Андрей Бледный из «25/17» — о «Русском подорожнике», «Физруке» и национализме

• — Большой неожиданностью было услышать «25/17» во втором сезоне сериала «Физрук». И там еще есть персонаж Димас: рэпер, националист, ЗОЖ, футболка «Я русский». При этом он не положительный герой: идет по головам, кидает людей. Вас не задевает такой образ?

— Я пытался посмотреть первый сезон «Физрука», но на середине второй серии не выдержал. Выключил, стал смотреть английскую «Утопию». Потом к нам обратились люди, попросили песен для второго сезона. Деньги предложили небольшие, как наш гонорар за один концерт в Верхнесугробинске каком-нибудь. Мы своих слушателей «по человекам» собираем, «ловцы человеков», а сериал рейтинговый — кто-то услышит, заинтересуется, начнет искать наши песни, найдет и что-нибудь поймет. В идеале. В общем, мы согласились. И тут нам «ВКонтакте» стали писать разгневанные люди с коловратами и картинками разной степени суровости витязей на аватарах (видимо, защищающими их аккаунты от владельца этой сети — Алишера Бурхановича Усманова). Суть претензий: как вы могли, это очерняет светлый образ русского националиста, мы не такие, мы между подходами к брусьям обсуждаем труды Ивана Ильина и Михаила Меньшикова, а вовсе не барыжим травой и спайсом. А если серьезно, то ходить в футболке «Я русский» в 2014 году — это как-то чуть-чуть смешно. И тут адепты турника и коловрата мало чем отличаются от своих оппонентов с принтами «Курдюкустан» — у тех тоже отсутствует самоирония, все максимально серьезно, кругом враги, и всем надо демонстрировать свой тестостерон. Раз русский национализм в опасности, надо будет все же заставить себя посмотреть этот сериал, а то мы все делами занимаемся, своих белых детей воспитываем, чужим помогаем, нам некогда телевизор смотреть.

• — При этом «Физрук» такой мощной объединяющей силой стал в России, как «Во все тяжкие» практически. Как думаете, почему?

— Сравнивать «Физрука» и «Breaking Bad» — это как сравнивать Metallica и «Коррозию металла». Что заставляет людей слушать эти группы? У одних крутая музыка, у других голые девки на сцене.

• — Ну они как минимум оба ставят важный вопрос: что значит быть настоящим мужиком в XXI веке? А как вы на него отвечаете?

— Отвечать за слова, заботиться о близких, жертвовать собой ради других. Как Иисус Христос.

• — У вас, собственно, осенью вышел свой мини-сериал — видеоверсия альбома «Русский подорожник». Получился местами светлый и добрый, но еще и страшный фильм о России. Это видение режиссеров проекта или ваше?

— Сперва были написаны песни, они задавали настроение, но каждый режиссер привнес что-то свое, конечно же. Мы не хотели нарочито показывать «немытую Россию» и не создавали для этого каких-то специальных декораций. Просто приехали в город Можайск, что под Москвой, и там снимали. Каждый альбом мы выстраиваем, как книгу. Или в данном случае как фильм, состоящий из новелл. Я обратил внимание, что для людей верующих, которых в России часто называют религиозными, альбом получился вдохновляющим. Они в нем увидели надежду. Для атеистов и для формально верующих — тех, кто в церковь ходит только по праздникам, — «Русский подорожник» — мрачный и беспросветный. Возможно, они ищут счастье в материальном мире, где его крайне мало. Здесь война, тюрьма, болезни, смерть, зависть, ненависть и далее по списку.

• — Почти все истории сняла режиссер Юлия Ауг, но несколько достались Давыдовскому, Велединскому и Шорохову. Вам не казалось, что если бы Ауг сняла весь «Подорожник» целиком, получилось бы целостнее и концептуальнее?

— Или однообразнее. Большинство новелл мы придумали вместе с Юлией, но некоторые истории были вне ее реальности. Песни «Поезд» и «Зима-мама» по видеоряду, который на них просился, чисто Давыдовские. И никто другой с ними бы лучше не справился.

• — Эти новеллы напоминают плацкартные истории. Такие полубайки-полуисповеди, которые обычно рассказывают случайным попутчикам.

— Верно, я и сам такие слушал, путешествуя в поездах. Хотя меня больше трогают рассказы близких, потому что им веришь больше. Жанр плацкартных историй ближе к байке, хотя незнакомая компания и стимулирует на откровенность. Можно излить душу. Это вообще русский вариант походов к мозгоправу. Берешь три литра водки, покупаешь билет в плацкарт до Владивостока — и возвращаешься новым человеком.

• — Есть ощущение, что «Русский подорожник» окончательно изменил статус группы с субкультурного на массовый?

— Мне сложно взглянуть на все со стороны. Мы сначала сочиняли пластинку, потом сводили, писали сценарий, потом я присутствовал на съемках и монтаже, дальше начался тур, и мы поехали. Если измерять популярность количеством проданных билетов и новыми подписчиками в интернете, то группа, конечно, стала популярнее. А статус проверяется временем.

• — Есть мнение, что русский рэп как жанр более национален, чем русский рок-н-ролл; он говорит со слушателем на одном языке. Согласны?

— По мне, русский рэп как был пародией на негров в 99 случаев из 100, так ей и остался. Для меня удивительно, что в 2014 году люди делят музыку по жанрам. Рэп мы не слушаем, а рок слушаем. Ты смеешься, а у нас ни одного интервью не было, где бы нас не спросили, рэп мы или рок. Как тут отвечать? Неужели в Америке журналисты мучали, например, Зака де ла Роча из Rage Against the Machine такими вопросами? Вот вы, Зак, читаете рэп, а Том Морелло играет рок, что-то не сходится, как вас теперь понимать? Кинчев, кстати, еще в 1980-х использовал речитатив в песне «Тоталитарный рэп».

• — Миша Маваши недавно написал на своей страничке, что «рэп за правильный смысл умирает». Вы когда-то были частью этого тренда, но быстро от него отошли.

— Я Мише, как и всем остальным, еще два года назад об этом сказал: не обольщайтесь парни, добро не победило зло, да и мир вдруг не стал сознательным. В черной музыке тренды музыкальные. Сегодня они одни трещотки используют, завтра другие. В России же тренды смысловые. Одно время читали про «падики» и «дудки». На смену этому пришел антитренд про турники и ЗОЖ, завтра появится что-то еще. Это маятник, естественный процесс.

• — Гуф выжил, несмотря на смерть наркотического тренда.

— У Леши своя аудитория, он остался, а остальные пропали. Гуф — певец самого себя. У него большой опыт любви и ненависти с веществами. Его историям веришь. Наркотический тренд был мощной составляющей в его творчестве (он его и создал в принципе), но Лехин рэп и без него может прекрасно существовать. Если Леша в очередной раз заедет в рехаб, а потом начнет рассказывать, что ЗОЖ — это круто и его от турников, как от «быстрого», прет, его все равно будут слушать.

• — Ваш коллега Noize MC стал жертвой политических репрессий. По всей стране силовые ведомства рекомендуют организаторам не проводить его концерты и срывают уже организованные. Почему хип-хоп-комьюнити до сих пор не написало письмо в его поддержку?

— В России обычно рокеры своих защищают, у них больше солидарности. А если я не разделяю желание Нойза бегать с голой писькой по сцене, то я лучше промолчу. Не буду же я писать у себя на странице: «Каждый музыкант имеет право показывать свою письку! Никто у нас его не отнимет! Иначе за что мы в подъездах молодость убивали?» 

• — Вы официально объявили о решении отменить запланированный тур по Украине. Почему?

— Потому что случиться на концерте может всякое, а я не готов брать ответственность за своих музыкантов и за наших слушателей. Нам предлагали выступить на юго-востоке Украины, но мы отказались. По той же причине отменили поездку в Киев — один из наших любимых концертных городов.

• — Еще вы не захотели сниматься в сюжете Первого канала, посвященному ополченцам, слушающим вашу музыку. Свое решение вы мотивировали тем, что не хотите ассоциироваться с войной и занимать чью-либо сторону. Не было соблазна найти компромисс.

— Конечно, мы подумали, мы же не истерички — услышали Первый канал и сразу: «Нет, Сатана, мы не пойдем к тебе в передачу!» Если бы мы в этот агитпоезд запрыгнули, возможно, что он нас домчал бы куда-то повыше, к кормушке. Мы не такие шумные, как Нойз, и не такие старые, как Макаревич, нас знают гораздо меньше людей, нас нет смысла показательно пороть за отказ от сотрудничества с машиной госпропаганды. Я в отличие от жителей фейсбука профан в геополитике, мы на стороне тех мирных граждан, женщин и детей, которые гибнут, пока делят территорию, на которой они живут.

• — В «Русском подорожнике» привлекает внимание новелла «Последний из нас», опирающаяся на библейскую историю о Каине и Авеле. Многие разглядели украинский след и намек на братоубийственную войну. Вас даже назвали провидцами.

— Мы начали работу над альбомом в 2013 году, в январе 2014-го закончили его сочинять. Сначала записали его в демоварианте, потом переписали на чистовую вокал и инструменты, мы у Константина Кинчева эту практику подсмотрели. Тогда о столкновениях на юго-востоке Украины и речи не шло, даже еще на Майдане ничего не произошло. 

• — На ваши концерты по старинке заглядывают силовики из отдела по борьбе с экстремизмом. Но если раньше в песнях «25/17» хватало бунтарства, то сейчас они стали философскими. Устали бороться?

— Скажу так: мы живем здесь, хотим жить здесь дальше и надеемся, что наши концерты не будут запрещать; надеемся, что нам не придется отсюда уезжать. Знаешь, я сейчас приведу пример. Он больше о локальном чувстве любви к родине, но тем не менее. Как-то я был в горах. Стоял, смотрел — ну надо же, думаю, как красиво! И в тоже время понимал, что вся эта красота не моя. Я когда приезжаю в Сибирь и еду с отцом и мамой через зимнюю тайгу, то сердце радуется. Есть ощущение, что здесь все мое... Папа, мама, елки, березки, друзья мои. Я это все люблю и хочу, чтобы все вокруг менялось в лучшую сторону. Но, как это ни банально звучит, изменения не произойдут из-за смены ключевых фигур в правительстве. Я в этом абсолютно уверен. Неважно, как зовут президента, Вова, Петя или Вася. Это никак не влияет на решение человека — убить своего соседа после литра водки или пойти к чужой жене. Разве глава государства их толкает на грех и преступление?