Участники русских групп о том, как любовь влияет на музыку и наоборот

Motorama

Ирина Паршина: Нас с Владом познакомили друзья на каком-то концерте. Я тогда вообще была очень далека от всех музыкальных дел, в клубы не ходила, но меня позвали подружки — я и пошла. Там был Влад, мы познакомились, потом оказалось, что мы в одном университете учимся, ну и у нас начали складываться отношения.

Влад Паршин: Состав Motorama постоянно менялся, в какой-то момент ушел басист — а у меня была лишняя бас-гитара, и я решил предложить попробовать Ире. У нее опыта никакого в этом смысле не было, но она хорошо играет на пианино, то есть какой-то слух к музыке есть. И на том уровне, который в тот момент был необходим группе, она научилась играть быстро.

Ирина: В том, что мы еще и вместе, есть плюс — например, если происходят какие-то гастроли, то вопросов не возникает: просто собираемся и едем. Но я не думаю, что музыка как-то особенно влияет на отношения, — и вряд ли что-то изменится, если я перестану играть в Motorama.

Влад: Ира, на самом деле, до того как играла в группе, много внимания уделяла коллективу, не будучи его участником. Приходила на репетиции, ни одного концерта не пропускала, ходила в футболке Motorama. Влияют ли отношения на тексты? Сложно сказать. Я себя с героями песен, даже если он имеется, не ассоциирую. Для меня они все совершенно про других людей.

Ирина: За все время существования группы Motorama Влад ни разу не пришел ко мне и не сказал: «Ира, я написал тебе песню». Но я этому даже рада, для меня это было бы слишком романтично.

Влад: Да, излишне сахарно и сладко.

Ирина: Я не ревную Влада к поклонницам, я им горжусь. Если девчонкам нравится — ну и хорошо.

Влад: То, что мы вместе играем, даже создает помехи женским особям, мешает им как-то приблизиться. Ясно ведь видно, что в группе такая коалиция есть.

«Краснознаменная дивизия имени моей бабушки»

Яна Смирнова: Мы встретились, когда я училась в восьмом классе, а Ваня заканчивал школу, но тогда друг на друга не обратили внимания. А близко мы познакомились, когда Ваню провожали в армию. Лиза, его сестра, меня пригласила в гости к ним в Малаховку. Тогда я увидела Ваню первый раз по-настоящему. Пришла в гости, смотрю — стоит он на крыльце старого малаховского дома, высокий, красивый, похожий на трубадура. У меня было табу на него, потому что он брат моей лучшей подружки, так что и в мыслях не было с ним кокетничать, но я подумала: «Надо же, бывают ведь ребята такие! Все при нем». В кедах, в джинсах, такой милый, делает какой-то коктейль из клубники с молоком, да еще из религиозной семьи, и музыку он такую хорошую слушает. Тут еще надо рассказать,что я Лизе тогда передавала всякие диски вроде The Stone Roses, The Velvet Underground и прочего такого. И когда Ваня нашел у сестры стопку дисков, он спросил: «Ого, кто это такую музыку слушает?» Лиза отвечает: «Это моя подружка». А он: «О, это девушка мечты!» Я еще подумала, что надо искать себе мужа в таком направлении.

Иван Смирнов: С домом в Малаховке.

Яна: Но я подумала и отпустила эту тему.

Иван: А потом уже я стал Яне посылать эсэмэски. Мы полноценно познакомились по СМС фактически.

Яна: Я сначала на них не отвечала — это же было табу. А он посылал мне их с разных незнакомых номеров типа: «Здравствуй, Яна, я кактус». Я пишу: «Какой кактус, кто это?! Кактусы не отвечают на эсэмэски, они стоят на окнах и растут». Ну и когда он вернулся из армии, я в него уже влюбилась. Я была у них в гостях на Рождество, Ваня был с гитарой — и там что-то произошло такое окончательно. 

Иван Смирнов: «Дивизию» мы сделали, когда уже встречались, в 2008-м. У нас с Яной такие отношения, что мы дома почти не ссоримся. Меня ужасно удивляют люди, которые в соседних квартирах орут друг на друга, — или как девушки в университете разговаривают со своими молодыми людьми по телефону вроде: «Слышь, козлина, ты меня любишь или нет?!»

Яна Смирнова: А на репетициях многие думают, что мы друг друга ненавидим. Помню, Виталик, наш басист, приехал первый раз к нам в гости. Мы на репетициях все время при нем насмерть ругались, а в Малаховке вдруг такая идиллия семейная. Он сказал, что не знал, что мы можем так друг к другу относиться, и думал, что мы на грани разрыва.

Иван Смирнов: Когда музыканты встречаются или женаты, все твои личные проблемы переносятся в группу, а проблемы группы переносятся в семью.

Яна Смирнова: У нас в основном второе.

Иван Смирнов: Зато есть какое-то большое дело, которое вы вместе делаете. При этом Яна говорит, что, когда мы поженились, я стал гораздо спокойнее. До этого каждую репетицию мы думали: «Ну все, это последний раз. Если мы расстанемся, группа-то распадется!»

Яна Смирнова: Я помню, после нашей последней крупной ссоры перед свадьбой, которая была как раз из-за «Дивизии», Ваня мне сказал: «Ты знаешь, я подумал, а кто в группе-то петь будет?» (Смеется.)

Иван Смирнов: Еще, если вы живете вместе, то вы можете всегда вместе что-нибудь сочинять. Это у нас еще с жилплощадью связано: мы полгода живем в квартире, где соседи вокруг, а полгода — в Малаховке, где можно хоть всю ночь играть, голосить, придумывать. Яна же из-за Сони сейчас нечасто бывает на репетициях, так что мы больше делаем что-то дома. А у группы тем временем появилась своя репетиционная база, где у нас одна репетиция в неделю. Недавно я туда уехал на всю ночь — мы импровизировали несколько часов, был дикий кайф. Раньше я писал и приносил, а сейчас песни стали получаться у всех вместе. А Яна ревнует.

Яна Смирнова: Мне обидно, конечно, осознавать, что они без меня могут делать хорошие песни. А потом я прихожу, а они мне говорят: «Пой вот так и вот так, мы уже все придумали, твое дело петь!» (Смеется.) Но у них здорово получается.

Иван Смирнов: Вообще у нас в «Дивизии» уже четверо женились. Лиза с Олегом — муж и жена, оба музыканты «Дивизии».

Яна Смирнова: «Дивизия» формирует какой-то круг.

Иван Смирнов: Наш второй концерт был в ДК с металлюгами. Моя однокурсница устраивала какой-то фестиваль, мы пришли, а там такие чуваки, которые включают с ноутбука ритм-секцию и в кожаных жилетках на голое тело поют: «Наше небо, ангелы дождя, слезы черноты», все такое. И туда пришел один парень именно на нас, вообще непонятно, как он узнал, кто мы, и так далее. С тех пор он был вообще на всех наших концертах, мы стали называть его Саша Фанат. Причем зарабатывает он тем, что тестирует трубы для разных корпораций. Специалист по швам, летает по всей стране. На наш предыдущий концерт в «Б2» он приехал на одну ночь на экспрессе из Нижнего Новгорода. Так вот, он, не будь дураком, давным-давно встречается с нашей аккордеонисткой Кариной.

Glintshake

Екатерина Шилоносова: Как мы познакомились? (Смеется.) Никогда не думала, что у меня будут такое спрашивать.

Евгений Горбунов: Это передача «Пока все дома».

Екатерина: Точно, «Пока все дома»! Надо чайничек притащить.

Евгений: Дело было в Казани. У нас есть общие друзья, к которым я ездил дико угорать. Местный художник, с которым они дружат, сделал выставку, посвященную мухам. И мы познакомились на этой странной выставке. Катя играла в группе, поэтому мне стало дико интересно. А Катя говорит, что я был какой-то придурок.

Екатерина: Женя смотрел в пол и хихикал. Я подумала, что он ненормальный. Но я до этого Женю зафрендила в ЖЖ и почему-то думала, что он высокий мужчина, живущий на Дальнем Востоке, я его с пенсне все время представляла. В итоге оказалось, что он совсем другой, я очень сильно удивилась. Причем я-то его знала по Matsutake (авангардный сольный проект Горбунова. — Прим. ред.), а он приехал и поставил песни типа «Ну-ка, ну-ка, кусай головку лука!». Было весело, мне показалось, что он веселый мальчик, хоть и хамил очень много сначала. Как обычно мальчики задираются, как только познакомишься с ними.

Евгений: Потом я нашел группу Кати на MySpace и подумал: «Все, надо дружить». И мы стали хорошими друзьями. А потом как-то уже дальше пошло, там уже неинтересно. 

Екатерина: Помню, я попросила Женю сделать ремикс на песню MAKE.

Евгений: Это, наверное, и было начало совместной творческой деятельности. Но когда мы начали жить вместе, долго ничего не играли. А однажды пришли после какой-то вечеринки пьяные и давай смотреть трансляцию с «Гластонбери».

Екатерина: Только не с «Гластонбери», а с «Коачеллы». Мы в то время перлись по всякому хип-хопу и R’n’B. И тут мы сидим, шесть утра, спать ужасно хочется, а мы почему-то «Коачеллу» включили и залипли. А там играл какой-то рок. Ну и мы такие: «Как круто, надо рочину поиграть». Так и появилась группа Glintshake.

Евгений: Так никто не делает сейчас. Все играют либо какую-то невнятную шнягу, либо что-то примодненное. А мы решили просто тупо фигачить. Вообще, мы очень друг на друга влияем. Например, когда я записывал голос в альбом Stoned Boys, Катя мне сказала: «Женек, это полное говно. Это не произношение! Чего ты поешь, как ты поешь, это что такое!»

Екатерина: Женя со мной целый день спорил — мол, там есть овердрайв. А я говорила, что нет. А потом он разозлился, послушал в наушниках, снял и говорит: «Блин, там реально нет овердрайва». В общем, мы обычно так и ссоримся.

Евгений: Или Катя говорит: «Так, Женек, добавь высоких частот». Я отвечаю: «Нет, у тебя просто хреновые наушники!» — «Да это у тебя наушники говно, давай добавим частоты». — «Нет, давай не будем добавлять». — «Поставь Sonic Youth, сравни, сравни, как барабаны звучат!» Ну и так далее.

Екатерина : Зато потом мы делаем классно. Сначала оба злые сидим, а когда нравится, что получается, нормально все.

Евгений: После того как Glintshake появились, мы перестали покупать две карточки на метро. Стали покупать одну. Потому что мы с Катей все время ездим на репетиции вместе. Больше вещей в музыке мы переживаем вместе, и это полезно. Мы все время участвуем в творчестве друг друга. Я бы не сказал, что это как-то нас больше сближает, но по крайней мере так гораздо спокойнее.

Kira Lao

Кира Вайнштейн: Однажды я приехала на Пикник «Афиши» брать интервью у группы NRKTK для журнала «Ровесник». Мы там были вместе с моим предыдущим гитаристом, который как раз знал Илью очень хорошо — он даже специально ездил в Петербург на концерт группы Verba, когда они играли музыку для немого фильма «Сорок первый», потому что в этом фильме главную роль играл его прадедушка. Пикник меня, надо сказать, поразил: я никогда раньше не была на фестивалях, а тут столько народу. Ты в Москве никого не знаешь и вдруг видишь, как по полю идет Илья Зинин. Кирилл его поймал, так мы в первый раз друг друга увидели.

Илья Зинин: В силу своей промоутерской деятельности я всех знал. А Кира только приехала из Новгорода и всех боялась, так что я подвел к ней несколько музыкантов, чтобы она взяла интервью. При этом Кира, помимо прочего, была в Новгороде промоутером — и важным этапом знакомства стали гастроли нашей группы Verba: мы все жили у Киры дома и так далее. А потом Кира спонтанно переехала в Москву — и тут мы начали общаться плотнее. Вообще, все очень переплетено. Я сейчас работаю арт-директором China-Town-Café, а Кира играла на его открытии, когда я не был еще арт-директором.

Кира Вайнштейн: Илья пришел на этот концерт, когда уже концерт закончился, и встретил Артемия Троицкого, который как раз предложил ему стать арт-директором.

Илья Зинин: А гитаристом Kira Lao я стал уже через полгода после того, как мы начали жить вместе.

Кира Вайнштейн: Причина была в том, что я играла до того с другим гитаристом, и он не смог поехать на три или четыре концерта, которые у нас были запланированы. Я сидела на кухне в расстройстве, у меня вообще было, наверное, три знакомых человека в Москве, позвать было просто некого. В общем, Илья попался под горячую руку.

Илья Зинин: На самом деле, то, что мы стали играть музыку, мало повлияло на наши отношения. Просто в жизни до этого не было творческих споров, а теперь они появились.

Кира Вайнштейн: Теперь мы регулярно деремся. (Смеется.)

Илья: Если у нас какие-то творческие разногласия и конфликты возникают, они возникают на стадии репетиций. А дальше мы взяли себе за правило: у нас есть Арсений, наш саунд-продюсер, и конечное слово за ним. Чтобы не было вот этого клубка сложных личных и музыкальных взаимоотношений.

Кира: Я думаю, наши ссоры связаны с тем, что Илья меня старше почти на десять лет — и у него другой музыкальный бэкграунд. У него все основательно, от прошлого к настоящему, а у меня от настоящего к прошлому. Илья слушал очень много русского рока, независимой музыки, которая появилась, когда мне было два или три года, и я к ней только сейчас прихожу через него.

Илья: Допустим, группу The Velvet Underground Кира полюбила в этом году, а я лет пятнадцать назад.

Кира: Или еще хуже бывает — я пару месяцев назад только послушала первый раз The Doors.

Илья: А для меня это незыблемые вещи, которые я знаю с десятого класса школы, с первого курса института... Но это не разногласия, это обмен опытом.

Кира: Я думаю, я не одна такая. У меня просто родители не были меломанами, на мой вкус влияли друзья, а они ничего такого не слушали. Поэтому Илья мне на День святого Валентина дарит книжку Троицкого «Back in the USSR».

Илья Зинин: Конечно, музыка меняется оттого, что у нас есть отношения. Меняется сама Кира, и дело тут даже не столько во мне — все-таки теперь она живет в Москве, на нее свалилось очень много всего нового. В Новгороде, мне кажется, можно жить в законсервированном состоянии, в Москве это делать сложнее. Год назад Кира полюбила группу «Соломенные еноты», сейчас — The Velvet Undeground...

Кира Вайнштейн: Да не слушаю я The Velvet Underground!

Илья Зинин: Ну хорошо, Янку, например.

Кира Вайнштейн: Да, сибирский рок до меня дошел благодаря Илье и благодаря переезду. В Новгороде мне это было совсем непонятно.

Илья Зинин: Ну и потом состав музыкантов полностью поменялся, а с ним и звук.

Кира Вайнштейн: Впрочем, это тоже благодаря Илье, потому что я пришла на репетицию к группе Verba и подумала: «О, у них классный барабанщик, надо его переманить к себе!» (Смеется.)

Илья Зинин: Все это естественный процес, постоянный эксперимент, который до сих пор не пришел к какой-то законченной форме.

Кира Вайнштейн: Все, о чем я пою, — это, конечно, так или иначе какие-то зашифрованные вещи из моей личной жизни. С другой стороны, например, песня «Лес» — это точно не про меня, поэтому там не от первого лица поется. У меня не совсем все буквально, но какие-то конкретные события в моей жизни меня на песни вдохновляют.

Илья Зинин: Нет такого, что есть Кира, а есть какой-то лирический герой ее песен, это неразделимо — но, естественно, на сцене все немножечко по-другому происходит.

Кира Вайнштейн: Получается, что это разная я, но это в любом случае то, что я знаю. То, что я чувствовала.

Magnetic Poetry

Оксана Ивашинина: Мы познакомились около шести лет назад. Учились в одном универе, я на первом курсе, Дима на последнем. Мы как-то друг другу всегда нравились, но не решались познакомиться. Через три года нас по-нормальному познакомил друг. С тех пор мы не расставались. Все было как-то обычно.

Дмитрий Ивашинин: Самое романтичное здесь то, что с того момента мы вместе.

Оксана: Где-то три или четыре года назад мы начали жить вместе. Дима очень много времени проводил за компьютером, что-то записывал, и мне просто очень захотелось стать частью этого процесса. Хотя музыкального или творческого бэкграунда у меня никакого не было. Но именно от желания делать что-то вместе все и началось. Я купила себе какие-то непонятные клавиши за пять тысяч, однажды вечером набила какую-то мелодию, а Дима — раз, и песни из этого сделал. Примерно так же это сейчас и происходит, как-то случайно. Но то, что мы вместе играем музыку, очень сильно повлияло на отношения. Когда ты живешь вместе несколько лет, когда у тебя работа, на которой надо быть с девяти до шести, возникает какая-то рутина. А творчество — это очень интимный процесс. Когда ты можешь его разделить с человеком, это классно подкрепляет отношения и вообще очень сильно разнообразит жизнь.

Дмитрий: Я играл музыку раньше с ребятами, но мне не казалось, что это что-то действительно стоящее. А вот наш дуэт — это то самое.

Оксана: Дима бывает иногда очень жестким, когда у меня чего-то не получается, если я не могу нормально спеть, например. Он не может об этом как-то корректно сказать, притом что в жизни он очень вежливый и спокойный. Я иногда чувствую себя так, как будто мне вообще надо куда-то уйти, запереться и людям не показываться. Но и то — это не ссоры, это процесс. Для меня самое сложное — не обидеться, собраться и все-таки сделать так, как хочет Дима.

Дима: Мне просто кажется, что в эти моменты я правильно направляю Оксану. И в конце концов мы получаем то, что нужно.

Оксана: Но в целом у нас полная гармония. Я научилась соглашаться, когда он говорит: «Ты фигово поешь, ты фальшивишь». Относительно того, что мы поем про нас... Тут все двойственно. С одной стороны, нам довольно-таки прикольно этим всем делиться, мы даже сделали из этого какую-то нашу фишку — так-то в группах люди нечасто афишируют свои отношения. А мы наоборот: «Хей, вы думали, что мы просто делаем вместе музыку, а у нас тут еще и любовь». Не знаю, правильно это или нет, но это нас очень сильно вдохновляет. У меня часто бывает, что я пытаюсь написать текст на отвлеченную тему, но понимаю, что это вообще не про нас, вообще не о том, что это на нас непохоже. А когда я хочу написать что-нибудь о любви, само собой выходит.

Pinballsound

Ирина Богушевская: Ребята раньше играли в группе, которая называлась Stereovox.Они искали себе вокалистку, я искала группу, так мы и познакомились. Но после этого почти сразу группа развалилась. (Смеется.)

Максим Николаев: Ребятам не пошло, я был единственным, кто что-то почувствовал.

Ирина: Да там такие ребята были еще — на репетицию приезжали раз в месяц, половина пили и так далее. Так что потом мы начали играть вдвоем, хоть и искали кого-то нового. Pinballsound появились, когда уже были отношения.

Максим: Прямо перед ними, скорее. До того мы записали одну песню в студии у этого... Где все русские рокеры пишутся, «Сплин». У Большакова.

Ирина: Я вот думаю: про творчество говорят, что это откуда-то приходит, что человек проводник, ты ничего не решаешь, оно через тебя льется. Если ты один — ладно. А если два человека — и на каждого снизошло? Как все это потом собрать воедино? Это же очень сложно!

Максим: У нас началось что-то, когда жопа настала в плане музыки. Мы все переругались и вообще. Перестали придумывать песни на какое-то время и начали вместе жить. Был дикий экзистенциальный кризис, и на фоне этого все случилось. А потом и песни приплелись.

Ирина: Когда мы начали жить вместе, мы начали делать все более серьезно. До этого же мы просто периодически встречались и что-то пытались сочинять. А тут появилась возможность это делать каждый день.

Максим: В 2008-м появилась песня «Снег» — это была первая вещь, которую я сдел сам от и до на компьютере. А года через полтора меня окончательно осенило, как все должно быть. Надо сказать, что любой общий интерес совместную жизнь укрепляет очень сильно.

Ирина: Если есть творчество, это всегда хорошо. Есть две основные движущие силы в жизни человека — творчество и секс. А тут получается, что можно с одним человеком и то, и другое. (Смеется.)

Максим: Кто-то сказал, что, когда долго живешь с кем-то, половину из сказанного тебе ты просто не воспринимаешь, а половину воспринимаешь как херню полнейшую. Это немного отражается и на творчестве.

Ирина: Но в любом случае больше положительного совершенно точно.

Максим: Хотя спорим мы всегда. Предметы летают как раз обычно во время записей и репетиций, когда мы что-то придумываем. В остальное время словами обходимся. Кодовая фраза: «Что это за херня?!»

Ирина: Не думаю, что я пою про Макса. У меня все про то, что кто-то умер. Это не про нас пока что.

Максим: Мне кажется, что у Pinballsound не романтические тексты, а какие-то экзистенциальные вещи больше. Довольно сложно понять, почему нашу музыку воспринимают как некое романтическое повествование. Это скорее про Иришкины внутренние поиски.

«Весна на улице Карла Юхана»

Владимир Бузин: Я не помню, честно говоря, когда мы познакомились. Я сидел пьяный, играл на гитаре, Ира вышла на кухню. Сонная сказала: «Что это вы тут делаете, придурки?» И ушла. Это было году в 1993-м, тогда все и началось. И сколько уж пертурбаций было... Сначала играли шугейз, потом, как все шугейзеры, поняли, что проще играть на клавишах. Пошла электронная музыка. Потом она плавно перемутировала в другое, потом еще. Двадцать лет прошло. Это целая жизнь по большому счету. Тогда еще не было интернета даже, люди находили музыкантов по газете «Из рук в руки». И CD еще не было, все выпускалось на виниле. CD стоили бешеные деньги.

Ирина Трепакова: Двадцать долларов.

Владимир: На этой фотографии, которую мы для «Афиши» делали, с нами наше самое главное произведение, девочка наша. А так через «Весну» куча народа прошла. Были какие-то полулегальные концерты во всяких бомбоубежищах и подвалах, которые винтили менты. Был еще сквот у Саши Петлюры на Рождественке. Вся эта полулегальная жизнь, которой уже давным давно нет... Зато сейчас есть опредленное благополучие. Захотел купить гитару — пошел и купил, тогда такого не было. Что касается отношений, то на них музыка влияет только негативно. Потому что я фюрер, я людей заставляю работать. Семейные отношения, не семейные, как я всех артистов мучаю, Иру я мучаю так же абсолютно.

Ирина: Он врет, меня он мучает больше.

Владимир: Всегда к своей работе надо относиться профессионально. Типа, я сейчас тебе по блату сделаю скидочку — нет, скидочек не будет. Но вообще мы подеремся до обеда — а потом пообедаем.

Ирина: Тексты у нас пишет Вовка.

Владимир: Я их литературно оформляю, на самом деле.

Ирина: Он все время говорит: «Давай месседж, месседж!» Я ему что-нибудь говорю, а он потом мне, как Пушкин, что-то делает. Когда я пою, я не думаю конкретно о Вовке. Мы же христиане, мы же всех любим. Тем более бывают такие грустные тексты, не хочется думать, что конкретно о нем. Жизнь-то грустная.

Владимир: Да жизнь вообще невеселая штука. Я лежал тут в больнице с дядечкой, которого в 33 года разбил инсульт. Он уже тридцать один год как инвалид. Рука не работает, нога не работает, веселый человек. Но у нас очень интересная жизнь, потому что мы занимаемся музыкой. Другое дело, что если бы я был миллионером, жить было бы проще. Но, к сожалению, я не миллионер, и никто даже не хочет дать мне миллион. Семейный бизнес чем хорош? Всегда легко объяснить, куда ты тратишь деньги. «Куда потратил?» — «Пошел гитару купил». Нормальная жена сказала бы: «Ну м…дак!»

Ирина: Покупает гитары, когда дома жрать нечего. Сейчас как раз идет разговор — мол, я выпишу банджо и струны из Америки, а жрать будет нечего.

Владимир: Они мне на хрен по большому счету не нужны. В голодные годы я их грызть не буду. Но Ира мне не говорит: «Нет, не покупай». В совместных занятиях музыкой есть еще, конечно, тот тяжелый момент, что я ругаюсь. Матершинник я кошмарный. То есть по жизни я веселый добрый человек, но со мной тяжело работать, я с живого человека не слезу, пока не добьюсь своего. А потом работа закончилась, я сижу отдыхаю, Ира моет посуду. Мы пришли с работы, так сказать.

Ирина: Нашей дочке одиннадцать лет. Она хорошо поет, но музыкой не занимается, потому что я постоянно ей говорю: «Не занимайся искусством!»

Владимир: Если захочет, пусть, это ее личный выбор. Почему я в свое время начал заниматься музыкой? Хотелось какой-то красоты в жизни. Мир красивый, но чтобы понять его красоту, нужно что-то еще. Для этого люди и занимаются музыкой, становятся художниками и так далее.