«Англичанам по карману ржавый микроавтобус — в Магадане можно застрять навсегда»

• — Диссертацию вы писали о Бродском. Почему вас заинтересовала современная российская независимая музыка?

— Я пришел к песням через стихи. Бродского я знал лично и даже перевел вместе с ним несколько его текстов на английский. Во время первых наших разговоров возникла тема влияния американского джаза на его ранние стихотворения. В юности Бродский втайне слушал дома «Голос Америки», где в середине 50-х шли джазовые передачи, и он признавался мне, что даже стремился отразить джазовые ритмы в ранних стихах. Об этом я и написал диссертацию в калифорнийском университете UCLA. Сейчас я работаю здесь же профессором одновременно на двух кафедрах — сравнительной литературы и музыкологии. Диссертация моя была косвенно связана с развитием тогдашней советской эстрады, и я переключился на эту тему. О советской эстраде я написал три книги: первый том начинается с цыганских романсов самого начала XX века, а третий заканчивается в начале 90-х. После того как я начал интересоваться более современными тенденциями, стало понятно, что писать о сегодняшних делах в академических книгах нет смысла, потому что они издаются очень медленно. Я создал сайт, чтобы хотя бы следить за тем, что происходит. Сначала я хотел просто толково писать о мейнстриме, о прайм-таймовой попсе. Но довольно быстро бросил, поняв, что будет гораздо полезнее и интереснее следить за независимой музыкой в маленьких городах.

• — Почему это? О мейнстриме с музыкальной точки зрения в России тоже мало пишут.

— Ну, я родился в Англии и вырос в эпоху постпанка, во времена расцвета независимых лейблов. Я знаю, какое большое они имеют культурное значение, и хотел бы сам разобраться получше в том, где, почему и как работают современные сетевые лейблы и какие есть интересные локальные сцены в русских, славянских или балтийских городах. А сейчас наступил момент, когда мне задним числом кажется, что у меня было слишком пассивное отношение ко всему. Сейчас мне хочется активнее помогать артистам.

• — Я помню, что несколько лет назад Far from Moscow был небольшим блогом с довольно мрачным оформлением, который иногда быстрее, чем русские СМИ, писал о новой музыке.

— Да, в самом начале это был скромный блог на платформе Tumblr, куда по техническим причинам можно было заливать по одному mp3-файлу в сутки. Это не самый удобный формат, конечно. Тогда все издавалось на компакт-дисках, и я часто ездил в Россию с пустыми чемоданами, чтобы собрать как можно больше материала. Со временем артисты начали сами присылать мне свои шедевры. Разумеется, сегодня я получаю все в цифровом виде. Когда блог стал сетевым журналом, я сделал географические и жанровые фильтры. А теперь, когда у меня появилась идея создать лейбл, мне нужно было встроить в сайт возможность файлы издавать и, может быть, даже продавать файлы, да и вообще связать его с другими платформами. Сайт, конечно, разросся. По нему сейчас разбросано 20 тысяч аудиофайлов, если не больше. Относительно недавно я получил грант, чтобы перекинуть туда все аудио с физических носителей, и я знаю, что в моем офисе на сервере есть, ну, миллион с лишним файлов. Иногда у меня даже возникает идея сделать потоковый аудиосервис, разумеется, с разрешения артистов. Я знаю, что в России летом якобы должен запуститься Spotify, они даже обратились ко мне, чтобы я им помог лучше понять, что происходит за пределами мейнстрима. У самых крупных московских агрегаторов, которые представляют прайм-таймовых артистов, в каталогах относительно мало песен. Вы это знаете лучше меня: одни и те же лица, одни и те же песни играют по телевидению и по радио с утра до вечера. Я боюсь, что когда Spotify откроется в России, там будет очень мало разнообразия и будет мало молодых групп.

• — Вы сказали, что собираетесь помогать артистам. Как именно?

— У меня очень много знакомых в Великобритании, Штатах и Канаде. Мне хочется получше рекламировать англоязычным изданиям современную российскую, вообще славянскую и даже балтийскую музыку. Очень мало тех, кто пишет о ней на Западе, а качество англоязычных текстов в рунете — это зачастую полный кошмар. Мне хочется плакать, когда я вижу, например, грубые грамматические ошибки на обложках. Это, конечно, полный … [конец всему]. Хотелось бы качественнее описывать сегодняшнюю русскую музыку для западной аудитории. Да, я этим уже занимаюсь, но я сайт никогда не рекламировал и не раскручивал. И если на каждой странице будет полноценный релиз, это пойдет на пользу сразу и сайту, и артистам.

• — Сейчас все, кто интересуется музыкой, существуют в интернете. Почему бы зарубежным музыкальным сайтам вроде Pitchfork или Fact не написать про достойные группы из России, если они действительно есть? Им лень искать музыку?

— То есть вопрос в том, кто виноват?

• — Примерно так.

— Мне кажется, проблемы в определенных стереотипах, которые ассоциируются за рубежом с российской музыкой. Есть, например, очень хорошее агентство More Zvukov, которое работает со славянскими музыкантами в Германии, в Голландии. Их позиция такова: «Когда надо букировать славянского артиста, бороться нужно с двумя стереотипами: типичный немецкий меломан считает, что это будет либо славянский фольклор, либо советский кич». Это печально. Я бы хотел, чтобы люди узнали, как много хорошего происходит на сегодняшней российской сцене. Без конкретных образцов, без лейбла, без эффективной раскрутки издалека убедить западного человека в том, что стоит за ней следить, сложно. И я не сказал бы, что западные журналы в чем-либо виноваты. Скорее мало кто эффективно занимается пиаром на Западе. Материалы в прессе о Восточной Европе бывают, но очень редко. Я помню, на Pitchfork был очень хороший обзор московской электронной сцены. Но это был мимолетный интерес. В Лос-Анджелесе мы иногда видим Pompeya, Tesla Boy и так далее. Но в основном тут бывают музыканты совсем другого поколения — Орбакайте, Галкин, Басков... Хочется наладить более тесные связи между Россией и западными изданиями. Раз уж этим никто занимается, попробую этим заняться я, да не прозвучит это слишком нагло.

• — У вас на сайте очень, очень много музыки. Даже слишком много, если уж совсем честно.

— Это актуальный вопрос. Этот миллион с лишним треков, у которых и метаданных-то общих нет, мало кому полезен, конечно. Сейчас это свалка, я это прекрасно понимаю. Мне нужна помощь, чтобы собрать эти метаданные и попробовать сделать потоковый сервис с новой музыкой. Посмотрим, получится ли. Вы, наверное, намекаете на то, что человек попал на мой сайт — и даже при помощи географических и жанровых фильтров ему все равно сложно разобраться, что хорошо, а что плохо?

• — Ну да, у вашего сайта другая функция. А вы хотите сделать его рекомендательным.

— Первые интересные мне группы рекомендовать было легко, потому что их было всего-то пара десятков. Сейчас их, по-моему, более двух тысяч из шести стран. Сайт посвящен двум рынкам: первый — Россия, Украина, Белоруссия, а второй — балтийский. И вы абсолютно правы, нужно сделать второй фильтр и сказать: ладно, вот вам двадцать (или пятьдесят) самых интересных групп. Собственно, с ними я и буду работать как лейбл. По двум причинам. Во-первых, у них есть резонанс дома, то есть они характерные представители чего-то. Во-вторых, они будут со мной, надеюсь, сотрудничать, потому что я считаю, что у них есть перспективы на Западе. Жанр, конечно, тоже определяет успех за рубежом. Вот в электронной музыке слов нет, а у хип-хопа или рэпа никаких шансов, потому что без хорошего знания языка почти ничего не будет понятно. Впрочем, я иногда сомневаюсь насчет англоязычных песен — носители языка в Великобритании или в Северной Америке очень избалованы и порой, к сожалению, снисходительно смотрят на попытки иностранцев петь по-английски. Стоит посмотреть на «Евровидение»: когда какие-то финны или португальцы поют на английском, это довольно быстро становится предметом жесткого или даже беспощадного юмора.

• — Вы же не получили ни копейки за то, что делаете.

— Да, этот миллион треков я сам либо купил, либо собрал во время частых поездок туда-обратно в Россию. Я взялся за это дело, потому что сам хотел разобраться во всем, и был приятно удивлен количеством интересных точек на карте. Сейчас меня постоянно просят открыть лейбл или концертное агентство. А я бизнесом не занимаюсь. Я никогда не относился к этому как к бизнесу. Работа у меня есть, зарплата у меня есть. Может быть, суть именно в том, что у меня есть профессорская должность — и она дает мне двойной стимул. Я превращаю то, что есть на сайте, в лекции. Например, когда у меня идет курс «Музыка и интернет», тема пиратства всплывает часто. Как это ни печально, Россия тут служит очень хорошим негативным примером. Если бы я работал бухгалтером или маляром, было бы тяжелее. Но я ищу музыку круглосуточно. Если настанет момент, когда я почувствую, что мне надоело, или покажется, что я попал в тупик и ничего нового уже не нахожу, то я все брошу. Но думаю, что вряд ли такое случится.

• — Вы следите за тем, из каких стран ваш сайт читают больше — из славянских и балтийских или западных?

— Пятьдесят на пятьдесят. Я лично рад такому балансу.

• — Вообще, почему для вас как для слушателя важно, из какой страны или из какого города музыка?

— То есть при чем тут география? Во-первых, это следствие того, где я вырос. Вы знаете, что до сих пор понятие «город» в Англии, в Шотландии, в Уэльсе часто тесно связано с музыкальным стилем («манчестерский звук» и так далее). Мое детство прошло очень близко от Бристоля — и все эти трип-хоповые дела 90-х, конечно, до сих пор представляют собой главный культурный стереотип о городе. Вы живете в самой большой стране в мире, ну если говорить про географию и экономику. Молодые группы из, скажем, Комсомольска-на-Амуре или Хабаровска никогда не выступят в Москве. Хотят они этого или нет, они обязаны работать со своими соседями гораздо чаще, чем любой английский или шотландский парень. Молодым музыкантам в Англии всегда по карману ржавый микроавтобус. Если ты живешь в Магадане, вполне возможно, что ты застрял там навсегда. Именно поэтому важнее локальная звуковая среда; иногда даже целая сцена или философия создается вокруг одного клуба и так далее. То есть если в Англии местный стиль развивается по доброй воле — то в России, наоборот, человек, как ни печально, вынужден остаться там, где вырос, и это чувствуется в музыке со временем все сильнее.

• — Можете привести пример?

— Есть такой прекрасный омский лейбл Dopefish Family, там работает Андрей Митрошин (Митрошин последние годы живет и работает в Москве. — Прим. ред.). Эти парни очень иронично используют всякие немодные графические изображения на обложках и на своем сайте. Чувствуется, будто все было сделано с помощью старых Windows, и вся музыка пишется лоу-файно. Мне кажется, это довольно остроумное высказывание на тему провинциальности — то есть музыканты прекрасно понимают, что значит жить в Омске, и, чтобы не чувствовать себя жертвами судьбы, шутят над своим происхождением. Такого провинциального остроумия, наверное, не найдешь в центре Москвы. А если мы возьмем, скажем, Краснодар, то тут другая тема. Я большой поклонник краснодарского лейбла Fuselab. Но их история больше связана не с географией, а с жанром: электронные музыканты участвуют в разных коллаборациях гораздо легче, быстрее и эффективнее, чем, скажем, рокеры. Рок же пишется в группах, а электронная музыка создается, когда человек сидит дома в спальне с лэптопом, поэтому сотрудничество организуется куда проще. Вот по такой, более профессиональной логике развивается краснодарская сцена.

• — Вы так давно и пристально за всем этим наблюдаете, что, наверное, могли бы дать какие-то советы здешним музыкантам? Как им вести себя, чтобы хорошо себя чувствовать?

— Давайте попробую. Во-первых, оставаться дома (выступать локально) и рекламировать себя через интернет (глобально). Музыка работает все больше по принципам SoLoMo: Social, Local, Mobile. Легче развивать базу фанатов дома, чем в Москве; легче затем показать ту же популярность всему миру. Во-вторых, сотрудничать с носителем английского языка (в зависимости от того, где ищете новую аудиторию). Плохие переводы — гарантия неуспеха «там». Они всех раздражают. В-третьих, работать по всем цифровым платформам, включая потоковые (мало кто музыку покупает). Потоки скоро станут нормой, а крупные размеры «Яндекс.Музыки» или Spotify, в свою очередь, создадут нужду в новых нишевых или жанрово специфических сервисах. В-четвертых, искать возможности лицензировать свою музыку или работать с брендами. Ну и в-пятых, раздавать свою музыку бесплатно (хотя бы сначала), чтобы узнать, где ваша аудитория живет — и чего именно они хотят от артиста. Самое главное в музыке сегодня — это не доступность (мы все знаем, где найти файлы), а опыт, экспириенс, те уникальные чувства и ощущения, которые музыка нам дает. Данные и мнения, собранные благодаря бесплатному распространению музыки, дадут возможность предлагать фанатам личные встречи, квартирники, подписанные артефакты и так далее. «Суперфанаты» смогут тратить гораздо больше на то, чего они хотят от группы. А сейчас важнее удовлетворять суперфанатов, чем гоняться за пиратами.

• — В связи с недавними политическими событиями изменился ли интерес к музыке стран, о которых вы пишете?

— Были всплески интереса, когда только начинались проблемы на Украине. Разумеется, западные СМИ начали искать песни протеста прямо на улицах Киева. Я помню, что некоторые перевели песни для англоязычных читателей. Господин Троицкий играет здесь довольно важную роль: он не только выступает часто в американских университетах — судя по тому, что я вижу в американских газетах, они к нему обращаются за комментариями. Или ваш коллега господин Горбачев, чьи мысли включили в материал о БГ в The New York Times. Сейчас многие, размышляя о том, сколько лет Путину, проводят параллели между двумя поколениями: какая существует связь между рок-музыкой 80-х и сегодняшней музыкой, выступает ли современное молодое сетевое поколение против власти, пишутся ли песни протеста, и если да, имеет ли это какое-то значение. Мы уже видели несколько сетевых сборников, на которых молодые российские и украинские музыканты намеренно поработали вместе. Но я бы сказал, что политические темы в той музыке, за которой я слежу, возникают очень редко, а баталии бывают прежде всего в соцсетях, в блогах. Об этом мало кто поет, мне кажется.

• — А какие еще есть проекты, подобные вашему?

— Ну вот про балтийскую музыку есть хороший сайт The Baltic Scene. На Западе я на некоторых сайтах вижу что-то полуподобное: то есть, скажем, человек собирает интересные клипы по всему миру, и у него есть рубрика, которая посвящена современной русской попсе. Но, если я не ошибаюсь, второго такого сайта нет. И если возвращаться к вашей мысли о том, что сайт уже стал слишком большим... Может быть, я единственный человек, кто знает, что там есть, какие группы и так далее, — и поэтому пора сделать фильтры из предыдущих фильтров, чтобы он действительно стал более полезным для погружения в современную русскую музыку. А то это уже просто джунгли какие-то.