Шоу The Knife «Shaking the Habitual»

По альбому создается впечатление, будто The Knife своего слушателя истово ненавидят — полчаса невыносимых шумов, запредельный хронометраж, хитрая расстановка песен, из-за которой очевидные хиты тонут в нагнанной мути; в общем, нужно приложить некоторые усилия сознания, чтобы отыскать среди всего этого совершенно типичную и местами блестящую поп-музыку. С шоу же все по-другому: никаких протяжных стонов, только непрестанный ритуальный ритм и максимально доступно изложенная музыкальная суть альбома — изложенная в форме танца. Шутливые сравнения с Lord of the Dance при этом не уничижительны, наоборот — недостойный комплимент, танцы тут по сути весьма примитивные, но именно этим и завораживающие. Музыкальная часть «Shaking the Habitual» — это прямые цитаты из музыки стран третьего мира, переложенные на прогрессивный лад и призванные напоминать о том, что мир настолько же хорош, насколько хорошо его самое слабое звено. То есть пока есть эти самые страны третьего мира с голодом, диктаторами, эпидемиями, языческим сознанием и прочим существуют, весь мир будет находится ровно на том же уровне, и неважно, сколько ядер в процессоре твоего смартфона. Такую пугающую, но важную мысль шоу передает языческой своей сутью: это мог бы быть обряд какой-нибудь новой секты, составленный (как и музыка) из атрибутов разных мировых культур: от культов вуду до лезгинки.

При этом The Knife все равно слушателей ненавидят: в смысле тех, кто слушать пришел, — потому что концертом сценический вариант «Shaking the Habitual» назвать сложно, это именно что шоу. Большая часть музыки играет в записи, причем это иногда довольно-таки издевательски обставлено: к примеру, когда во время первого номера «Raging Lung» (одного из самых «живых» по звуку) на сцену выходит толпа перкуссионистов с разноцветными громадными коробочками, в какой-то момент осознаешь, что коробочки-то бутафорские, а перкуссионисты — на самом деле просто танцоры, для красоты трясущие реквизитом. Другой номер — «One Hit» с предыдущего альбома — и вовсе целиком озвучен фонограммой, пока на сцене разыгрывается танцевальная сценка по мотивам песни. Это, конечно, вопреки всем привычным концертным канонам (и, соответственно, в канве идеи «потрясения устоев»), но тут есть своя собственная и легко все объясняющая логика: просто шоу The Knife — это античный театр.

И тут все становится на места. Начиная с самого устройства поп-концерта, напоминающего об орхестрах, заканчивая жанрами и ролями всех, кто на сцене: человека в лосинах можно назвать флиаком, сценка во время «One Hit» — это буффонада, сами танцоры — мимы, The Knife — хор сатиров. Когда-то в театре запрещалось выступать женщинам и их роли исполняли мужчины — тут этому обычаю шлют привет женщины с усами и нарисованной щетиной. Ну и пафосная примитивность самих танцев тут же обретает смысл. Эта простая, нехитрая гипербола отлично рифмуется с пугающими посланиями The Knife: прогресса нет, это видимость, средние века никогда не кончались и любой настоящий прогресс возможен только в массовом сознании — сознании всего мира.

Заканчивается шоу уже за полночь одноименной песней с прошлого альбома The Knife «Silent Shout». Со сцены бьет единственный мощнейший луч прожектора, в свете которого мельтешат танцоры, выходят в него по очереди, как участники дэнс-батла в круг, — и все это невероятно красиво. И страшно. Единственный луч света в кромешной тьме — последняя зацепка за плоды эволюции, как мерцающий экран телевизора в глухой деревне. Стоит оглянуться — вокруг ночь, пустота, тишина; стоит свету погаснуть — и пара десятков тысяч людей в этом всем растворятся. Пульсирующий ритм и финальные танцы становятся все истовей, будто пытаются забить нарастающий первобытный страх, но так еще страшнее — через пару минут луч погаснет, звук затихнет, танцы прекратятся. Известно, что задача культуры — не предлагать ответы, а формулировать вопросы, и вопрос, который The Knife задают зрителям, на самом деле очень прост: с кем вы хотите оказаться рядом, когда придет темнота, — с такими же скрепленными эмоаэробикой просвещенными дружественными незнакомцами или с язычниками? Вопрос, конечно, риторический, ответ однозначный, ну а действия, которые необходимо для него предпринять, — это уже личная ответственность каждого.

Оцифрованные версии разной мировой музыки в исполнении The Knife выглядят не почтенным оммажем, а скорее бахвальстом образованных белых колонизаторов

Пока Карин и Олоф развлекали самую большую за все три дня фестиваля толпу несмешной аэробикой, на малую сцену вышел Бен Забо из Мали со своей группой. Он стал не первым и совсем не последним из числа афробитовых артистов, выступивших в тот уикенд в Гетеборге: хоть в лайн-апе была и кумбия, и местный фолк, и арабская дискотека Омара Сулеймана, афробиту кураторы WOW явно симпатизировали сильнее, чем всем прочим этническим жанрам. У Забо получилось хорошее танцевальное выступление — к тому же крайне бодрое и приветливое. Но вот незадача: Забо, в обычной жизни, судя по фотографиям, предпочитающий костюмы и шляпы, в тот вечер вышел к зрителям в перьях и шкуре на бедрах (и так же выглядели подыгрывающие ему гитаристы и перкуссионисты). Это выглядело чудовищным анахронизмом — пережитком колониального прошлого, отзвуком бурлесковых шоу с раздетыми «дикарями», популярных лет девяносто назад в клубах Парижа и Нью-Йорка. При этом когнитивный диссонанс возникал не из-за самих костюмов: хочешь заниматься классическим горловым пением Тувы в полном облачении шамана — вперед, никто не удивится. Дело в несоответствии европеизированной музыки (ведь афробит — это мутировавший ответ континента западной рок-революции) и колониального подхода к артисту как экзотическому фрукту.

На шедшем параллельно выступлении The Knife призывные крики и прыжки через какое-то время тоже сменились афробитом — то медленным и вязким (но не лишенным характерной перкуссии), то вполне себе плясовым. Выяснилось, что канонам жанра на своих живых выступлениях дуэт следует еще внимательнее, чем на альбоме. Только получается при этом не аутентичный продукт, а хитро завернутый суррогат; ролл «Калифорния» против сашими из брюшка тунца. Но винить The Knife в этом сложно: кажется, музыкальная часть представления на данный момент интересует их меньше всего. Освещение, диковатые костюмы, беспрестанные танцы (про сходство которых с продукцией Lords of the Dance все уже пошутили), декорации, мизансцена и реквизит — все это, по ощущениям, куда важнее для понимания нынешних The Knife, чем музыка с «Shaking the Habitual». Их шоу, конечно, впечатляет — как впечатляет взрывающийся под окном фейерверк глубокой ночью. Но если я правильно понял крики во время аэробики, то эта помесь новогодней елки с хеппенингом призвана встряхнуть наши привычные представления о развлечениях (собственно, «shake the habitual») — и вот здесь уже случается не запинка, а провал.

«Stay Out Here» — наиболее очевидно вдохновленная афробитом песня

Использование афробита как фона для танцевального представления — это общее место бродвейских мюзиклов и современного цирка; прием, отработанный пару десятилетий назад и списанный в утиль как пережиток того самого колониализма. В мире, где есть Vampire Weekend и альбом «Mali Music», где Пол Саймон сотрудничал с Ladysmith Black Mambazo на равных двадцать семь лет назад, The Knife возрождают отношение к Африке как к месту, где живут милые дикари, — пусть это относится только к эстетической стороне вопроса. Да, возможно, за этим стоит некая сложная метафора — и тогда нынешние концерты дуэта можно, например, считать неплохим примером социально ориентированного современного искусства. Тупо считать их хорошими концертами не позволяет совесть: артисты первого ряда (а шведы сейчас, безусловно, таковыми являются) не могут доводить все до такого автоматизма; не могут щеголять вторичностью и интеллектуальностью одновременно; не могут превращать культуру целого континента в повод показать, насколько сложными могут быть белые европейцы. Колониализм такого рода гораздо, гораздо хуже того, который описан в первом абзаце — уж лучше повязка, честное слово.