«Чем больше людей, тем сильнее чувствую себя одинокой»: Даша Шульц о «Moloko»

• — Вы как-то говорили, что ваши родители решили, будто из вас хотят сделать группу «Тату».  Почему именно «Тату»?

Даша Шульц: (Смеется.) Не знаю, почему «Тату». Мне написал Ваня Белаш из «Снегирей» и сказал, что нужно встретиться с родителями и со мной и обсудить детали контракта. Я помню, как прихожу к родителям в комнату, они лежат, смотрят телевизор, и я говорю: вы знаете, тут такое дело — кому-нибудь из вас надо сходить обсудить детали контракта. И папа такой: так, какой контракт? Как «Тату», что ли?! Родители, конечно, сомнительно ко всему этому относились до того момента, как мама познакомилась с Олегом. Я была готова сразу все подписать, но, естественно, не могла этого сделать, потому что была несовершеннолетней.

• — В вашей жизни что-то изменилось после того, как вы подписали контракт?

Шульц: Когда я начала заниматься музыкой, вокруг меня появилось огромное количество людей, которые пытались со мной дружить. Но чем больше вокруг людей, тем сильнее я чувствую себя одинокой. То есть настоящих друзей у меня буквально несколько — все остальные знакомые. Но так и должно быть. Я знаю, что на друзей и семью могу рассчитывать. Они не пропускали ни один концерт, от них идет колоссальная поддержка; каждый раз, когда я выхожу на сцену, мне очень страшно. Когда я выступала на «Ионосфере», мне было настолько страшно… После концерта у меня была истерика, и хорошо, что там были мои друзья, которым я очень благодарна. 

• — А почему на «Ионосфере» так было?

Шульц: С самого начала, как я только зашла, я поняла, что мне не нужно здесь выступать. Это совершенно не та публика, которая готова меня воспринимать. Ну и я тоже была не очень готова к этому как-то в моральном плане.

• — Вам близки по духу какие-то российские музыканты?

Шульц: Никогда об этом не задумывалась. Ну у меня в плеере (Достает маленький айпод.) Яна Блиндер, «Би-2», «Аукцыон», Дельфин, Земфира, «Маша и медведи», «Мегаполис», какая-то песня «Наади», «Синекдоха Монток». Собственно, все. А, On-The-Go еще есть. 

• — Вообще, вы начали с того, что записывали каверы на английском. У вас не было мысли, что нужно сразу ориентироваться не только на местных слушателей?

Шульц: Я не готова была написать на русском, потому что когда пишешь песню на русском, то почти оголяешься — показываешь все, что у тебя внутри. В какой-то момент я поняла, что песни на английском — это просто неинтересно. Ну реально. Я знаю случаи, когда люди пишут песни на английском предельно глупые, вообще без смысла, а другие стоят, слушают и качаются: да, да, это так круто! Ну, в общем, это вообще некруто. Я подумала, что все. И пришел момент, когда у меня прошел страх, и я написала первую полноценную песню на русском, «Убаюкай меня, мое горе». С нее началось все, а теперь получился первый альбом.

• — Почему он называется «Moloko» и название написано по-английски?

Шульц: Я песни пишу так — просто слышу, что у меня играет внутри, подхожу к пианино или гитаре и начинаю это записывать. И однажды утром я, опаздывая в школу, услышала эту песню внутри, подошла и начала играть. Я поняла, что не успеваю ее записать и нужно уходить, — так она у меня и играла целый день, пока я не села за пианино. В итоге получилось, что она называется «Moloko» — как только я закончила писать, ко мне сразу же пришло это название и я поняла, что это та песня, которую я так долго ждала, и что так будет называться первый альбом. А название я сразу написала на английском.

• — Вы окончили школу?

Шульц: Я учусь в ветеринарной академии. 

• — Какая специализация?

Шульц: Она будет на старших курсах. Сейчас — болезни мелких животных: кошки и собаки. Но я недавно увидела у нас коров, они такие милые. В общем, я всех люблю. Даже гусениц.

• — Получили золотую медаль, как хотели?

 Шульц: Серебряную.

• — Не сильно расстроились?

Шульц: Нет, мне вообще медаль была не нужна. Пусть будет для галочки.

• — Вы же планировали поступить на клинического психолога?

Шульц: Сначала — да. Мне нравится психология, но потом поняла, что люблю животных больше, чем людей. Поэтому надо идти на ветеринара.

• — Много времени остается? 

Даша Шульц: Вообще не остается времени на музыку. Учеба забирает все мое время: сейчас (разговор происходил во время ноябрьских праздников. — Прим. ред.) вырвалась и очень счастлива, что вырвалась. Вчера мы снимали целый день, занимались музыкой — я очень хорошо отдохнула.

• — Но у вас уже неплохие успехи, не думали забросить учебу?

Шульц: Нет. Мне мама сказала: учись и играй, занимайся музыкой, но чтобы это другому не мешало. С одной стороны, я человек очень творческий, у меня постоянно какой-то сумбур в голове. С другой — я минималист. Мне нужна какая-то платформа. Я не знаю, получится у меня с творчеством или нет. Как я уже говорила, я не верю в себя, поэтому мне нужна опора. Сначала я долго думала, кем я хочу быть, потому что долго занималась музыкой, и решила пойти на ветеринара. Я бы не хотела поступать туда, где мне не нравилось бы учиться. Сейчас все хорошо, но времени почти не остается. Музыка всегда присутствует в моей жизни.

• — Другие люди требуют от вас хотят какой-то амбициозности?

Шульц: Нет, никакой дерготни, ничего такого. Никакого давления. Олег Нестеров — чудесный человек: он меня направляет совершенно без давления. Я знаю, что я могу на него положиться.

• — Вы чувствуете себя самостоятельной? Даша Шульц — это только вы или целая команда? 

Шульц: Конечно, это целая команда. Мы записали альбом — это работа группы людей. С одной стороны, я себя чувствую самостоятельной, когда я пишу песни. Но когда мы работаем, мы команда.

• — Вообще, вы же сперва хотели записать альбом песен под акустическую гитару на айпэд. Зачем вам студия, другие люди, другие инструменты?

Шульц: Это дебютный альбом, поэтому нужно, чтобы получилось хорошо. Я решила подойти к вопросу серьезно.

• — А раньше было нехорошо?

Шульц: Раньше было нехорошо. Нужно переходить на другой уровень. Записывать дома на диктофон — это, конечно, круто, но к альбому нужно подходить серьезно.

• — Все музыканты, кто записывают песни под одну гитару, подходят к работе несерьезно?

Шульц: Нет, почему? Даже если бы был альбом, где я одна играю и пою, я бы все равно его записала в студии, а не на диктофон. Сначала я действительно думала, что сделаю все сама, своими силами, но потом решила, что, если хочу, чтобы был другой уровень, нужна студия.

Олег Нестеров: Было как — я подписал Дашу год назад. Я ее не теребил — она как-то внутренне произрастала. У нее была задача писать песни на русском языке. Наш интерес — это артист, исполняющий песни на русском или в крайнем случае на литовском или грузинском — короче, на родном языке. В какой-то момент Даша стала на меня обижаться: почему ничего не происходит, где концерты, почему я сижу в Питере?

Шульц: Я обижалась, а потом поняла, что нужен материал для того, чтобы играть концерты. Начала писать песни — они у меня копились, а потом я попросила помощи у Олега.

Нестеров: Где-то в середине лета пришло внезапно письмо от Даши: у меня есть достаточно материала на альбом, хорошо бы записать, может быть, у вас в студии какие-то студенты-стажеры помогут? Она прислала песни, я их послушал и отобрал, мне они понравились. Я, правда, написал ей, что мне была непонятна где-то гармония, где-то слова не нравились, где-то еще что-то. Даша опять пообижалась, но потом решила дальше пойти работать. (Даше.) Ты мне перечислила набор инструментов, который видишь. Что ты видела?

Шульц: Там была труба, аккордеон и стандартный набор типа бас-гитара, лид-гитара, барабаны. Но у меня не было представления о конкретной форме, о том, как это должно выглядеть. В итоге, когда я приехала на студию и мы начали играть с музыкантами, все встало на свои места. Идеи насчет аккордеона и трубы — это совсем лишнее. Все получилось аккуратно и красиво.

Нестеров: Скажи о том, что ты мне говорила, — что есть подход с точки зрения инструментов, а есть с точки зрения людей. Можно искать трубу с человеком — профессионального трубача, — а можно искать человека, который играет на каком-то инструменте и разделит с тобой музыку. Все, о чем ты мне говорила только что, — что у человека должна быть атмосфера, он должен чувствовать музыку, должен хотеть. И так я пригласил к записи музыкантов, которые почувствовали Дашину музыку. И пусть это был не аккордеон, не труба и частично ее требования были не удовлетворены — но мы сами вообще не представляли, что и как. Меньше всего нам хотелось делать какую-то инди-рок-запись, не дай бог. Очень не хотелось ту хрупкость, простоту, которая у Даши есть, терять. Поэтому мы сели в студию в кружок, и музыканты стали играть эти песни и отчетливо говорить, что важно, что неважно. (Даше.) Как было?

Шульц: Так и было.

Нестеров: Это твое интервью, а не мое.

Шульц: (Смеется.) Ну да. Действительно, я приехала, мы сели играть в кружок, чтобы посмотреть, как что выйдет. На демозаписи у меня были совершенно другие песни — я не знаю, как это объяснить… Я никогда не думала, что они могут получиться такими, какими получились. Когда я приехала на студию, все встало на свои места. Это была настолько потрясающая атмосфера, что, когда у нас были перерывы от студии, я не могла себе найти места, и я действительно себя почувствовала там, где должна быть.

• — Не секрет, что музыкантов и продюсеров часто бывают конфликты — а у вас все было радужно и прекрасно?

Нестеров: Во-первых, я не выбрал одну из ее любимых песен — «For Him 1». 

Шульц: (Cмеется.)

Нестеров: И я не выбрал «For Him 2». После того как мы начали работать, я однажды проводил Дашу до дома и спросил: а что еще есть из того, что ты хотела бы записать? Смотри, как пошло, — может быть, я что-то не учел? Даша говорит: ну конечно «For Him 2».  Вообще, в начале 2010-х мы на «Снегирях» начали работать по другому принципу. Когда мы с Шуриком Горбачевым сделали сборник «No Oil. No Stress. No Noise», на котором и The Retuses открыли, и многих других, то поняли, что не будем работать по старинке: вкладываться в продакшен, видеоклипы, очень денежные обязывающие пятиальбомые контракты — все должно быть легко, и артист должен приходить к нам уже со своим материалом. Зато и контракты очень лайтовые, и отношение лайтовое, и можем помочь, чем сможем. У нас появилась и Алина (Орлова. — Прим. ред.), и Mgzavrebi, и The Retuses, которые сами себе записывали альбомы, — и по этой дорожке Даша тоже должна была пойти. Но в какой-то момент я понял, что, прежде чем она запишет свой новый альбом, пройдет минимум лет пять. Ну три точно — пока она что-то не поймет как музыкант, пока не обрастет другими хорошими музыкантами, которые будут слушать ее песни, — и тому подобное. Тогда мы потеряем часть материала, который интересен в 18 лет, а не в 22. Возьмите Гоголя и зачеркните все, что он сделал до 25 лет, к примеру, или Пушкина. В итоге я выступил с инициативой, и коллеги по «Снегирям» меня поддержали: «Не, ребят, нужно вложиться в продакшен, давайте я тряхну стариной и поработаю в студии как продюсер» — чего я не делал десять лет, так как в студии занимался только собой. Меня это материал очень взволновал. В итоге я собрал под знамена тех музыкантов, которых посчитал подходящими для этой задачи. Я поклялся на крови своим соучредителям, что я не размажу это во времени, как когда-то давно это бывало — с Найком (Борзовым. — Прим. ред.) мы по году писали альбом, с Машей (Макаровой. — Прим. ред.) по полгода минимум, — и сказал: «Это будет наглый, быстрый продакшен, я за месяц успею». После того как Даша мне летом написала письмо, мы выбрали подходящий момент, она приехала в студию, нужно было не терять темп, и по первому отжиму мы очень легко к этому отнеслись, благодаря чему все и произошло. 

Шульц: Мне, в принципе, нечего добавить. Меня вот напугал в студии мой голос, когда я услышала его естественным, без всяких накладок. 

Нестеров: Ты имеешь в виду, без реверберации?

Шульц: Да, для меня это было очень странно, потому что мне вообще очень не нравится мой голос. Но в итоге мне очень нравятся сейчас все песни — я часто переслушиваю их дома, и они меня успокаивают, не знаю почему.

• — А раньше не нравились? Вы же и концертов много давали — странно выступать с песнями, которые не нравятся.

Шульц: Я что-то выкидывала в сеть, но не могу сказать, что слушала это и думала: вот это — оно. Мне не нравилось, как это было по звуку и качеству.

Нестеров: Даша мне сказала два часа назад, что она никогда в себя не верила. 

Шульц: Да, я до сих пор не очень в себя верю. Для меня вообще неожиданно то, что так получилось и что мы записали альбом. Это действительно было прекрасное время, и ощущения тоже незабываемые.

• — Я так и не понял, почему вы передумали записывать альбом акустических песен.

Шульц: Такое уже было. Я уже записала маленький альбом «Уют», потом еще маленький альбом английских песен. Я просто не понимаю, зачем записывать такой же материал не очень хорошего качества и чего я жду от всего этого. То есть я могу хоть сейчас сесть и напридумывать песен на альбом. Как я уже сказала, я решила подойти к этому серьезно. Это не значит, что мне совсем не нравится то, что я делала до этого, — было круто до определенного уровня. Так как я становлюсь серьезным музыкантом, я решила — зачем ограничиваться этими домашними записями.

• — То есть все-таки становитесь более серьезным музыкантом.

Шульц: Ну конечно. Я надеюсь, что да.