«Мы начали с чистого листа»: Катя Павлова о новом альбоме, джазе и концертах

• — Я начну с вопроса, который зададут не раз и не два: когда пришел тот момент, когда стало понятно, что пора возвращаться?

— Тут история практически романтическая. Я была на испанском берегу в романтическом путешествии, принимала ванну. И то, что пора делать группу, я знала давно. Просто не понимала, с кем. А тогда я поняла — точнее, вспомнила, — что все можно и бояться нечего. Как только вернулась в Москву, мы начали, это где-то в мае все произошло.

• — То есть с группой уже все делали?

— Да.

• — А песни — какой из них процент новых?

— Примерно пополам. Я даже сначала думала, что так и будет с альбомом: первая часть из старых, вторая — из новых. Потом, когда мы взялись за аранжировки прежних песен, для меня это стало одной историей, все сложилось. С теми, что записаны давно, было страшно поначалу.

• — Понятно, что многое произошло с того момента, как вышел предыдущий альбом. Но как теперь различаются между собой ваши группы? Вместе с Alpha-Beta и «Окуджав».

— Для меня это все очень разные истории. Я хорошо понимаю, что я делаю здесь, а что — там. И ответственность везде разная. Понятно, что «Обе две» — это полностью моя история, потому что кто пишет песни, тот и главный.

• — То есть «Обе две» сейчас снова становятся главным проектом?

— Мне сейчас нужно записать альбом, свести его, собрать программу, научиться всем вместе играть и сделать шоу, а это занимает все мое время и требует полной концентрации. И понятно, что, когда в «Окуджав» нужно записать три песни, Вадик-то (Королев, «Окуджав». — Прим. ред.) следит, чтобы я и бас не забыла взять, и просто мне говорит, где и во сколько я должна быть, да еще десять раз напоминает. Это было ожидаемо, все понимали, что это такой период. Я люблю жить дома и выезжать на три концерта максимум — мне нужно по земле ходить. Мне нужно ходить по своему дому. Это место силы. Вот я жду, когда это время настанет, и тогда я снова смогу заниматься на басу. С одной группой сыграла, потом с другой. Ну и вот.

• — А Alpha-Beta сейчас в приостановленном состоянии?

— Alpha-Beta изначально совместный проект. Все понимали, что когда-нибудь я все равно займусь «Обе две» и весь ресурс пойдет туда… И поэтому мы с ребятами сразу договорились писать: «feat. Катя Павлова». Хотя этот момент обсуждался серьезно и долго. Я бы с удовольствием с Alpha-Beta раз в пару месяцев выступала, но мы живем все в разных городах. Три человека в разных городах, у всех какие-то более важные дела. Поэтому это только и может быть таким приятным событием, не слишком регулярным. Такая природа у этого проекта.

• — Кстати, почему так вышло, что вас пригласили выступить в Норвегии — и это будет премьерой программы?

— Это случайность. Когда только начинала репетировать с группой и было понятно, что альбом будет, но не было понятно, когда и что… В общем, пришел запрос из Норвегии, нас пригласили на этот фестиваль, и там-то как раз дата была обозначена. Мы сказали «да», но где-то в ноябре я поняла, что это будет первое выступление. Просто по срокам мы не успели бы здесь. Но мы решили — почему нет? Мне нравится: такое хорошее превью.

• — То есть исходя из того, как там примут…

— Да, это такой тест-драйв. (Смеется.)

• — Но ничего срочно менять не будете?

— Нет. Ты знаешь, все эти решения принимались еще, наверное, в декабре. Сейчас уже поздно, да и не хочется.

• — Вообще, новый альбом довольно сильно отличается от первого. Но почему настроение у него получилось именно таким, более мрачным?

— Грустный, да? Мне и самой кажется, что грустный, но я же не знаю, как это со стороны. Самой-то мне сейчас не грустно. Там добрая часть материала отрефлексирована. Это моя психотерапия. Ну, наверное, у всех так. Мне теперь от него прямо хорошо. Я тот альбом и те песни писала в 2009-м. Сколько мне было лет? 23–25. Я же… взрослею? Надеюсь. Не знаю. (Смеется.) Просто другие какие-то вещи в тебе начинают работать.

• — Но в плане музыки вы уже все вместе делали, значит?

— Я, конечно, сейчас больше прикладываю свои силы к аранжировкам. Конечно, одна я не сяду и все не напишу, но теперь я лучше понимаю, чего хочу. Оставляю за собой право последнего слова. Не знаю, почему я этим не пользовалась прежде, но я не обладала в первую очередь уверенностью в себе, не знала, что можно просто взять и сказать: «Я так хочу. Будем делать так». Но у нас такая любовь сейчас в коллективе. Главный по аранжировкам, по саунду, по всему у нас Данил (Шайхинуров, участник «Окуджав», La Vtornik, теперь и «Обе две». — Прим. ред.), конечно, я понимала, зачем его зову. И все хорошо друг друга чувствуют, в одну сторону смотрят. Но, если мне что-то претит, я говорю: «Нет, так не пойдет. Давайте сделаем вот так и так». Я, знаешь, на пальцах объясняю, танцую что-нибудь. Ребята понимают.

• — То есть это все на каких-то ощущениях построено.

— Да. Я музыкальную грамоту знаю на уровне тоника-субдоминанта-доминанта, но дальше уже нет.

• — Были ли вообще какие-то точки оттолкновения в звуке? Чем-то вы вдохновлялись?

— Я не люблю референсы. Вообще ни в чем. Я понимаю, что весь мир так работает. Что так проще и точнее. Но я не могу. Мы, наверное, месяц все пытались смириться, что референсов не будет. Ну и как-то пришли к этому. Я говорю: «Мне здесь нужно, чтобы шел поезд. Ты стоишь, а поезд идет».

• — Но это разве не референс?

— Да, точно. Кстати, вот у нас какое правило выработалось. В качестве референсов можно приводить картины, спектакли, книги — только не музыкальные произведения. Хотя написанные в прошлом веке тоже можно приводить в пример.

• — А еще что-нибудь? Допустим, одежда?

— Это естественно. Я так в основном и разговариваю с ребятами.

• — А что еще бывает, кроме поезда?

— Ну у меня же нет такого примера. В тот момент, когда создается песня, я понимаю, чего хочу, — и сразу говорю. В «Моряках» мы тут меняли аранжировку, но несильно, кстати, поменяли. «Девятый вал» у нас там есть. Вот так и разговариваем. (Смеется.)

• — На концертах, получается, будут и старые песни, и новые? Ничто не забыто?

— Я понимала, что есть песни, которые я не имею права не играть. Но я не понимала, как я их буду петь, потому что я не слушала альбом три года. Я писала все это сто лет назад и, когда пришло время их послушать, за голову-то и взялась: «Как, ну как так можно было? Не понимаю». Но мы умышленно начали с ребятами с самого нового материала. Чтобы все с чистого листа, чтобы была девственная группа. И пока мы делали песни, мы поняли, куда это все идет, как это звучит, что мы за группа, — и было проще это переделывать. Взяться за старые песни и просто сделать так, как нам хочется. Правил не было. Единственное, что я говорила: «Вот этого куска в песне точно не должно быть, а этот точно нужно сохранить».

• — Каково было спустя такое время послушать альбом?

— Я сначала очень испугалась. Подумала: «Все так любили эту группу… Почему?», а потом вспомнила, что мне же и лет было поменьше. И музыка была тогда другая. Наверное, это нормально. Это же все равно что послушать, как тебя родители в 12 лет записали на микрофон. Все равно странновато, но ничего. Я думаю, что я этот альбом послушаю и полюблю через 10 лет. Будет очень трогательно и хорошо.

• — Но почему именно 10?

— Ну, я пока строга к себе. Я думаю, что все равно — хоть это и было пять лет назад — можно было и получше постараться. (Смеется.)

• — Довольно-таки удивительная ситуация выходит: «Обе две» — одна из немногих русских групп, которая возвращается через долгое время и про которую не нужно объяснять, кто это и что это… Ничего такого нет. Есть ощущение, что просто вы вернулись, — и все?

— Так и есть. Этот вопрос меня беспокоил в тот момент, когда я распустила прошлый состав. Таня Журавская, моя подружка и мой директор, — я не знаю, она тогда мне врала (во благо, конечно) или нет либо она правда обладала этим знанием, — мне сказала: «Катя, я точно знаю, что, даже если ты сейчас не будешь 7 лет ничего делать, ты все равно запишешь второй альбом. И это будет нормально и уместно. Успокойся». И я ей поверила. Хотя все вокруг — и близкие, и люди из музыкальной сферы — говорили: «Ты даже не можешь себе позволить полгода молчать. Тебя все забудут». Я пока, кстати, не знаю. Концерта-то же еще не было. Может, никто не придет.

• — Но на клип же вроде отзывы были.

— Мне кажется, мало просмотров у этого клипа, хотя я очень его люблю. У меня нет к нему вопросов, нет сомнений. Это же поп-продукт. Поэтому я не понимаю, почему там маловато просмотров. Но вообще я в этом не секу.

• — А как на альбоме появился кавер на Кристалинскую?

— Я человек неэрудированный, это известно очень давно. Вот Игорь Григорьев на сегодняшний день — мой проводник. И он показал мне эту песню. Я сошла с ума, поняла, что мне надо эту песню спеть. А когда получилось, решила, что поставлю ее в альбом.

• — Почему он получился таким кратким, лаконичным?

— Понятно, что у Таривердиева все гениально. Я поклонница, так жалею, что мы не сверстники. В моем случае какие-то излишества помешали бы песне. Оркестровку мы бы все равно не сделали. И вот Данил сидел со мной на кухне и на гитаре подбирал аккорды. Я говорила: «Это да. Это — нет. А вот это запомни!» Потом мы услышали и поняли, что это такой набросок. В конце альбома ее поставить — это как после трех лет сыграть в Норвегии на фестивале… Это мазок, это не точка.

• — Эпилог.

— Я еще хотела написать на диске где-то: «Помню, как ты пила колу. Я и не знал, что если кто-то пьет колу — это прекрасный стих». Я подумала, что столько авторских взносов не осилим, поэтому мы оставили Бротигана на потом.

• — Я помню, что песню «Пачка» сравнивали в хорошем смысле с какой-то эстрадой. И вот эстрада возвращается в виде Кристалинской.

— Я мечтаю, чтобы меня наконец восприняли как эстрадную певицу.

• — Но при этом в основе своей альбом не очень эстрадный.

— Смотря что эстрадой считать, наверное. Мне кажется, это поп-музыка.

• — Это поп-музыка, просто эстрада — это скорее «Песня года-79».

— Вот я в ту сторону и иду. Дойду рано или поздно.

• — Получается, мечта — это оркестрованный альбом?

— Я еще маленькая для такой амбиции, наверное. Я не знаю, будет ли это вообще. У меня мечта — выступить когда-нибудь со скрипачами и гобоистами. Данил часто хочет, чтобы в песне звучали эти инструменты, и в силу обстоятельств делает их на компьютере — а мы ему радость принесем [таким образом].

• — С момента выхода дебютного альбома очень сильно изменилось количество девушек-музыкантов на местной сцене. Есть ли такое ощущение?

— Я не готова себе эти заслуги присвоить. (Смеется.) У меня есть такое ощущение, но я не знаю, с чем это связано. Я не думаю, что стало больше девушек-музыкантов — их стало больше на условной инди-сцене, а так поющих женщин было много всегда.

• — А есть ли кто-то наиболее близкий по духу?

— Мы встречаемся с группами только на фестивалях. Я группу On-The-Go в глаза узнавать стала только летом — и то когда мы с «Окуджав» выступали. Мне немного стыдно за это, потому что, наверное, должно быть по-другому. Я прямо приезжаю, пою и уезжаю. Это не снобизм, я правда не очень интересующаяся. Я слушаю только джаз на пластинках. Или что-то, что мне Данил дает послушать изредка. Ну или если мы с Вадиком вдруг дома и у нас общий выходной, он что-нибудь включает и мы занимаемся спортом под эту музыку.

• — А из старого джаза что?

— Я пока попсовое что-то слушаю. Элла Фицжералд, Чарли Паркер, Гиллеспи и Колтрейн. А мне больше не надо пока. Это мои друзья, я понимаю, что они говорят, хотя я не знаю ни слова по-английски, там вообще текстов очень мало. Может, только у Эллы. Но я понимаю все, что они делают.

• — Но при этом у «Обе две» на текст большой упор.

— Это мой способ выражать жизнь. Если бы я умела так с саксофоном обращаться, то был бы джаз. Но мне нравится работать со словом. На самом деле я мало пишу. Все, что я пишу, становится песнями, которые все слышат, у меня мало в столе. Мне надо все делать точно.

• — То есть нет никаких заготовок?

— У меня бывает такое: появляется строчка, три, а потом я понимаю, что это одна песня. У меня есть набор каких-то маленьких набросков, но я их собираю и довожу до ума. Нет десятка плохих песен — иногда говорят, что надо написать сто песен, из них выбрать десять, и это будет альбом. Я за всю жизнь, наверное, столько не напишу.

• — А вообще какое сейчас состояние перед выходом альбома?

— Я очень устала. Мы очень много репетируем. Надо всем заниматься: как выглядит твоя обложка, каким цветом будут написаны буквы, вовремя ли это будет сделано, отслушивать ли мастеринг, а на уровне мастеринга я вообще ничего не понимаю. Мне даже говорят: вот первый вариант, а вот второй — и я не понимаю, где какой, а все равно ответственность на меня. У нас практически каждодневные репетиции. Вообще, у меня сейчас довольно нервное состояние. Я валерьянку запиваю кофе. (Смеется.)

• — А будет ли какое-то облегчение после первых концертов?

— Это то, чем я живу. Это то, что меня держит на ногах. Норвегия не даст облегчения, потому что там только часовая программа, а мне надо часа полтора. Так что, наверное, только после 8 или 9 марта оно появится.

• — К слову о первых концертах: я был на первом петербургском, и зал был битком тогда. Я никогда больше не видел в Fish Fabrique столько людей.

— Его собрать не сложно, а вот что мы будем с «Космонавтом» делать — это меня беспокоит. Мы собрали один раз. И сейчас решили рискнуть.

• — А чего больше: риска или страха?

— Мне нельзя позволить себе бояться, потому что я главная. Если я буду бояться, все будут бояться.