе. В своей музыке мы делимся идеями со всеми, кто ее слушает. Мы с тобой говорили о Pitchfork и всех этих модных сайтах, говорили о политике радио. Нам кажется, что все должно быть открыто, все должно находиться во взаимодействии и ничего не должно запрещаться. Но это едва ли случится — людям проще, когда все классифицировано. Людям проще, когда им говорят, что любить.

• — Со второй попытки вы наконец доберетесь до Москвы с концертом. Есть какие-то ожидания?

— Честно говоря, когда я делаю предположения о каком-то месте, то всегда оказываюсь неправ. Мы хотим приехать с чистым листом и посмотреть, какую картину обрисует нам Москва.