Роджер Уотерс и шоу «The Wall» в Москве

Одинокие прожектора рыскают по залу будто бы в поисках беглых заключенных. Откуда-то издалека (но уж точно не со сцены) раздается рык саксофона. С другой стороны — крики толпы. В проеме недостроенной сцены появляется группа. Гитара с торжественным визгом продуцирует соло из «In the Flesh». Зал загорается тысячами экранов мобильных телефонов и камер — но снимать еще рано. Дальше будут проекции на экране — с лицами неправедно убитых мучеников, с портретами тиранов, со словами-мантрами; а к стене будут потихоньку достраивать кирпичики. На зал будут лететь журавли и самолеты, бросаться змееподобные существа высотой в четырехэтажный дом; без сисек тоже не обойдется — какое хорошее представление без сисек? На второй части «Another Brick in the Wall» выбежавший на сцену детский хор будет биться с огромным зубастым кроликом-мутантом с указкой в руках, который внезапно восстанет над залом. Следом Уотерс возьмет акустику и затянет «Mother» — в унисон с видеохроникой самого себя тридцатилетней давности (тут уже вспомнится концерт Стаса Михайлова — там тоже артист показывает сам себя, причем даже мимика у того, кто на сцене, и у того, кто на экране, совпадает). Герой песни задаст риторический вопрос: «Mother, should I trust the government?»; на стене красивым шрифтом напишут не менее риторический ответ: «No fucking way». И заодно по-русски: «Никогда, блин».

Сам альбом «The Wall» сейчас переслушивать невозможно. Я вовсе не хочу сказать, что Pink Floyd — плохая группа, или средняя, или не великая, или великая, но невозможная; нет. Я про конкретный альбом. «The Piper at the Gates of Dawn» нужно слушать всем и как можно чаще; «The Dark Side of the Moon» и «Wish You Were Here» можно слушать не без удовольствия; остальное тоже слушать вполне можно (хотя непонятно зачем). Но переслушивать «The Wall» у меня лично не получается — я пробовал. В детстве, понятно, им восхищаешься, как подъемным краном, — ну и махина, ну и машина; и всю его чудовищную перегруженность, все — многочисленные — провисания (я всегда, дослушав вышеупомянутую «Mother», вынимал из плеера первую кассету и вставлял вторую) принимаешь как должное. Но если к «The Wall» возвращаться, он начинает казаться мертвым грузом. Свалкой, а точнее, если иметь в виду упорядоченность, кладбищем чудовищных комплексов — тем более что там и лирический сюжет про это. Собранием не самых интересных идей, автор коих гордится ими настолько, что оформляет — ну как первые новые русские капиталисты оформляли особняки на Рублевке. «The Wall» — как бесконечный тупик, как могильная плита в конце 70-х, как выполненный абсолютно в духе эпохи памятник времени, когда рок еще имел в виду воспринимать себя как ernste Musik, а порой и как Gesamtkunstwerk. Понятно, что очень многие до сих пор бьются об эту стену головой, — но это же не повод не видеть, что ее можно просто-напросто обойти. Может быть, самый правильный способ иметь дело с этой пластинкой — переслушать ее, осознав тот факт, что ко времени появления «The Wall» в магазинах в мире уже существовали «Unknown Pleasures» и «Rapper’s Delight». Но и так почему-то переслушать не очень получается.

«The Wall» невозможно переслушивать — но «The Wall» невозможно не посмотреть: миф вокруг того, как альбом показывали живьем, чуть ли не сильнее и объемнее мифа самого альбома. При этом понятно, что про ключевые моменты ты уже десять раз читал в детстве, и они уже не влекут за собой никакого эстетического шока. Ну да — гитарист пилит свое эпическое соло, стоя на самом верху стены; ну да, в самом конце стена разваливается; но ведь все и так знали, что это будет. Тем не менее это все равно выдающееся зрелище, и многие вещи производят впечатление по-настоящему. Когда Уотерс поет «Goodbye Cruel World» из последней дырки в стене — а потом кирпич закрывает и ее. Когда в самом начале первые аккорды «In the Flesh» звучат под выстрелы золотых огней фейерверка. Когда появляется этот самый кролик-мутант. Когда в зал выплывает огромная надувная черная свинья с надписью «Kalashnikov. Vodka» на боку, символизирующая что-то очень плохое и злое, — но ведь свинья же. Когда в проеме стены возникает кресло с маленьким-маленьким Уотерсом, сидящим перед телевизором и исполняющим «Nobody Home». «The Wall» — не совсем концерт (учитывая, что большая часть публики почти не видит музыкантов, а где-то треть времени они и вовсе играют из-за стены), но и не спектакль (весь сюжет с самопоеданием и распадом личности изложен очень пунктирно — если не знать, в голове не сложишь); скорее такой большой аттракцион в формате 4D — и наверное, самыми счастливыми зрителями вчера были дети. Хотя бы по той причине, что дети могли с чистой совестью не вдумываться в идейный смысл кролика-мутанта и черной надувной свиньи.

Потому что другим вдумываться волей-неволей приходилось — и к Уотерсу начинали возникать вопросы. Ну то есть понятно: в оригинале «The Wall» — хоть и муторная, но связная история, причем психологического преимущественно толка. Хроника кризиса самоидентификации, сюжет про сознательное ограничение внутренней свободы, вызванное внешними факторами (и прежде всего потерей отца), повесть о том, как гордое существо со свободой воли непростительно уменьшает самое себя; плюс — наглядное воплощение той нехитрой мысли, что в каждом сидит свой внутренний фюрер, а война идет внутри каждого из нас, филогенез повторяет онтогенез, и все такое прочее. Но «The Wall» в его нынешнем виде, разумеется, сделано ап-ту-дейт, в шоу масса социально-политических комментариев — и ясны они не всегда. Ну то есть да, цитаты из Кафки и Оруэлла — это понятно. Сваливающиеся в одну корзину кроваво-красные эмблема Shell, звезда Давида и серп и молот — тоже более-менее, допустим. Но вот когда на экране большими буквами пишут, что всякая война есть в конечном счете воровство у тех, кто голодает или мерзнет, — тут уже возникает недоумение. А уж когда на стене демонстрируются портреты Гитлера или Мао, у которых тянутся к ушам белые провода, а рядом — разнообразные многозначительные глаголы с подставленной к ним буквой i, тут уж и вовсе перестаешь что-либо понимать. А? Как? Чего, простите? Что конкретно имеется в виду?

Шоу «The Wall» чем-то напоминает программу «Куклы», как если бы ее показывали в IMAX. И в шоу «The Wall» есть один чрезвычайно характерный момент. Это когда Уотерс — ну или его герой Пинк — совсем сходит с ума и перевоплощается в фашистского лидера, третирующего публику. Когда играют «In the Flesh» по второму разу и «Run Like Hell», когда Уотерс надевает черную рубаху и черные очки и требует от зала повиновения. Так вот, это был самый правдоподобный и самый впечатляющий момент концерта. Из Уотерса вообще не очень хороший актер, в основном он отрабатывает роль с помощью каких-то пассов руками, но вот в ту минуту, когда он полувоенными жестами заставлял танцпартер хлопать, когда скалил зубы, когда демонстрировал свою власть, — тогда это было очень по-настоящему. И это, разумеется, как бы говорит нам. Потому что Уотерс делает антисистемное шоу сверхсистемными методами. Бьет по всем органам чувств из всех орудий. Налаживает звук так, чтобы он был со всех сторон, — ну да, как в кинотеатре. Подключает пиротехнику и надувную свинью. Строит стену, рушит стену. Запускает в зал пятиминутные соло. Ну и так далее. В какой-то момент, уже не помню к чему, на экране на тридцать секунд возник сюжет о том, как американские военные, приняв камеру за автомат, убивают нескольких корреспондентов на Ближнем Востоке. Уотерс вообще категорически не одобряет гибель американских солдат в Ираке и все остальное, что не должен одобрять западный творческий интеллектуал. И при этом в эстетической плоскости действует абсолютно теми же методами, что объекты его возмущенной праведной критики. Огнем и мечом проповедует добро и справедливость. Ковровыми бомбардировками насаждает гуманитарные ценности. Тем, сколь зрелищно это у него получается, сложно не восхититься, — но в силу этой самой двусмысленности это зрелище трудно полюбить.