Оксимирон об Оксфорде, траве, идеологии и проблемах русского рэпа
В 2008-м Мирон Федоров закончил Оксфорд. Три года назад — жил в Лондоне и работал где придется. Сейчас он собирает на концертах тысячи людей и появляется на глянцевых обложках. Из всех новых героев русского рэпа он единственный может выйти за рамки жанра. «Афиша» встретилась с Оксимироном.
Мирон Федоров родился в Петербурге, потом переехал с родителями в Германию, потом — в Англию. Сейчас он тоже базируется в Петербурге — говорит, что город напоминает ему Лондон, а Москва слишком шумная, недружелюбная и азиатская
— Вы поступили в Оксфорд на специальность «средневековая английская литература». Я все могу понять, но почему средневековая-то?
— Ну я пошел на «английскую литературу», потому что у меня всегда хорошо было с английским в школе. А почему средневековая… Ну упрямство такое. Очень мало русскоязычных людей вообще когда-либо учились в английских университетах по литературной линии — а на средневековой не учился, по-моему, вообще никто. Вот я ее и выбрал. У нас все кончалось Чосером, а начиналось с «Беовульфа» — то есть это по сути была такая смесь лингвистики, изучения манускриптов и немного археологии. В общем, более задротскую тему сложно себе представить. Там учились такие чуваки! У одного татуировка на спине была на староанглийском, например. Кстати, я параллельно поступал — и поступил — в Лондонскую школу экономики на «международные отношения». И постфактум жалею, что туда не пошел. Понятно, что Оксфорд — это бренд, понятно, что узнав, что меня приняли, я … и пошел туда. Но смысл в литературоведческом дипломе нулевой. Даже оксфордском. Понты, как максимум.
— Ну а познавательная какая-то ценность?
— Ноль. Ну то есть для кого-то она и была, может быть, но я безумно лениво вел себя в университете, и ничему новому там меня не научили. У меня вообще пик интеллектуального развития пришелся на 14–16 лет, с тех пор я ничего нового не выучил. Серьезно, это не поза. Как раз когда я поступил на «английскую литературу», я читать и перестал, потому что это стало обязанностью. Я практически сразу забил на учебу и начал заниматься русским студенческим обществом.
— Клубом, что ли? Это как в книжках у Ивлина Во?
— Ну на практике все отличается. В зависимости от президента общества, они могут либо собираться вместе, смотреть по 150-му разу «Иван Васильевич меняет профессию» и бухать вместе, либо какими-то более адекватными вещами заниматься. Я в качестве президента туда привозил Буковского, Мишу Вербицкого с лекцией про антикопирайт, на которой его осыпал мукой трансвестит Тельников. Вербицкий, наверное, оказал на меня самое большое влияние из ныне живущих людей. Какой-то набор моих моральных ценностей — свобода информации, примат творчества над любой другой человеческой деятельностью, кроме секса, — во многом идет от Вербицкого. Но ни в какой культ я его не возводил, конечно, особенно когда мы познакомились и он меня назвал зловонным карликом. (Смеется.) Ну и музыку какую-то тоже я через него услышал — «Банда четырех», «Утро над Вавилоном», я все это до сих пор люблю.
— Ого. Не ждешь такого от русского рэпера, честно скажу.
— А я тогда рэпом и не занимался. С 2002-го по 2007-й у меня была пауза — только потом познакомился в Лондоне с ребятами, и они меня сподвигли на то, чтобы что-то записать.
Пожалуй, первая песня Оксимирона, которая получила широкую известность в нехип-хоповых кругах: мощнейший, крайне техничный грайм про нетуристический Лондон
— И как рэперу вам оксфордское образование ничего не дало?
— Абсолютно. Я всегда смеюсь над людьми, которые говорят: «Ну да, у него такие умные тексты, он закончил Оксфорд». Это вообще никак не связано, мне Оксфорд ничего не дал, кроме нескольких депрессивных лет и полезной галочки в биографию. Ну и друзей.
— То есть рэп до Оксфорда появился?
— Да, конечно. Хип-хоп я начал слушать в Германии, а до того слушал русский рок. Ну это от родителей. Я, кстати, до сих пор «Аквариум» и «Гражданскую оборону» люблю. И Янку Дягилеву, и какой-то еще сибирский панк. Мне кажется, это что-то мое, что-то очень русское; и если, скажем, то, что я делаю, во многом просчитано, то здесь такие пласты бессознательного. Ну что я там еще слушал… Регги, Joy Division. А потом мне попались, кажется, The Fugees. Мне понравилось, я начал как-то копать. А делать я рэп начал, потому что понял, что не умею ни петь на таком уровне, чтобы на этом что-то построить, ни писать стихи сами по себе. Ну то есть на тот момент я тупо копировал Бродского, а начитанный 14-летний мальчик, который пишет с интонациями еврейского старика, — это в лучшем случае забавно. И когда я услышал рэп — опа! Там-то ничего этого уметь не нужно. Соответственно, я начал выкладывать какие-то опусы на hip-hop.ru, свой первый альбом записал в 2000-м на кассетник, в 2001 году даже участвовал в баттле… Другое дело, что потом была пауза, потому что я понял, что делаю сугубо некачественный продукт, и бросил записываться.
— Наверное, поэтому кажется, что вы как-то очень быстро появились и взлетели, без разгона.
— Нет, это радикально не так. Я в 2008-м уже начал активно что-то делать — но до позапрошлого года обо мне знали только рэперы. И я считаю, что это бонус на самом деле. Я никогда не был каким-то арт-проектом из тех, что любит столичная публика, — ну там «Птицу емъ», вот это все. Я совершенно из другого контекста. То есть по сути я гораздо ближе к чувакам, которых считаю за говнорэперов, ко всему российскому мейнстриму. Я прошел весь тот же самый путь.
Свое отношение к русскому рэпу Оксимирон высказывает далеко не только в интервью, но и непосредственно в песнях — за что его многие не любят. Была даже история, когда патриотический рэпер Жиган так оскорбился песнями Мирона и в особенности его тогдашнего партнера Шокка, что приехал к ним на квартиру в Москву, наставил ствол и заставил извиняться. Дуэт с Шокком после этого распался, но карьере Оксимирона в целом инцидент не повредил
— Но ведь посыл у вас сразу был довольно ломовой, тут уж точно разгона никакого не было.
— Да. Тут две причины. Во-первых, ровно такой посыл я слышал у моих любимых западных исполнителей. Эмси должен появиться и сразу заявить о себе — причем не песней про любовь, потому что он просто еще не будет достаточно технически подкован, чтобы эту тему преподнести. А во-вторых, я всегда поражался очень низкому уровню развитию русского рэпа. Тому, как люди ленятся, не хотят развиваться, а вместо этого сидят и говорят: «Да насрать, что это хреново, зато это наше, родное». Причем по содержанию все не так плохо — есть интересные идеи и так далее. Но по форме… Классическое отношение примерно такое: «Зачем нам флоу, зачем нам читка? Это все для ниггеров». Это все равно как если ты учишься играть в баскетбол, сказать: «А зачем мне учиться дриблингу, я лучше сразу подойду и положу мяч в кольцо». Да пошел ты на …! Ты играешь в эту игру — и ты должен выучить правила. Иначе это превращается в стихи под музыку. Если я, не дай бог, что-то зачитал и вылетел из ритма на миллисекунду, я вернусь на студию через весь город и перезапишу. А в русском рэпе офбит — это часть общего пофигистического подхода, чаще всего это просто халатность. Двойные рифмы тоже не являются моим изобретением, это стандарт в хип-хопе уже 15 лет. Если в Америке сейчас выйдет чувак и зачитает без двойных рифм, его просто не будет никто слушать — причем, разумеется, ни один черный не знает, что такое двойные рифмы, это на уровне условного рефлекса. Ну и так далее. Мне еще все это потому обидно, что если, например, сравнить Россию с Англией, английская хип-хоп-тусовка у русской в финансовом плане откровенно посасывает. Там нет таких денег и гастролей, нет такого коммерческого успеха — и при этом там гораздо больше оригинальных эмси.
— А вот как так вышло? Ну это же с ума сойти — что в России хип-хоп больше, чем в Англии.
— Все логично. Рэп очень легко воспроизводим. Раньше такая фигня была с песнями под гитару, а тут теперь даже гитара не нужна — компьютер и интернет есть у всех, каждый сам себе рэпер. Это, конечно, приводит к понижению качества, но я не буду жаловаться, как старички: ой, вот раньше нам надо было, чтобы записаться, ехать на студию на окраину Москвы, платить деньги… Ну надо было — потому русский рэп и был таким скудным. Никакого контроля качества — у кого есть доступ к студии, тот и герой. А нынешняя тотальная демократия — это замечательно. Если б у меня не было интернета, хрен бы я пробился. Да и тем более интернет не мешает всем лениться. Даже я, если бы не ленился, был бы гораздо круче. Я к себе в этом плане очень критично отношусь. Наверное, если бы я курил траву много, лучше относился бы.
— Да, трава — это для русского хип-хопа важная вещь.
— На мой взгляд, это один из главных тормозов русского рэпа. На русского белого человека в среднем трава влияет убийственно — расслабляет, отупляет. Я даже проводил следственный эксперимент — пару раз накуривался в полную смятку и ставил «АК-47» и все такое. И меня впирало! Я начинал чувствовать, как басы хорошо входят, восприятие менялось абсолютно. Но в трезвом состоянии это слушать невозможно. И когда я смотрю клип какого-нибудь Scrufizzer и меня совершенно разрывает то, как он шпарит, — а потом вижу, что в России миллион просмотров собирает чувак, который рифмует «кровь» и «любовь»…
«Я даже проводил следственный эксперимент — пару раз накуривался в полную смятку и ставил «АК-47» и все такое. И меня впирало! »
— Ну вот да. Все равно ведь при всех ваших навыках и стараниях у какого-нибудь Бахти просмотров сильно больше, чем у вас.
— Меня это не обламывает. Все равно русский рэп сейчас развивается куда больше, чем пару лет назад. С другой стороны, я искренне не верю в то, что могу конкурировать с людьми вроде Бахти. Не то чтобы я считал себя каким-то большим интеллектуалом, но это просто вопрос среднего образовательного уровня населения. У Бахти, может, и душевные песни, но, на мой взгляд, это очень дешевая музыка. Для меня куда большей загадкой является моя собственная популярность, а не его. Которая, к слову, иногда несет с собой однозначные минусы — потому что люди, которые должны были бы пойти на концерт Бахти, приходят ко мне. Я раньше думал, что если буду делать музыку поинтеллектуальнее, они сами отпадут, но нет — по-прежнему регулярно наблюдаю в первых рядах чуваков, которые между песнями кричат: «Красава, давай еще …!»
— Так разве это не хорошо? Ну образовательная функция какая-то, например.
— У меня никаких мессианских чаяний нет. Когда люди говорят, что, послушав меня, они начали читать книги… Ну, по-моему, это свидетельствует только об очень плачевной ситуации с образованием в России.
Выдающийся прошлогодний трек Оксимирона, отчасти посвященный размышлениям рэпера о своем культурном статусе и появившийся аккурат перед его выступлением на Пикнике «Афиши»
— Мне вообще казалось, что у вас аудитория не вполне характерная для русского рэпа. Вы же сами читали — «теперь меня слушают хипстеры, арт-богема». Когда Навальный в твиттере спросил, какой бы русский рэп ему послушать, вас назвали в первую очередь.
— Меня это и радует, и раздражает. Раздражает, потому что эти люди ни фига не понимают в хип-хопе: получается, что они меня слушают просто за то, что у меня словарный запас не как у Эллочки-людоедки. Я вообще не могу определиться, кто мне ближе — чувак, который ни одной книжки не прочитал и при этом интуитивно шарит в рэпе, или чувак, который читает журнал «Афиша», но про рэп ничего не знает. К тому же у этой публики очень короткая память: сегодня Муджус, завтра я, послезавтра «Копы в огне». Это не те люди, которые будут меня кормить. А кормить меня будут 16-летние чуваки в бейсболках.
— Вы умудряетесь одновременно общаться и записываться с Луперкалем, который читает про то, как надо мигрантов из страны выгонять поганой метлой, — и приятельствовать с Лехой Никоновым из «П.Т.В.П.». Мне кажется, если бы эти два человека оказались в одном пространстве, они бы сразу подрались.
— Почему?
— Ну потому что Никонов — ярый левак, а Луперкаль — очевидно правый. И странно, конечно, что именно вы, человек, который сам был в шкуре мигранта, так его привечаете.
— Ой, да ну. Мне кажется, что в современном мире линия фронта проходит совершенно по другим рубежам. Грубо говоря, и Луперкаль, и Никонов — люди читающие, думающие, не чуждые каких-то душевных порывов. Что им делить? Ну что один считает, что нужно выдворять мигрантов из страны, а другой левак? Да это чушь! Идеология ничего не стоит; не по ней проходит разлом. Я уверен, что оба этих человека — за свободный интернет, за общество без цензуры, без политических репрессий. Какая разница, нацист человек, ультракоммунист или пидор? Важно, чтобы он мог существовать и биться за свои культурные ценности. Эти люди не враги друг другу. Их враг — это бюрократ в костюме, который лицемерит про семью, религию и мораль. Вот кто враг, а не бритый чувак и не энбэпэшник. Левые, правые… Есть два типа людей. Первые при виде неизвестного явления хотят его запретить. Вторые — не хотят. С первыми я не могу общаться, со вторыми — могу. Вот и все.
— Окей, но вам не становится стремно, когда вы слышите, например, трек Луперкаля «Тут не Франция»: «Давно доказан факт, человек не уживается со стаей горилл и макак», вот это все…
— Мне не очень хочется обсуждать политические вопросы. У вас есть условный рефлекс, который задан вашим социальным окружением: о Боже, наверное, завтра будут погромы, Луперкаль придет и разгромит «Солянку» и «Стрелку». На самом деле гораздо раньше к вам придет кто-нибудь сверху, закроет вас и параллельно закроет Луперкаля.
Еще один нашумевший пример сложных отношений Оксимирона с российской рэп-индустрии: во время прошлогодней церемонии вручения премии RUMA, которую проводит сайт rap.ru, артист выпустил вместо себя на сцену двойника, который под фонограмму делал вид, что читает свежий сингл «Неваляшка»
— Интересно, вы так пылко об этом говорите, притом что собственно в песнях ваших этих материй почти не касаетесь.
— Я их не касаюсь по той же простой причине, по которой я считаю, что надо начинать не с треков про любовь, а с техники. С социалкой надо быть очень аккуратным. Это такая штука, что если не безумно хорошо сделано — значит, сразу очень плохо. Плюс, честно говоря, не хочется быть Андреем Вознесенским, который по любому поводу писал стихотворение. Вообще, это хороший и сложный вопрос. Я сейчас его в своей голове решаю. С одной стороны, есть позиция, что с политикой нельзя вязаться вообще никак, потому что рано или поздно это выйдет боком. С другой — когда это влияет на твою каждодневную жизнь, молчание может быть приравнено к трусости.
— Вы же недавно как раз написали, что вас … ваш рэп и надо перепридумывать себя заново. Это и имеется в виду под решением вопроса?
— Я ж говорю, я не знаю. Понимаете, для меня-подростка, конечно, главным рэпером был Эминем. Эминем вывез первые свои три альбома — великие — на том, что рассказывал про себя. На первом — про то, как ему плохо. На втором — про то, как ему неожиданно стало хорошо. На третьем — как ему плохо, оттого что хорошо. Я этот путь повторить уже не могу. Неинтересно. Я сейчас немножко чувствую, что мои тексты не соответствуют месту, которое я занимаю или должен занимать. Конечно, провоцировать порнухой и расчлененкой — это круто, но это однообразно. Хочется чем-то новым шлюзы свои заполнить и при этом вырасти. Я хочу ответить на вопрос, можно ли вырасти, не став мягче. А, ну да, и юмора не растеряв. Ну то есть не юмор, ненавижу это слово. Но если я начну когда-нибудь вещать что-то с серьезным фейсом, если у меня появится вот этот перст указующий, вот это «у-тю-тю»; короче, если я когда-нибудь выпущу свой альбом «Ясно»... Не дай бог, в общем.
Последний на данный момент опубликованный трек Оксимирона. Насколько удалось понять корреспонденту «Афиши» из беседы с артистом, именно такого рода хип-хоп его в последнее время ...