Лидер A Place to Bury Strangers о психическом здоровье, электричестве и ретроградстве

— О вашем предыдущем альбоме «Exploding Head» часто говорили, что это концептуальная пластинка о любви как болезни. За новым альбомом группы, «Worship», стоит что-то подобное?

— Да, «Exploding Head» была очень тяжелой во всех смыслах пластинкой, в том числе и в личном плане. (Пауза.) Что до нового альбома, то это куда более радостная музыка. Запись «Worship» была для нас праздником. Вам знакомо это чувство, когда избавляешься от страхов, от всего, что тебя обременяет, и можешь без всяких нервов и срывов делать то, что нравится? Вот здесь так и было. Нет, конечно, случались и свои темные моменты, сомнения… Бывали дни, когда все представлялось в очень мрачном свете. Но все равно все это ощущалось как нечто продуктивное. Да, бывает в жизни всякое, но это всякое тоже стоит отражать в музыке. Прежде же случалось, что меня как будто затягивало в черную дыру: вся энергия растрачивалась исключительно на мысли о нехорошем, я терял все силы и оставался ни с чем. Теперь все иначе, и мы все этим очень довольны.

— Вам не сложно было вообще приступать к новой пластинке, после того как вы записали «I Lived My Life to Stand in Shadow of Your Heart»? Кажется, после такого всепоглощающего океана шума в себя-то прийти сложно, не то что добавить что-то к сказанному.

— Нет, меня это нисколько не беспокоило. A Place to Bury Strangers — это отражение наших умений и знаний, и с каждым годом мы знаем и можем все больше. Нам еще надо много чему научиться — я считаю, что мы даже не в середине пути. У меня никогда не было ощущения, что сделал что-то такое, что станет памятником группе, — этот памятник сразу бы превратился в наш надгробный камень.

— А у вас не бывает так, что новое не пишется, а старое не нравится?

— Так это у всех бывает. И у нас тоже, конечно. Но в меньшей степени, скажем так. Когда-то я испытывал панические атаки при мысли о том, что надо записать что-то новое, — сейчас уже такого нет. Я ценю время, мне нравится его использовать с умом и постоянно работать.

— A Place to Bury Strangers — это же не первая ваша группа (в 1995 году Акерманн основал хорошую, но катастрофически недооцененную группу Skywave, а в прошлом десятилетии успел сделать с лидером Death in Vegas сайд-проект Black Acid, тоже не снискавший особой славы. — Прим. ред.), да и успех к вам пришел по меркам рок-музыки достаточно поздно. Вы никогда не испытывали отчаяния из-за малозаметности ваших предыдущих предприятий?

— Я не нацеливался на признание. Да мне вообще не до того было. Я так был поражен тем, что можно сделать с гитарой, что очень долго не замечал ничего вокруг. При этом, хоть и я дружил со многими талантливыми гитаристами, сам я учился играть крайне медленно. Инструмент все время выходил из-под контроля и начинал жить своей жизнью: заводился, ревел, издавал страшный шум. И мне очень понравилось то, что так, без особого труда, можно вызвать совершенно безумную волну хаоса, буйного, корежащего звука. И я решил так: да, есть вещи, которыми ты не можешь управлять, но если они сами по себе, то почему бы не присоединиться к ним, понять, как они живут, и постепенно их приручить? Когда речь идет о музыке, мы часто забываем о физических параметрах звука, и зря. Возьмите очень мощный усилитель, большие громкоговорители, и вы получите такое потрясение, которого уже не забудете. Да, это опасно. А я люблю опасность. Меня манит ощущение того, что в любой момент все может развалиться, распасться на части, но здесь и сейчас оно еще держится, держится каким-то чудом. И то, что ты чувствуешь в этот момент, — это лучшее, что может быть.

— Вы вроде как и в реальной жизни столкнулись с настоящей опасностью, когда только переехали в Бруклин, не так ли?

— Да, я попал в плохой район: полно хулиганов, бандитов, сомнительных личностей, ничего нельзя оставить без присмотра, да и за собой тоже лучше следить, а то мало ли что. Конечно, для меня, переехавшего в Нью-Йорк из тихого провинциального Фредериксберга, это было серьезным испытанием. Я пытался возвыситься над этими обстоятельствами — и поэтому еще больше ушел в музыку: наперекор тому, что происходило за окном.

— Вы нашли довольно редкое сочетание: такой мощный, тяжелый звук, но в тоже время и нежный по-своему, не бьющий по ушам, — словно крепкая рука в бархатной перчатке. Насколько сложно было нащупать такой баланс?

— Сложно? Дело лишь в том, чего вы хотите. Один и тот же звук может ужасно надоесть, даже если это звук вашего же голоса. Я испытываю удовольствие, когда звук начинает трещать по швам и рваться на части, я упиваюсь разрушением формы, которая казалась мне слишком простой и очевидной. Наверное, я так выпускаю пар. Мне нравится наблюдать за тем, как песня выживает под напором шума. Хотя на концертах мы порой заходим слишком далеко.

— А ваши фирменные примочки играют в этом важную роль?

— Они играют важную роль в нашем самовыражении. Мы их используем, потому что они сделаны нами и соответствуют нашему видению музыки. Да, меня часто спрашивают, имеют ли педали и эффекты Death by Audio (компания Акерманна, занимающаяся производством уникальных гитарных примочек, среди клиентов — U2, Nine Inch Nails и Wilco. — Прим. ред.) основополагающее значение для нашего звука. Я так не считаю. Они просто отражают наш подход к музыке. Дело-то не в эффектах, а в том, что мы пишем. Да, мне нравится управлять процессом на всех этапах — поэтому мне даже бывает сложно работать с кем-то еще. И я не очень понимаю, почему многие музыканты отдают продюсерам на откуп такие полномочия, почему они позволяют им делать тот звук, который те сочтут нужным. Придумайте его сами, вы музыканты или кто?

— Сейчас многие независимые группы, в том числе и популярные, жалуются на то, что им еле-еле хватает средств на то, чтобы удержаться на плаву. Вам как-то помогает в этом смысле Death by Audio?

— Э-э… Честно говоря, мы не жадные до денег. Я никогда не имел в виду разбогатеть, играя в группе. Да, нам хватает на жизнь, но все доходы сверх того мы тратим на помощь другим музыкантам посредством нашего лейбла, вкладываем в наше развитие, покупаем технику для экспериментов, копим на запись, ну и так далее.

— Часто говорят, что вы заимствуете свой звук и идеи из прошлого, — у My Bloody Valentine например…

— (Раздраженно.) Меня не волнует, что там кто говорит. Я думаю, что в первую очередь нам самим нравится наша музыка, и если ты сам не доволен результатами своего труда, то тебе уже никто не поможет. Мы довольны. Я вот честно скажу, что не понимаю всех этих сравнений. «Вы стибрили это у Dinosaur Jr…» Да ну, что за ерунда?! В любом случае я могу вас заверить, что стремления кого-то копировать у нас точно нет. Да, наверное, мы немного устарели с нашими музыкальными предпочтениями, но тут уж ничего не поделаешь! Я не буду менять свои любимые пластинки на что-то остроактуальное только для того, чтобы идти в ногу со временем. Да, я неравнодушен к старому шугейзу, но тогда я был моложе и всему придавалось больше значения, чем сейчас. Разумеется, я ностальгирую по тем временам!

— У вас в некоторых местах слова крайне тяжело разобрать. Вы их топите в звуке, потому что они для вас не играют большой роли или, напротив, потому что вы не хотите их так открыто проговаривать? Вас не расстраивает то, что их неправильно понимают?

— Я стараюсь не думать об этом. Я не читаю рецензии, я стараюсь крайне отстраненно относиться к тому, что пишут в интернете. Наши песни — это очень личное, я и предположить боюсь, что там могут увидеть люди. Я даже своей семье не рассказываю, о чем пою. Это моя отдушина — да, наверное, странно, что я при этом исполняю их перед толпой. Но слушатели понимают эти песни по-своему, а я по-своему. Я могу вложить часть эмоций не в слова, а в звук. А мы же просто… Мы просто ныряем в этот звук и не оглядываемся назад.

A Place to Bury Strangers выступят в петербургском «Зале ожидания» в следующий вторник, 16 октября, а на следующий день сыграют в московском клубе «16 тонн».