Башлачев глазами современников, русский рок как миф и воспоминания Патти Смит

«Знак кровоточия. Александр Башлачев глазами современников»

Еще одна книга про Башлачева — к тому же получившая в этом году премию «Степной волк» в номинации «Книга». Последний факт можно объяснить разве что курьезным стечением обстоятельств — даже общеизвестная истовая любовь к Башлачеву Артемия Троицкого не дает ответа на вопрос, почему в таком случае статуэтку (или что там было) не дали труду Льва Наумова, во всех отношениях более информативному и корректному. В «Знаке кровоточия» применен очень понятный и рабочий прием — кумир и гений глазами других; применен он, однако, довольно извращенным образом. Во-первых, структура — сами реплики очевидцев, соратников и соплеменников в произвольном режиме перемежаются маловразумительными репликами авторов книги (о которых понятно только, что Башлачева они чтят превыше вообще всего), в которых много торжественных слов с больших букв и многоточий. Во-вторых, сам подбор этих самых «современников» — термин этот формально, конечно, корректен, но только формально; некоторые из высказывающихся в момент смерти Башлачева еще учились в школе и связаны с ним исключительно по линии так называемой «рок-поэзии» (да и то — связь эта, боюсь, есть только в голове у самих авторов); что тут делают авторы вроде Василия К. или Сергея Калугина, вообще сроду не имевшие отношения ни к чему хорошему и талантливому, понять совсем затруднительно. В-третьих, содержание собственно реплик. К сожалению, в большинстве случаев оно просто-таки чудовищно. Понятно, что о Башлачеве чрезвычайно трудно что-либо говорить и писать — неслыханная корневая мощь, заложенная в каждой его строчке, перебивает любую аналитику; в его немногочисленных интервью сказано столько важных слов, что к ним даже сложно что-нибудь добавить. Но тогда, наверное, лучше и не пытаться. Потому что попытки, с которыми можно ознакомиться в «Знаке кровоточия», в лучшем случае превращаются в разговор о себе, а в худшем (и этого, увы, больше) — в несусветную пошлость. После текстов того же Василия К. (который — буквально — в первом же предложении заявляет, что Башлачева не любит и не ценит, а дальше на три страницы рассуждает о собственном высоком предназначении) или Дианы Арбениной (которую даже цитировать стыдно), ей-богу, хочется помыть глаза. Приличными людьми по итогам четырехсот с лишним страниц выглядят разве что череповецкие коллеги-собутыльники Башлачева (которые не претендуют на то, чтобы стоять с гением бок о бок, а потому излагают все по-человечески), звукорежиссеры, Борис Гребенщиков и еще пара-тройка человек. Если задача составителей сборника была в том, чтобы показать, что рядом с Башлачевым все остальные — безвкусный шлак, у них почти получилось. Но что-то подсказывает, что задача была совсем другая.

Ольга Никитина «Биографические мифы о русских рок-поэтах»

Еще один пример хорошего начинания с дурным финалом. Когда я учился в университете и имел какие-то малообоснованные научные амбиции, у меня и самого была подобная академическая мечта — исследовать русский рок с социокультурной точки зрения: как появился и был институционализирован сам термин «русский рок»; как произошла канонизация Цоя — ну и так далее. Мечта осталась нереализованной по личным причинам — поле по-прежнему непаханое, и Ольга Никитина ровно на этом поле и работает; собственно, «Биографические мифы о русских рок-поэтах» — это превращенная в книжку диссертация на аналогичную тему. Правда, диссертация, увы, паршивая. Так часто бывает — и ссылок миллион, и Барт с Бурдье вроде бы прочитаны и процитированы, а толку все равно ноль; настолько ноль, что в какой-то момент просто бросаешь читать. Структура у работы вполне легитимная: вначале анализируется общая модель того, как биографический миф в русском роке возникает, из чего состоит и как работает; потом — конкретные примеры; но, к сожалению, на каждом этапе столько косяков, что ничего не работает. Ну, скажем, Никитина так настырно старается запаралеллить рок-миф с мифом в его архаическом, обрядовом понимании, что возникают сентенции типа: «Как призыв к духам-помощникам в процессе творимого шаманом ритуала на рок-концерте можно рассматривать обращение вокалиста к музыкантам. Например, таким призывом является произносимая Константином Кинчевым во время каждого концерта фраза: «Андрюха, давай!». Ну, скажем, в одном равноправном ряду с Майком, Цоем и Кинчевым здесь стоят братья Самойловы — и даже если оставить в скобках вопрос, насколько в принципе легитимно включать «Агату Кристи» в мифологизированный канон русского рока, совершенно очевидно, что миф про «Агату Кристи» формировался в принципиально других условиях, чем были в 80-х, распространялся совсем по другим каналам ну и так далее. Ну, скажем, когда автор исследования начинает говорить о роли прессы в формировании мифа, текст из (псевдо)научного превращается в откровенную филиппику: «Большинство рецензентов <...> обычно страдают субъективизмом оценок, их поверхностные суждения не отражают истинного положения вещей» (предполагается, видимо, что автор исследования в курсе этого истинного положения). И так далее. В общем, при всей легитимности замысла результат получился на уровне приснопамятных сборников Тверского государственного университета со статьями типа «Циклизация диска «Смысловых галлюцинаций» «Лед-9» как вариант психотренинга» — на полном серьезе такая работа была опубликована. Все-таки между исследователем и объектом исследования должна существовать некая дистанция — здесь же, судя по нарисованным Никитиной лирическим карандашным портретам «мифологических» Кинчева, Рикошета, Борзыкина и прочих, которые служат книге иллюстрациями, эта дистанция отсутствует напрочь.

Патти Смит «Просто дети»

Ну и чтобы уравновесить эту печальную картину — хорошая книга. Правда, не вполне про музыку: «Просто дети» — это не полноценные мемуары Патти Смит, а развернутая история ее сложных отношений с Робертом Мэпплторпом. Другой вопрос, что через эти отношения здесь дана почти что исчерпывающая картина Нью-Йорка конца 60-х — начала 70-х; грубо говоря, тех времен, когда Энди Уорхол уже перестал ходить в клуб Max's Kansas City, но вся его тусовка по-прежнему там обреталась. Про Патти-музыканта, какой мы ее знаем, здесь сказано совсем немного и в самом конце; в основном речь идет о временах, когда Смит — и Мэпплторп — еще только грезила о том, чтобы стать кем-то, придумывала из себя художника и поэта, вооружившись чужими текстами, картинами и биографиями, жила на скудную зарплату продавщицы книжного магазина, обреталась в клоповнике в Бруклине и в отеле «Челси» — и так далее, и так далее, и так далее. В частности, кстати, лишний раз подтверждается тезис о том, что никто никогда ничего не придумывает с нуля; и «бабушка панк-рока» стала таковой просто потому, что хотела быть Жанной Моро, Артюром Рембо и Джимом Моррисоном одновременно. Но книжка все-таки не про это, а про Любовь, Свободу и Мечту — именно так, с прописных букв; Патти, которая до сих пор остается романтической идеалисткой, не чурается больших букв и патетических обобщений — и да, по временам это выглядит комично (особенно вначале, когда фактура мало соответствует), но в конечном счете абсолютно оправданно, как оправдан сюжет, написанный ее собственной кровью, потом, слюной и мочой. Здесь масса занимательных сценок из жизни тогдашней нищей богемы — Аллен Гинзберг покупает голодной Патти сэндвич; Патти писает в стаканчики в лофте, который они снимают с Мэпплторпом, потому что ближайший туалет находится в отеле «Челси» через дорогу; Мэпплторп наряжается с иголочки и без копейки денег идет красоваться в тот самый Max's Kansas City; Мэпплторп нацепляет на себя кожаный гульфик; Дженис Джоплин переживает, что ее освистали. Здесь местами присутствует оголтелый неймдроппинг — впрочем, понятно, что каждое имя заслуживает того, чтобы написать про его обладателя отдельную книгу. Здесь, наконец, главным образом идет речь о любви — любви Патти и Роберта, любви какой-то неправдоподобно чистой и высокой, любви, которая и позволяет выжить в мире, сходящем с ума, и победить его. Патти пишет о Мэпплторпе так, что даже самые неприглядные в пересказе эпизоды (например, когда он занимается мужской проституцией ради денег) начинают выглядеть нечеловечески трогательно. Название тут и правда точное — наив этой книги кажется осознанным, намеренным и правдоподобным; Патти и Мэпплторп всю дорогу ведут себя как дети, не ведающие греха, как дети, которым и уготовано царствие небесное.