перейти на мобильную версию сайта
да
нет
Архив

«Мы попытались записать альбом так, чтобы сердце успокоилось. Ну, поныть»

Английские эксцентрики Wild Beasts, одна из самых интересных и талантливых британских рок-групп последних лет, выпускают новый альбом «Smother» — самую спокойную свою пластинку, на которой синтезаторов больше, чем гитар. «Афиша» поговорила с гитаристом Wild Beasts Бенном Литтлом о преимуществах провинциального происхождения, дороговизне гитарной музыки, группе Junior Boys и сексе.

— «Smother» — ваш самый медленный альбом. И самый электронный к тому же. Как это получилось?

— Мы в последнее время сами слушали очень много электроники, и без ритма, с очень сильной ритмической составляющей, и с ломаным битом, и с прямым. Ну типа там — Oneohtrix Point Never, Fuck Buttons, Junior Boys... Мне вообще честно кажется, что все группы, которые сейчас интересны, делают электронику. Ну и такой расклад на нас повлиял, естественно. Еще один важный момент в том, что мы писались иначе, чем прежде. До этого мы всегда шли в студию, имея на руках уже написанные песни. А здесь... Если честно, раньше мы были радикально против такого: когда группа не играет песни предварительно живьем, а все сочиняет в студии. А тут подумали — да и хер с ним, чего не попробовать? Почему просто не поиграть вчетвером в одной комнате, не зная, что получится? И вроде как получилось, мне кажется.

 

 

— Вы же гитарист, а на альбоме гитары сильно меньше, чем раньше у Wild Beasts было. Вас никак не ущемляли?

— Нет-нет, наоборот. Я и сам много играл на клавишных. Но главное, чего я хотел добиться, — это чтобы гитара звучала, как синтезатор. Это был мой такой личный священный Грааль, если хотите. Это же интересно — добиться того же саунда, играя на инструменте, а не нажимая на кнопки. Я много использовал лупы, педали всякие; бьюсь об заклад — кое-где, где вы думаете, что звучат клавиши, на самом деле звучит гитара. Но не то чтобы я это в одиночку придумал. Мы же все вообще друзья с юности, мы до сих пор держимся вместе и много времени проводим друг с другом, а тут мы еще и постоянно гастролировали — так что получилось, что в какие-то вещи вросли одновременно. Много слушали электроники, много слушали Talk Talk поздних — «Spirit of Eden» и так далее. У них невероятную атмосферу получалось делать — очень интимную и человеческую, притом что технологии они тоже использовали будь здоров. Вот перед нами стояла похожая задача. Потому что — ну мы могли бы легко пойти по легкому пути, написать песни для радио...

— Да ладно вам, какой же это легкий путь.

— Да, вру, конечно. Ну то есть я не о том немного. Я не имел в виду, что мы могли бы легко насочинять хитов — нет, это очень сложно, конечно. Но мы, грубо говоря, могли бы продолжить линию предыдущей пластинки, которая, вообще говоря, очень неплохо прошла. Сделать то, чего от нас ждали. Но мы хотели выпустить альбом, который нам самим будет интересно слушать. Подойти к нему как к чему-то цельному, как к художественному заявлению, если хотите.

 

«End Come Too Soon», финальная вещь «Smother»

 

— А что вас вообще так в электронной музыке привлекло? Вы только недавно начали ее слушать?

— Ну не то чтобы недавно. Было так: когда нас подписали на Domino, Лоуренс, хозяин лейбла, стал нас вовсю опекать. Общался с нами все время, звонил, советовал что-то — ну и это очень полезно было. Мы пришли к нему на первую встречу в офис лейбла, а у них там огромный стеллаж с CD стоит. И вот Лоуренс подвел нас к нему и говорит, мол, берите, что хотите. Мы, конечно, почувствовали себя, как детишки в конфетной лавке. И взяли как раз Junior Boys — и сразу на них запали. Вся эта движуха с новой электроникой как раз ведь и началась примерно тогда, когда мы первый альбом выпустили, — ну мы на это сразу и подсели. Но Junior Boys важным катализатором, конечно, были. По ним чувствовался какой-то очень человеческий и кропотливый подход — песни очень тщательно придуманы и записаны, одна часть к другой очень плотно прилегает; звук тоже — тебе кажется, что это сугубо электронная вещь, а потом оказывается, что звучит гитара, и на ней все более-менее и сочинено. Ну и дальше мы начали погружаться, погружаться... Знаете, вкусы людей меняются и прочие банальности. Когда мы записывали первый диск, я целиком и полностью сидел на The Smiths и слезать не собирался — мне больше ничего от музыки были не надо. Когда теперь об этом думаю, мне себя жалко становится. (Смеется.) Шутка. Ну то есть Джонни Марр — мой бог, конечно, без него никаких Wild Beasts не было бы. Но я думаю, это естественный рост. Во всяком случае, ничего из гитарной музыки меня сейчас не возбуждает.

— Вы не первый рок-музыкант — ну, номинально, во всяком случае, — который говорит мне, что ему неинтересен рок. Похоже, он сейчас вообще мало кому интересен. Почему так?

— Мне кажется, то, как все обернулось с электронной музыкой, объясняется во многом через быт. Ну то есть если брать массово — людям теперь не нужно играть на инструменте, чтобы записать песню; они могут просто сидеть в своей спальне — вы заметили, как спальни все чаще подменяют студии? А качество такое же, как если бы на Abbey Road писались. Ну и соответственно: продажи пластинок падают, доходы лейблов падают, они подписывают меньше групп... Электроника куда дешевле в производстве — при этом звучит она не хуже.

— То есть рок стал попросту слишком дорогим?

— Ну не совсем — большие-то группы по-прежнему ездят на гастроли и так далее. Но они же действительно стоят, как чугунный мост. Я вот недавно столкнулся на улице с одним парнем, с которым мы росли вместе, — он тоже играл в группе, но в другой. И он сказал: знаешь, чувак, я завязал, я просто больше не могу себе этого позволить. Чисто по деньгам. Поехать в тур, купить аппаратуру. Сейчас тяжелые времена для рок-групп. Что, впрочем, не значит, что они исчезнут. Парень с гитарой в глазах девчонок как выглядел крутым, так и сейчас выглядит, — а значит, это никуда не денется.

 

 

«Какого черта запись альбома должна быть стрессом?»

 

 

— Вам, я так понимаю, тоже много работать приходится.

— Ну да. Основное отличие этой пластинки от «Two Dancers» — то, в каких условиях она делалась. Наш самый первый альбом-то, по большому счету, вообще никому нужен не был — слава богу, что мы были на Domino, и они сказали: спокойно, парни, работайте. И у нас была куча свободного времени, никто нас не знал, никуда не звал, мы просто сидели и джемовали — ну и в результате к моменту записи у нас уже все готово было. А со «Smother» было все наоборот. Мы все время были в разъездах, жутко уставали. Собственно, этот альбом и начался с этих тем — с разлуки с домом, с пребывания в замкнутом пространстве автобуса в течение 8 месяцев в год. «Smother» стал для нас своего рода утешением. Мы подумали: мы уже достаточно наволновались на гастролях, у нас был совершенно лихорадочный год — какого черта запись альбома должна быть стрессом? Наоборот — давайте попытаемся сделать это так, чтобы сердце успокоилось. Ну, поныть. И знаете — у нас получилось. Это было очень приятное время. Ей-богу, я бы лучше еще пару пластинок записал, чем опять в этот вонючий автобус садиться. (Смеется.)

— Заголовок оттуда же возник? Он довольно неочевидный.

— Ну да. Мы хотели найти в музыке утешение, комфорт; нам были важны все эти темы — сон, усталость. У нас и на обложке перья, которые как бы подушку подразумевают. «Smother» — на самом деле у нас такая песня есть, чуть ли не моя любимая сейчас, она би-сайдом выйдет. И в этом слове есть двойственность. Потому что первая ассоциация — ну понятно, кого-то душат подушкой. Но это же может означать и любовь, и ласку — когда мать укутывает ребенка. И эта амбивалентность для нашей музыки тоже характерна, мне кажется.

— Мне еще всегда уточнить хотелось: а «Two Dancers» действительно был альбомом про секс?

— Э-э, ну да, а что — есть проблемы? Да, да, конечно. Да и в этом кой-чего по теме имеется. Все просто — это важная часть нашей жизни, как-то странно обходить ее стороной в песнях. Хочеть сыграть об этом — сыграй. Мы и играем.

 

 

— Одна из главных отличительных характеристик Wild Beasts — что вокалист у вас диким фальцетом поет. Он специально?

— Не-не, это абсолютно натуральная вещь. Мы же группу вдвоем с Хейденом и начинали — и я вам честно говорю: он так пел с самого начала. Более того, тогда меня это даже и не удивляло — я думал, все подростки так поют. А он хотел звучать, как Курт Кобейн. (Смеется.) Конечно, в его голосе есть доля театральности, как и во всей нашей музыке, — мы хотим максимально достоверно и зрелищно изобразить то, что чувствуем. Но не более того. Ну и потом... Он же сейчас поспокойнее звучит — нет разве?

— Пожалуй.

— Ну вот. Я тут недавно переслушал первый наш сингл, «Brave Bulging Buoyant Clairvoyants», и даже удивился: господи, как истошно он звучит! Как-то ненатурально даже. Но это нормально — все же учатся, ну вот и мы научились.

 

 

— Как у вас вообще с Хейденом все начиналось? Вы же из Кендала, это совсем маленький городок, — откуда у вас взялась идея сделать группу?

— Нас как-то за одну парту посадили — ну и мы сразу зацепились языками и подружились на всю жизнь. Тут же выяснилось, что мы оба учимся играть на гитаре, ну и пошло-поехало. У нас была малюсенькая репетиционная комната размером с кладовку, захламленная всякой ерундой... Да, Кендал тут сыграл важную роль. Потому что в Кендале просто-напросто нечем было заняться. Совсем. Это было странное место, чтобы делать группу. Когда ты там кому-то говоришь, что хочешь быть музыкантом, на тебя смотрят так, будто пора вызывать врачей. Нормальная жизнь по тамошним представлениям — это получить стажировку в офисе, в университет поступить, бу-бу-бу. Очень консервативный городок. Да и музыки там взять особо было неоткуда — чтобы попасть хоть на какой-нибудь концерт, приходилось ехать в Манчестер. Никакой локальной сцены не было вообще — но я думаю, что нам это даже помогло. Мы росли на пустом месте, нам не на кого было опереться, не на кого смотреть сверху вниз — ну и это сложно, конечно, но дает определенную свободу. Мы были вне традиций. Родись мы в Лондоне, мы звучали бы совсем иначе.

— Ну а теперь, после того как вас узнали, у вас что-нибудь изменилось?

— Да как сказать. Мне-то не кажется, что мы особенно популярными стали. Кто-то нас знает — но по радио нас не крутят, на улицах не узнают. Другой вопрос, что, ясное дело, от нас теперь чего-то ждут, и ожидания надо оправдывать. Ну и интервью и прочие привходящие — этому пришлось научиться. Но это нормально. Нам вообще все нравится. То есть, конечно, какое-то давление есть. Но я вам вот что скажу: мне-то вообще чуть ли не легче всех. Хейден и Том — они поют, на них смотрят, их спрашивают о чем-то. Для того чтобы этим наслаждаться, нужно быть немного тщеславным. А я-то гитарист, с меня какой спрос. Я просто втыкаю шнур и играю.

 

Альбом «Smother» выходит на лейбле Domino. Прослушать его целиком бесплатно и легально можно здесь.

Ошибка в тексте
Отправить