«Музыка служит местом, в которое можно направить гниль»

• — Поп-музыка, от фольклора до Рианны, всегда обращалась к темной стороне жизни — как вы думаете, почему?

— Страдания и смерть — одни из немногих вещей, про которые с определенностью можно сказать, что они есть. Мы не хотим, чтобы так было, но они есть. Может быть, такая музыка помогает нам лучше представить себе их реальность, принять ее. Может быть, благодаря ей неотвратимая конечность жизни кажется не такой абсурдной. Может быть, дело в том, что большинству людей просто идет черный.

• — Я сейчас написал «всегда», но при этом многое же изменилось. Сейчас, простите, длинный вопрос будет. Вот можно взять две песни, на которые вы делали каверы, — «Four Women» Нины Симон и «Only Girl» Рианны. Первая, гораздо более сдержанная в выражениях, — протест против сексуальной объективации; вторая, гораздо более развязная, — ее торжествующее приятие. Мне показалось, что вы о чем-то таком поете в «Bitter Melon». Эффект «молотка из лилового дерьма»: героиня Рианны думает, что это ее фантазия и что она свободна, но на самом деле это чьи-то еще фантазии, в нее «вколоченные».

— Это очень интересное наблюдение. Для меня это все немного не так, но я рад, что вы в этом что-то видите. Когда я делал кавер на «Four Women», я, можно сказать, хотел воздвигнуть аудиохрам в честь Нины и того, с какой прямотой и как красиво она говорила о политике в своей музыке. Еще я пытался передать гнев этой песни, но мне, белому мужчине, родившемуся в Калифорнии в 1978-м, конечно, и близко к этому не подобраться. А «Only Girl» для меня связана с одной ночью, когда я танцевал в лесбийском баре, — это было на юге США, то есть в очень консервативной части Америки, где исторически враждебно относятся к геям. Когда заиграла эта песня, танцпол заполнился девушками, которые пели ее, изменяя слова, делая из нее квир-версию. Прекрасно было видеть, как они любят друг друга и как приспосабливают эту песню под себя. Кавер — это мое посвящение им.

• — А расскажите еще об альбоме «Nina» — вы на нем, кстати, как никогда близко к микрофону поете.

— Да. На этом альбоме я вдруг запел по-другому. Не уверен, чей голос это был. Ну а Нина Симон потрясла меня тем, насколько она была технически виртуозна, политически активна, красива и совершенно невообразима. Я люблю ее за то, что у нее все всегда было по-настоящему, она никогда не оправдывалась, сильно рисковала и вообще была невероятно сильным человеком.

• — Давайте об «Angel Guts» поговорим. Это, по-моему, ваш самый не-поп-альбом, самая резкая ваша работа, я бы сказал, ваш «The Drift».

— Я люблю Скотта Уокера. Определенно, его музыка повлияла на этот альбом. Так же как музыка NEUBAUTEN (орфография Стюарта сохранена. — Прим. ред.), Suicide, Нико и Kraftwerk. На наших последних нескольких альбомах был очень насыщенный и сложный поп. Нам показалось, что пришло время сделать что-то настолько простое, раздолбанное, насколько возможно. Я по-прежнему люблю поп-музыку, но вот писать ее… Когда мы работали над этим альбомом, поп-музыка была чем-то вообще из другого мира. Мы пытались сделать такую безобразную, жестокую, дикую, увечную музыку, какую только могли. Это было отражением нашего состояния и того места, где мы жили.

• — В этом альбоме много Лос-Анджелеса?

— В нем глубоко сидят окрестности МакАртур-парка — большая часть альбома написана и записана там. Это место полно гангстеров, мертвых птиц, бездомных с вываливающимися глазами, наркоманов, храмов Санта-Муэрте, драгдилеров и доведенных до ручки чернорабочих-мигрантов. Большая часть песен была написана под впечатлением от этого места.

• — А кстати, с кем вы сейчас играете? Не сложно такие личные песни петь, когда состав часто меняется?

— Последний альбом мы записывали с Шейной Данкелман, Анджелой Сео и Тором Харрисом. На концертах мы сейчас играем вдвоем с Шейной. Анджела тоже собиралась поехать в тур, но в последний момент осталась дома из-за семейных дела. Но она по-прежнему в группе, просто еще какое-то время не сможет с нами ездить. К изменениям в группе трудно приспособиться. Трудно в достаточной степени довериться другим музыкантам. Мы с Шейной играем вместе с конца 2012-го, так что мы понемногу узнаем друг друга и отношения налаживаются, ну а Анджела — моя лучшая подруга, так что с ней у нас очень сильная связь. С другими, как, например, с Чесом Смитом, я работаю с 2002 года, так что мы друг друга тоже понимаем. Я много ошибался в людях, которые играли в Xiu Xiu, но так же часто оказывался прав в своем выборе. Средних составов никогда не было. Обычно или полный успех, или полная катастрофа.

• — Для вас выступления — что-то вроде личного экзорцизма?

— Нет, экзорцизм что-то изгоняет, а тут ничего такого не происходит. Музыка никоим образом не очищает меня от гнили, но она служит местом, в которое эту гниль можно направить.На концертах мы скорее изо всех сил пытаемся сделать что-то, что может тронуть слушателей, — обычно безуспешно, но цель у нас такая.