«Это такой эскапизм»: Муджус об эйсид-хаусе, сцене и России

• — Как твой преданный слушатель я, конечно, несколько изумлен твоей траекторией. То были песни, потом техно красивое, потом практически академическая музыка, а теперь, значит, эйсид-хаус. Как это вообще понимать? Это такая стратегия — постоянно совершать марш-броски на новые территории?

— Это новые территории с точки зрения работы, но не слишком новые с точки зрения намерений. Я почти уверен, что в каких-то старых интервью упоминал, что буду делать эйсид. Ну или, во всяком случае, я это имел в виду. Мне всегда хотелось поиграть эйсид, потому что я фанат, — ну вот так вышло, что я добрался до него сейчас (и, на самом деле, на данную секунду вопрос с ним для себя закрыл). Наверное, это может вызвать некий дискомфорт у слушателя, но я тоже заложник самого себя, в сущности, тут нет моего особого выбора. Это более честная позиция в конечном счете — не становиться обслуживающим персоналом и делать то, что получается, на что есть настроение. Речь же о поисках. Но как потребитель я людей могу понять — ну да, ты приходишь получить нечто, а получаешь черт знает что. Хотя раньше, надо сказать, агрессии было больше, и приказывали мне раньше больше. В этот раз я много саппорта почувствовал, притом что бросок очень ощутимый.

• — Какова твоя история отношений с эйсид-хаусом? Чем он тебе так мил?

— Я очень много его слушал, это музыка, которая определенно поучаствовала в моем эстетическом становлении. И мне нравится, что это такой эскапизм в некотором смысле. То есть общественный фокус на эйсид то настраивается, то уходит, но в целом-то это музыка, которая звучит всегда достаточно одинаково и всегда нормально. И логика построения, основанная на 303-м (синтезатор Roland TB-303. — Прим. ред.), — это отличное архитектурное упражнение. Не все треки построены на этом принципе, но это важный момент — хотя все равно в моем случае это эклектика и интерпретация. В каком-то смысле это звучит так, как я бы записал это все раньше, просто добрался только сейчас. 

• — Что за логика построения?

— Ну смотри. Все эти субкультурные вещи зачастую заведомо обусловлены определенной архитектурой, то есть некая логика заложена в ядро построения композиции. Ну это как джангл весь держится на трех семплах. С 303-м отдельная забавная история. Одни люди спроектировали устройство, предполагая, что оно заменит басиста, но оно оказалось неприемлемым не только для обывателя, но и по большому счету для музыкантов. То есть ты там должен сначала прописать на слух 16 нот, не слыша их, потом 16 акцентов и слайдов, потом 16 пропусков — это невозможно, непонятно, каким мозгом надо обладать, чтобы удержать все эти позиции в голове. В итоге получились все эти нелогичные паттерны, которые ты бы никогда не сделал другим образом, если бы слышал и понимал, что делаешь. И на основе этих нелогичных узоров через какое-то время возникла музыка. Отсюда и эскапизм. Это не про тренды и не про актуальность — эйсид-хаус статичен по большому счету, и я тоже не пытался его как-то специально обновить. Он ближе к ортодоксальной электронике, в которой структура очень зависима просто от архитектуры того или иного устройства. И мне просто хотелось записать этот синтезатор в этой структуре; это, если угодно, моя личная заморочка.

• — Интересно еще, что в этих упражнениях как будто почти отсутствует эмоция, тебе обычно свойственная.

— Тут слово «эскапизм» тоже подходит. Это своего рода отстранение, и я специально не вмешивал сюда какой-то чересчур аффективный подход. Это посвящение данному устройству, роботу, если угодно; для меня оно звучит, пожалуй, spacey.

• — Ты много играешь за границей — больше многих, во всяком случае. Насколько чувствуется разница в отношении здесь и там?

— Не так много, конечно. Ну каждый клуб на самом деле разный, и каждый город разный. Понятно, что есть базовые culture codes, и они тоже разные у Европы и Америки. Америка — более молодая культура, она больше про внешние проявления, там людям хочется больше событий, перемен, действий, движений. Условно говоря, если в Европе ты можешь играть 10 минут, потом включить хэт и это будет взрыв, то в Америке нужно как бы больше видимой работы.

• — Я скорее имел в виду, важно ли им, что ты из России.

— Не знаю. Не думаю, честно говоря. Мне самому важно, потому что есть какая-то определенная русская мелодичность, с которой мне интересно работать, — даже как с каким-то клише. Тот же «Cyrillic Acid» про это в большой степени.

• — Поскольку мы разговариваем в такие интересные дни (да и поскольку я вообще люблю про это спрашивать), не могу не поинтересоваться, насколько ты погружен в происходящее вокруг, насколько это на тебе отражается.

— Погружен, конечно. И я себя немного странно, конечно, чувствую, выпуская сейчас эйсид-хаус, — просто потому, что давно это запланировал. Мне кажется, выключиться из этого, даже если хотеть, невозможно, потому что все объекты, находящиеся сопредельно, отражают друг друга в той или иной степени. Можно сказать так: как и многие молодые профессионалы, просто боюсь, что рынок будет структурирован таким образом, что мои навыки окажутся не востребованы.

• — При этом есть ощущение каких-то параллельных реальностей, потому что та же электронная сцена только ширится, растет и развивается. У тебя есть такое ощущение?

— Да, абсолютно точно. Раньше, когда меня об этом спрашивали, я отвечал, что не слежу и что в поле зрения ничего не попадает. Сейчас я по-прежнему не слежу, но в поле зрения то и дело что-то врывается. Тот же «ГОСТ», да много вообще хорошего. Еще недавно спросили — мол, может ли приход «Boiler Room» повлиять на сцену? Но это неправильная постановка вопроса: на самом деле «Boiler Room» приехала потому, что сцена уже есть. Она растет, она разная, и это очень круто. Мы как-то все в последнее время обнаружили друг друга, есть много взаимной поддержки, и какие-то шестеренки внутри поколения начинают двигаться. Это реально радует.

• — Ты сказал, что вопрос с эйсид-хаусом пока для себя закрыл. Что тогда дальше? Какие  планы?

— Будет достаточно жесткое, но при этом мелодичное и более, что ли, понятное техно. Кроме того, у меня в работе рок — ну, в смысле, это я песни так называю, — но тут я тоже жду момента, когда он будет уместен. То есть вокруг происходят все эти события, и у меня есть ощущение, что вопрос пока открыт. Еще не все случилось, чтобы я мог сделать хоть какой-то вывод внутренний и что-то сказать.